Готова Снегурочка!
Подбежали к окну, в стекло стукнули, спрашивают:
— Мама, хороша наша Снегурочка?
Мама отвечает из форточки:
— Хороша. Только у вас руки зазябли, идите погрейтесь.
Дети засмеялись. Но мама зовет, надо идти.
— Я как же Снегурочка? — спросил Шурка.
— А ей еще рано, — сказала Нюрка, — она еще постоит, подумает. Мы придем к ней вечером, позовем ее, поиграем с нею.
Побежали дети домой. Говорили маме:
— Мама, сегодня вечером у тебя будет новая дочка Снегурочка.
Смеялась мама, Анна Ивановна. Улыбался папа, Николай Алексеевич: в сочельник он не ходил в гимназию; он сидел дома и читал последнюю книжку «Русского богатства».
VI
Свечерело и вызвездило. Дети опять убежали в сад. Снегурочка стояла. Улыбалась. Ждала их.
Дети подошли к ней тихо.
— Надо ее позвать! — сказал Шурочка.
Помолчали. Вдруг стали робкими.
— Поцелуй ее! — сказал Шурочка.
— Сначала ты, — сказала Нюрочка.
Шурка посмотрел на сестру сердито. Сказал:
— Вообразила, что я боюсь. А нисколечки.
Подошел к Снегурочке и поцеловал ее прямо в бледные, красивые губы.
Оттого ли, что это был сочельник, ночь святая и таинственная, — оттого ли, что крепко верили дети в то, что они сами придумали, — оттого ли, что чародейная сказка обвеяла тихий сад тайными очарованиями и влила в излепленный детскими руками мягкий и нежный снег непреклонную волю к жизни, творимой по творческой свободной и радостной воле, — но вот небывалое совершилось, исполнилось детское неразумное желание, — ожила белая Снегурочка и ответила Шурке нежным, хотя и очень холодным поцелуем.
Тихо сказал Шурка:
— Здравствуй, Снегурочка.
Ответила Снегурочка:
— Здравствуй.
Пошевелила тоненькими плечиками, вздохнула легонечко и сама подошла к Нюрке. И Нюрочка поцеловала ее прямо в губы.
— О, какая ты холодная! — сказала Нюрочка.
Снегурочка тихо улыбалась. Сказала:
— На то же я и Снегурка.
Шурочка спросил:
— Хочешь с нами играть, Снегурочка?
Снегурочка сказала спокойно:
— Ладно, давайте играть.
И побежали все трое по дорожкам сада. Играли долго. И всем трем было весело, как никогда раньше.
VII
Накрыли на стол вечером, — пить чай. Дети заигрались в саду. Мама позвала их, — не шли. Только веселые слышались в саду голоса. Тогда Николай Алексеевич сказал:
— Пойду-ка я сам, возьму да и приведу их.
— Надень пальто, — сказала Анна Ивановна.
— Ну, я в одну минуту, — сказал Николай Алексеевич, — разве только шарф.
Укутал шею шарфом, надел теплую меховую шапку, всунул ноги в глубокие калоши и вышел в сад. С крыльца крикнул:
— Ребятишки, где вы? Чай пить, живо!
С веселым смехом бежали дети по дорожке. Разбежались, промахали мимо, и было их трое.
Николай Алексеевич сошел в сад. Крикнул:
— Дети, это вы с кем играете?
Дети повернули обратно; подбежали к нему. Николай Алексеевич увидел прелестную маленькую девочку, беленькую, с легким румянцем на щеках, — и удивился ее легкому, не по сезону костюму: юбочка легонькая и коротенькая, башмаки легкие, чулочки коротенькие, коленочки голенькие.
Николай Алексеевич спросил:
— Откуда эта девочка? Дети, ведите ее скорее домой, вы ее совсем заморозите.
Дети, перебивая друг друга, звонкими радостными голосами кричали:
— Это — Снегурочка.
— Это — наша Снегурочка, папа.
— Наша сестреночка.
— Мы ее сами сделали.
— Из снега.
— Из самого чистого снега.
— Она будет играть с нами.
— Всю зиму!
— А весной уйдет на высокую гору!
Николай Алексеевич слушал их с недоумением и досадою. Ворчал:
— Глупые фантазии.
Сказал:
— Ну, живо в комнаты. Ты совсем озябла, малюточка? Да ты откуда?
Белая девочка сказала:
— Я — Снегурка. Я из снега.
