На следующий день я успел вытащить десятка два рыбин, когда очередная треска оборвала блесну. Я решил, что это знак судьбы, не стал цеплять вторую, а поплыл в деревню. На берегу меня встретили моя новая семья и Гетен. Он сказал, что все готово, и взял плату за работу, на этот раз выбрав быстро. Дона огорчилась, что сегодня улов скромнее, и еще больше опечалилась, когда я сказал, что в ближайшие дни рыбачить не буду.

После обеда я пришел на стрельбище, чтобы опробовать арбалет. Само собой, все деревенские пацаны собрались, чтобы посмотреть, чего он стоит. С двадцати метров можно было стрелять в «яблочко». С большей дистанции надо было брать выше. Я выпустил две стрелы метров с пятидесяти и по три с сотни и полутораста, определив величину поправки на каждую дистанцию.

– Из лука намного быстрее! – насмешливо сказал одни из сыновей-близнецов Вилли.

– Конечно, быстрее, – согласился я. – Но из арбалета можно стрелять из укрытия. И пробивная сила у него больше.

– Не может быть! – не поверил парень.

– Неси доску, проверим, – предложил я.

Двое самых младших сбегали за доской толщиной сантиметров пять. Стреляли в нее с дистанции метров семьдесят, что меня устраивало. У арбалета болт тяжелее стрелы, быстрее теряет пробивную силу. Выстрелили по два раза каждый. Сын Вилли, разумеется, проделал это намного быстрее меня. Зато я всадил по болту под каждой его стрелой, чтобы было легче сравнивать, а заодно продемонстрировал меткость. Наконечники стрел вылезли с другой стороны доски сантиметров на пять, а болты – на все пятнадцать.

– Ну и что! – фыркнул сын Вилли. – Этого хватит, чтобы стрела пробила щит и кольчугу.

– Хватит, если поверх кольчуги не будет брони, – опять согласился я. – В меня стреляли из такого лука. Стрела пробила броню и кольчугу, но застряла в стеганке. А если бы успел закрыться металлическим щитом, то и броню не пробила бы.

– Разве щиты бывают цельнометаллические?! – не поверили пацаны.

– Бывают. И не только щиты. Есть такая крепкая броня, которую и мой арбалет пробьет с трудом, – рассказал я.

После испытания я зашел в кузницу, поблагодарил Йоро за работу:

– Арбалет получился на славу!

– Пусть он тебе поможет в бою! – пожелал кузнец.

– Бои в ближайшее время не предвидятся, а вот на охоту я бы сходил. Где здесь можно подстрелить оленя? – поинтересовался я.

Валлиец не стал предупреждать, какое наказание ждет меня за охоту в королевском лесу.

– На опушках леса или возле реки, когда утром на водопой придут, – ответил Йоро.

– Не подскажешь такое место? – попросил я.

– Подскажу, – согласился кузнец. – Пойдешь по дороге до речки. Называется она Беркет, в том месте не очень глубокая, по пояс всего. Потом иди вдоль берега вниз по течению. Увидишь на опушке дубовой рощи круг из больших камней. Это святилище наших предков. Там они поклонялись богам леса и воды. Дальше будет широкий плес. На другой берег рано утром, до восхода солнца, приходят косули и олени на водопой.

– Что ж, придется отменить сегодняшнюю тренировку, – решил я. – Иначе не успею дойти туда до темноты.

– Не успеешь, – согласился Йоро. – Я предупрежу мальчишек, что сегодня у них отдых.

– Почему отдых?! – возразил я. – Пусть тренируются без меня, отрабатывают вчерашние упражнения. Старшим назначаю Умфру.

Так звали моего самого лучшего ученика. Был он среднего роста, худ и коренаст. Глядел исподлобья, очень внимательно. Говорил мало и всегда по делу.

– Его отец был хорошим воином, – хмыкнув, сообщил Йоро.

Наверное, подивился тому, как быстро я определил лучшего. Люди этой эпохи верили, что не только физические, но и духовные данные обязательно передаются по наследству. Впрочем, соглашались и с тем, что в семье не без урода.

