— Я бы такую огулял! — заявляет Мишель.

— А какую бы ты не огулял? — язвлю я.

— Вон ту! — Мишель указывает на толстую маркитантку лет 50.

Подвернув юбки и заткнув их за пояс, она возится возле обоза с продовольствием. Ее аппетитная попа направлена на неприятеля, как смертоносное орудие.

— Да что ты понимаешь! — мне обидно за старую гвардию. — Может, как раз она умеет поднимать боевой дух лучше других! У нее опыта больше! Ты мне лучше скажи-ка, дядя, ведь недаром мы сюда приперлись? Как мы будем рандеву гусаров с баршнями наблюдать? Может быть, здесь будет какой-нибудь полковой бал?

— Если только я приглашу тебя на кадриль. Вон туда, за ручей! Придешь?

— Приду. Но не одна, а с кузнецом.

— А зачем нам кузнец? Кузнец нам не нужен!

— А раз не хочешь кузнеца, тогда займемся делом и пойдем проводить в рядах алкогольную диверсию.

Мы прибиваемся к русской егерской пехоте. Пехотинцы более сговорчивы и не отказываются от водки. Мы накрываем поляну — в самом прямом смысле. Вскоре из соседних палаток к нам подтягиваются гусары и какие-то прочие русские офицерские чины. Тут я понимаю, что очень плохо учила историю. В военном ранжире я совершенно не разбираюсь, а субординацию здесь можно понять только по исторически выверенным мундирам и прочему милитаристскому антуражу.

Солнце палит, и нам удается подпоить наши вооруженные силы очень быстро и эффективно. Одного наводящего вопроса достаточно, и пожилой фельдъегерь начинает вещать:

— Боевые подруги — наш главный стратегический запас, боевой арсенал и жизненный ресурс! Источник, так сказать, любви и вдохновенья! Что может лучше восстановить после сражения солдатские силы? Только секс! Очень бурный секс! К нему военный человек всегда готов, если только не ранен и не убит! Эх, помню молодые годы… Как пойдешь с квалерист-девахой вон туда за ручей… Он как оседлает тебя там — как породистого жеребца! Так потом готов неприятеля гнать хоть до самого городу Парижу!

Во время нашего полевого застолья ко мне прибивается молодой улан, ласково заглядывает в глаза и предлагает брудершафт. Я за рулем, но мальчика надо уважить. Я делаю вид, что пью, он хлопает добрый стакан водки. Мы целуемся. По настоящему.

Я никогда еще не целовалась с настоящим уланом на Бородинском поле! Но все в этой жизни когда-то бывает в первый раз.

Спустя час настроение в рядах совсем не воинственное. Мишель слегка подшофе бродит по будущему полю боя и снимает общие планы. На нем — белая блуза французского гвардейца. У кого он ее стырил, непонятно. Но расстегнул аж до пупа. И теперь не без удовольствия демонстрирует всем вовлеченным в маневры дамам свой загорелый мощный торс. Барышни любезно позволяют Мишелю себя фотографировать и довольно беззастенчиво его разглядывают. Признаться, полюбоваться есть чем: у Мишеля с фигурой — полный ажур! И в качестве статного гвардейца он выглядит очень органично. Уверена: в 1812 году за ручей с ним пошла бы любая!

А сейчас просто времена изменились. И «за ручей» дамы охотнее идут с менее красивыми, но более надежными.

Отсняв все необходимое, Мишель с любопытством крутится вокруг неприятельской пушки. Я гуляю вокруг под ручку с молодым уланом. Он как приклеился ко мне в момент брудершафта, так и не отходит ни на шаг.

Очень волнующе! Натуральная картина маслом: поле, поздние цветы, гусар, босая девушка (на шпильках тут не нагуляешься). Это одна из тех редких по своей красоте житейских сценок, которые порой подкидывает нам жизнь, и ради которых стоит жить. Молодой улан расходится не на шутку и норовит облобызать меня в декольте. Я уворачиваюсь, и поцелуй приходится в ключицу. Что ж, и в этом тоже что-то есть.

Заметив такие гусарские вольности, подвыпивший Мишель в сердцах за что-то дергает — и внезапно пушка дает оглушительный залп. К счастью, рядом никого нет. Но Гошик был прав: окажись он тут, Мишель пальнул бы именно в него.

Я решаю увести своего неуравновешенного фотокорреспондента подальше от боевых орудий. Улану приходится дать отставку.