Нетерпеливо сказал Николай Алексеевич:
— Пойдемте же греться.
Взял Снегурочку за руку.
— Совсем заморозили вашу гостью, — говорил он, — и откуда вы ее взяли? Руки у нее, как лед.
Повел Снегурочку.
Тихо сказала Снегурочка, упираясь:
— Мне туда нельзя.
И дети кричали:
— Папа, оставь ее здесь.
— Она переночует в беседке.
— В комнате она растает.
Но Николай Алексеевич не слушал детей. Он взял холодную Снегурочку на руки и внес в комнаты.
VIII
— Смотри-ка сюда, Нюточка! — крикнул Николай Алексеевич жене, входя в столовую, — какая-то девочка в одном платьице. Наши сорванцы совсем ее заморозили.
Анна Ивановна воскликнула:
— Боже мой! Девочка! Вся холодная. Скорее к камину.
Дети в ужасе кричали:
— Мамочка! Папочка! Что вы делаете! Снегурочка растает! Это — наша Снегурочка.
Но взрослые всегда воображают, что они все знают лучше. Посадили Снегурочку в широкое мягкое кресло перед камином, где весело и жарко пылали дрова.
Николай Алексеевич спрашивал:
— У нас есть гусиное сало?
— Нет, — сказала Анна Ивановна.
— Я схожу в аптеку, — сказал Николай Алексеевич, — надо потереть ей нос и уши, они совсем побелели от мороза. А ты, Нюточка, закутай ее пока потеплее.
Ушел. Анна Ивановна отправилась в свою спальню за теплым чем-нибудь, — закутать Снегурочку.
Шурка и Нюрка стояли, и растерянно глядели на Снегурочку. А Снегурочка?
Что ж, Снегурочке понравилось. Она сидела на кресле, глядела в огонь, и улыбалась, и таяла.
Нюрка кричала:
— Снегурочка, Снегурочка! Спрыгни с кресла, мы отворим тебе двери, беги скорее на мороз!
Тихонько говорила Снегурочка:
— Я таю. Уже не могу я уйти отсюда, я вся истаяла, я умираю.
Текли потоки воды по полу. В глубоком кресле, быстро тая, оседала маленьким снежным комочком белая, нежная Снегурочка. И где ее ручки? Растаяли. И где ее ножки? Растаяли. — Слабый еще раз раздался нежный голос:
— Я умираю!
И уже только груда тающего снега лежала на кресле.
IX
Заплакали ребятишки, — громкий подняли вой. Пришла Анна Ивановна с теплым одеялом. Спросила:
— Где же девочка?
Плача говорили дети:
— Растаяла наша Снегурочка.
Вернулся Николай Алексеевич с гусиным салом. Спросил:
— Где же девочка?
Плача говорили дети:
— Растаяла.
Сердито говорил Николай Алексеевич:
— Зачем вы ее отпустили!
Уверяли дети:
— Она сама растаяла.
Большие и малые смотрели на остатки талого снега и на потоки воды, и не понимали друг друга, и упрекали друг друга:
— Зачем посадил к огню Снегурочку?
— Зачем отпустили девочку, не согревши?
— Злой папа, погубил нашу Снегурочку!
— Глупые дети, что вы говорите нелепые сказки!
— Растаяла Снегурочка!
— Снегу-то сколько натащили!
Плакали маленькие, а большие то сердились, то смеялись.
И не было Снегурочки.
Книга стремлений
Белая березка
I
— Миленькая моя! Беленькая моя!
На белую березку залюбовался, сидит на скамеечке в своем саду, шепчет, — сам маленький, тоненький, бледный мальчик-подросток. В светлой коломянковой блузе.
Слегка согнулся. Руки чуть-чуть загорелые, на колени положил, — и лежат они, дремлют.
Подошла сзади тихохонько девочка, и вдруг засмеялась, звонко так, — на румяном лице смех разливается, и в карих глазах нет ничего иного, кроме того, что на лице. Присела на скамейке рядом с братом, сказала:
— На березку смотрит, сам о Любочке сладко мечтает. Дурак ты, Сережка! У неё — жених.
Сережа смотрел на сестру с выражением неопределенным и смутным, — словно прислушивался к тому, что она говорит, и не совсем понимал её слова. Вздохнул. Протянул тихонько:
— Придумала тоже! Что мне Любка твоя! Очень мне интересно! Приблизительно в три раза красивее самой грациозной из болотных жаб.
