- Разрешите, говорит, рядом присесть?
- Пожалуйста.
- А вас, гражданочка, случайно ни Евгенией Михайловной зовут? Вот как? Очень приятно. У меня к вам небольшой разговор есть. Женя лихорадочно соображала, звать ли ей на помощь или самой банкой сгущенки старика по темени двинуть. А тот говорит:
- У меня к вам письмецо имеется, - и протягивает конверт. Развернув вчетверо сложенный лист, Евгения прочла: " Мамочка! Не волнуйся за меня. Я живу у друзей. Нашелся мой дед - отец папы - Остап. У Максима тоже все в порядке. Я очень скучаю, но не могу писать ничего больше. Так надо ради меня и ради тебя. Я обязательно вернусь. Ты жди, но никому не говори не слова. Это очень важно. Пожалуйста, не грусти, я тебя очень, очень люблю. И все обязательно будет хорошо. Успокой как-нибудь бабушек. Креако целую. Виктория". У Евгении что-то стиснуло в груди и закружилась голова. - Ну-ну, Евгения Михайловна, у вас сегодня праздник самый большой, думаю за последние 10 месяцев. Радуйтесь. Только все держите в себе. Помните, каждое ваше неосторожное слово может стоить жизни вам или вашим близким... И, конечно, Леонид не о чем не должен знать... Афганцы здесь не причем. Но пусть следствие поплутает в ложных направлениях, это нам на руку. - Мужчина взял из рук Евгении письмо и, чиркнув зажигалкой, поджег его. - Вот и все. Так договаривались? Улыбнитесь, голубушка! Вы и представить себе не можете, как не просто был путь к этой вашей улыбке...
... В тот же день, когда у московского скверика веселый незнакомец беседовал с Евгенией Шорниковой в доме Брауна раздался нетерпеливый телефонный звонок. Мужской голос на английском и французском языке просил к телефону Викторию Козловскую. Взявший трубку Остин, осведомился, с кем имеет честь беседовать. Секретарь принца Бейлима Аль дали Шаха представился с восточной церемонностью.
- Сообщите, пожалуйста, господину Бейлиму, что Виктория отбыла на родину и передайте самый горячий привет. Бейлим, следящий за выражением лица секретаря, понял, что разговор с Викторией не состоится. "Значит она уже дома" - он поймал себя на том, что думает о Виктории по-русски и все еще называет про себя Россию "домом". Еще в январе, спецслужба Эмира представила донесение, котором сообщалось о смерти Алексея Козловского и тяжелой болезни его супруги. Бейлим не знал, что все это было известно здесь уже давно, но лишь в январе, оценив степень "вживания" мальчика в новую среду и привязанности его к настоящему отцу, советники Эмира решили порвать все связи с его прошлым. След Виктории затерялся и они были лишены желанной возможности доложить наследнику о гибели "сестры". Зато вести о семье Козловских вполне соответствовали необходимому сценарию: никакой фактической привязанности к прошлой жизни у Бейлима не оставалось. В качестве доказательства наследнику были представлены фотографии надгробья в солнечногорском кладбище, где рядом с полковником Дороговым покоился Алексей Козловский. А однажды Хосейн проводил сына в фамильную усыпальницу, в стену которой была вделана урна в рамке из яркой бирюзы. А над ней коротко и четко, русскими буквами написано "Светлана" - тоже бирюзовыми камешками. Они постояли в тишине, сложив ладони и прошептав молитву. После чего Бейлим, вслед за отцом поклонился новому захоронению. Только сейчас он понял, что читал Пушкина там, на солнечногорском кладбище, над могилой своей матери - смешливой и веселой "тети Ланки". А в газете "Солнечногорская правда" еще долго муссировалась мрачная кладбищенская история - неизвестные похитили прах погибшей более десяти лет назад и уже мало кому памятной С. Кончухиной. 14 "Вот и отлично. Пусть теперь ищут Викторию в России", - думал довольный Браун. Этот звонок доказывал, что арабы потеряли след, не выведав ничего о подмене. Значит, пока хитрый ход оправдывал себя. Единственным скептиком, из посвященных в тайну, оставался Шнайдер. Остин догадывался, что преданный друг Антонии, переживал нечто сходное с состоянием Алисы - он не хотел впускать "дублершу" в свое сердце. После сделанного Артуром репортажа