Я нежно протираю разгоряченное лицо Мишеля кубиком льда из призовой сумки-холодильника, и мой напарник слегка добреет.

— Слушай, дорогой, — ласково обращаюсь я к нему, — может, теперь пойдем навестим генералитет?

— До Кутузова хочешь докопаться?

— Нет, до Наполеона. Всю жизнь мечтала познакомиться лично! Сколько славного народу мужского пола испортил комплекс его имени!

— Смотри, как бы он не угнал твой «Вог»! Маленькие любят все большое.

Смешно, но Мишель оказывается прав! Первым делом после знакомства Наполеон просит разрешения осмотреть наш «Рейнджровер», заявив, что это машина его мечты.

Я хихикаю. Мишель пожимает плечами. Все логично. Наполеон маленький, но амбициозный.

Все-таки мы молодцы! Подготовились на славу: у нас еще полный багажник шампанского, пива и закусок. Все напитки — ледяные, спасибо сумке-холодильнику от пивоварни «Корона»! На жаре от такого искушения устоять не может никто. Даже сам Наполеон.

Следующий фуршет на траве мы посвящаем французскому полководцу и его ближайшему окружению. Стелим гвардейский мундир на лужайке у ручья и приглашаем на шампанское Наполеона и его адъютантов.

Закуску в виде гигантских и пачкающихся сэндвичей с семгой, грудинкой, плавленым сыром, огурцами, помидорами, кетчупом и майонезом мы таскаем прямо из распахнутого багажника «моего» джипа. Этих монстров я сооружаю собственноручно — пытаюсь прочувствовать мироощущение маркитантки, воюющей при помощи походной кухни. Зато, благодаря моей бурной деятельности, теперь все неприятельские генералы с ног до головы в майонезе и кетчупе. По-моему, я заслуживаю боевую награду!

— Пусть эти пятна останутся самыми страшными ранениями, когда-либо нанесенными нам женской рукой! — высокопарно извиняет меня Бонапарт.

Французы хвастаются, что стирают исподнее в ручье ниже по течению — занимает шесть секунд и не требует никакого «Персила».

Тем временем палящее весь день солнце клонится к закату, и вечер начинает быть томным. Уже тянет дымком от походных костров, а неподалеку улан Ее Величества варит в походном котелке солдатскую кашу.

— У каждого Наполеона должна быть своя Жозефина, — философствует наш венценосный собутыльник. Мы уже знаем, что на самом деле он доктор исторических наук из Питера. — Исход любого мужского противостояния всегда в нежных женских руках. И чем нежнее эти руки, тем сильнее ваш мужчина.

Мне почему-то становится очень хорошо. Хотя шампанского я принимаю ровно один бокал — вернее, пластиковый стакан — в надежде, что до отъезда он из меня выветрится. Я законопослушна, да и за «Рейнджровер» отвечаю головой. Но драйва во мне — на целый ящик гуарского напитка! Боюсь, что в столь куртуазной атмосфере окажусь готова гусарить хоть до самого утра. Я вольготно возлежу прямо на земле, на галантно предложенном мне генеральском плаще, и любуюсь закатом. Прямо как князь Андрей — небом Аустерлица.

И в этот живописный момент прямо на поле брани въезжает… машина моего мужа и из нее появляется Стас собственной персоной! Очевидно, супруга все же одолело любопыство, в качестве кого я могла быть мобилизована на Бородинскую битву? И он решил своими глазами увидеть мою историческую роль в легендарном сражении.

Стас приближается к месту нашего пикника и в гробовом молчании уставляется на происходящее. Некоторое время длится немая сцена. Наконец, видимо, оценив по достоинству диспозицию сил и дислокацию противника, мой супруг сквозь зубы резюмирует:

— Что ж, размах вечеринки — поистине наполеоновский! Наполеоновские запасы спиртного в багажнике наполеоновского же размера. И даже сам Наполеон. Бон суар, месье, простите, что нарушил идиллию! — Стас зачем-то берет под козырек.

Затем отзывает меня в сторону и зло шипит:

— Ты совсем чокнулась! Ты водишь автобус с продовольствием для солдат, — муж презрительно тыкает в джип моей мечты. — Впрочем, все правильно: в маркитантском обозе с потными вояками — твое самое место! Позор: моя жена лежит здесь в грязи, среди какой-то швали…