Над рекой висел толстым белым одеялом туман. Он не густой, но воды не видно. Противоположный берег пологий, туман захватил только нижнюю часть его. Там, метрах в сорока от меня, к берегу выходит из подлеска звериная тропа. Обнаружил ее вчера, когда уже темнело. Наломав еловых веток, сделал ложе, на которое постелил выцветший красный плед. На одну половину его лег, другой укрылся. Все равно ночью было холодно, сыро. Так толком и не поспал. Если бы не хотел так сильно мяса, то ушел бы в деревню. Впрочем, там тоже пришлось бы ждать до утра. Меня предупредили, что ночью ворота не открывают никому. Когда начало светать, решил больше не мучиться. Плед своим цветом мог выдать засаду, потому им нельзя было укрыться. Постелив плед под дубом, сел на него, натянул тетиву арбалета, зарядил болт. Вот еще два преимущество арбалета: долго может быть в заряженном положении и стрелять из него можно сидя.

Я не спускал глаз со звериной тропы. В лесу необычно тихо, лишь еле слышно журчание воды в реке. Животное появилось бесшумно. Раз – и на тропе, словно бы из неоткуда, появилась косуля. Она замерла на границе тумана, как бы боясь потревожить его. Это самец с рогами длиной сантиметров двадцать пять, на каждом по три отростка: одни направлен вперед, а два – вверх. Уши немного короче рогов, овальные, заостренные сверху. На морде шерсть серая, на подбородке – белая, а на теле – рыжая. Передние ноги короче, отчего спина наклонена вперед. Были в нем изящество, грациозность, из-за чего даже самец казался женственным. Недаром в русском языке косуля – женского рода. Самец пошевелил ноздрями, принюхиваясь. Не учуяв ничего подозрительного, шагнул в туман, наклонил голову к воде. Я медленно поднял арбалет. Прицелился чуть ниже хребта косули и нажал на спусковую пластину. Тетива щелкнула тихо, но косуля все равно услышала. Самец вскинул голову, заметил, наверное, летящий болт, но отпрыгнул поздно. Болт прошил его насквозь. Самца немного откинуло ударом. Он развернулся, прыгнул вперед, но передние ноги подломились. Самец тяжело встал на согнутые передние, попробовал их выпрямить – и опять упал на бок.

Поняв, что косуля ранена тяжело, далеко не уйдет, я начал стягивать берцы и штаны, чтобы перебраться через реку. Арбалет оставил под дубом. Вода холодная, но мне было пофиг. Меня прямо пёрло от охотничьего азарта. Река оказалась глубже, чем мне показалось вчера вечером, местами доходила до шеи, и обе мои рубахи промокли. Я не замечал этого, смотрел, как косуля, собрав последние силы, пошатываясь, исчезает в кустах. Нашел ее на тропинке метрах в двадцати от реки. Из раны текла алая кровь, делая темной рыжую шерсть на боку и рыжевато-белую на животе. Я толкнул косулю ногой в крестец, в том месте, где торчал клок зимней шерсти, более длинной и темной. Тело еще теплое, но жизни в нем уже нет. Я взял косулю за задние ноги над парами верхних роговых отростков и потащил волоком к реке. На берегу оставил тушу, начал искать болт. С этой стороны реки не совсем было понятно, куда он улетел. Я нашел мокрые следы, где упала после первого прыжка косуля, прошелся к реке, где она пила воду, провел мысленно линию от дуба к тому месту и дальше до склона. Болта там не было. Несколько раз прочесал там местность. Уже собирался плюнуть на него, когда наступил босой ногой. Болт был покрыт кровью, которая липла к подошве. Я отмыл его в реке. Взвалив тушу на плечи, переправился на противоположный. Возле дуба выкрутил обе рубашки, шелковую и шерстяную, надел две пары штанов и обулся.

Дорога назад показалась раза в два длиннее. Косуля весила килограмм тридцать. Нес ее на плечах, поверх накинутого на них пледа, закинув ноги себе на грудь и придерживая их руками. А заодно и арбалет, который свисал на грудь на кожаном ремне, прикрепленном на манер ружейного к ложу. Первые метров двести косуля кажется легкой. Потом начинаешь постепенно сгибаться вперед под ее тяжестью. Примерно через километр я сбрасывал ее на землю, с трудом разгибался и садился отдохнуть. Зато быстро согрелся. До деревни добирался часа два. На подходе к ней меня прихватил дождик.

Односельчане встретили меня радостными возгласами. Им наверняка достанется часть добычи. Натуральный обмен здесь поставлен на широкую ногу. Фион встретила на входе во двор. От радости она аж взвизгнула. Я повесил косулю за задние ноги к брусу, выпирающему из-под крыши сарая. Рогами самец доставал до земли. Дальше и без меня справятся.