о
затворничестве выздоравливающей Антонии Браун на Остров началось паломничество: журналисты спешили заполучить интересный материал, представители рекламных агентств - заключить контракты на следующий сезон. Службы Брауна, укрепленные охраной и оборонительная тактика Артура с трудом сдерживали натиск. Сообразив, что официальные визиты в убежище Антонии исключены, наиболее пронырливые репортеры пытались проникнуть на Остров самостоятельно. Кое-кому даже удалось заснять плавающую или скачущую на лошади девушку и дать заметки с интригующим текстом: "В затворничестве Антонии скрывается какая-то тайна." Затем строились самые разнообразные предположения, способные объяснить уединение физически абсолютно здоровой звезды. Артур ответил на эти нападки новым роликом, в котором рассказывал о том, что Антония посвящает свое время литературе, пению и спорту, освоив верховую езду и развив вокальные дарования, отмеченные еще в пятнадцатилетнем возрасте на конкурсе в Сан-Франциско. Действительно, Остин приятно удивился, заслышав из гостиной, где стояло прекрасное фортепиано, робкие трели. Алиса давно не садилась к инструменту, к тому же игра была далеко не профессиональной. Пойманная с поличным, Вика торопливо захлопнула крышку. Но Остин и подошедшая Алиса уговорили-таки ее сыграть весь небольшой репертуар, подобранный на слух с Катиной подачи. Никого не смущало звучание в доме русской речи - ведь Антония прекрасно говорила на этом языке, правда с французским акцентом. Но кто же из домой челяди мог определить особенности произношения чужого языка? Виктория спела несколько арий из оперетт, парадируя специфическое исполнение, а потом любимую Катину "Журчат ручьи..." - песенку из кинофильма "Весна". Браун пригласил настройщика и поручил Алисе немного заняться музыкой с девушкой. Она иронично и грустно посмотрела на него, определив свое отношение к нелепой затее, но пообещала попробовать. Сидя у себя в кабинете и прислушиваясь к женским голосам в гостиной, сопровождающими звуками фортепиано, Остин думал о том, как приятно быть обыкновенным обывателем, заботясь о своей семье, конюшне и садике, слышать стрекот газонокосилки, давать поручения по дому мадам Лани и досадовать на шум в соседней комнате. Господи, до чего же хорошо! Он не успел насладиться и пятью минутам идиллии, как в кабинет ворвался Шнайдер с сообщением, что на пляже изловлен очередной посягатель на частные владения Браунов, по-видимому, репортер, выдающий себя за друга семьи.
- Распорядитесь, Артур, что бы его доставили ко мне, - попросил Остин и через пять минут после криков и возни за дверью в комнате появился, сдерживаемый охранником за выкрученные руки, долговязый парень.
- Дядя Остин, они разбили мои очки! - крикнул с порога, пытаясь освободиться от стражи, Жан-Поль. Его глаза близоруко щурились, а щеки пылали румянцем негодования. Но вдруг он замер, пытаясь изобразить галантный поклон - в комнате появились привлеченные шумом женщины. Алиса не могла удержать смех при виде пытающегося оправдаться охранника. Виктория же оторопела - еще никогда и никто не смотрел на нее так, как этот стремительно бледнеющий парень. Долгий - долгий взгляд - целый сюжет, если его разложить на отдельные составляющие. В начале - удивление, про которое говорят: словно громом пораженный. Потом бурная радость, от которой кричат и вопят во все горло. И, наконец, благоговением тихого восторга. Именно так, оказывается, выглядит любовь...
- Тони, ты изменилась... - сказал он потом, когда они остались вдвоем. - Я видел снятый здесь сюжет... Вообще-то я абсолютный профан в моде, особенно в высокой, но теперь стал следить... Вернее... - Жан-Поль, чувствующий себя без очков абсолютно незащищенным, прятал глаза, стараясь избегать прямых взглядов. - Просто мне приятно, что моя детская подружка, почти кузина, выросла в Символ. Да-да все так и вопят, захлебываются "Символ чарующей женственности!"
