Кружевце.

Я так рада, сегодня съемки не было. И мне Мозер ужасно надоел. Так пристает, так пристает! Другая, конечно, воспользовалась бы этим, чтобы сделать карьеру. Но я не могу. Я не знаю, поймете ли вы меня, милая: для меня искусство — это выше всего. Искусство — святое. Вот такая, как Пиа Мора, которая из рук в руки переходит, может там с Мозером на автомобиле кататься. А я не могу. Меня ничего в жизни не интересует, кроме искусства. Ничего. Но как я устаю! У меня самая ответственная роль, весь фильм держится на мне. Представляю, какое мне будет наслажденье все это потом увидеть на экране. Господи, да что с вами, миленькая, что такое? Ольга Павловна! Что вы плачете, что случилось, Ольга Павловна?

Не обращайте вниманья… Это ничего… Это сейчас пройдет… (Она плачет, вытирая глаза пальцами, по-детски.)

Да в чем дело? Какие-нибудь неприятности? Скажите же, миленькая.

Дайте мне платочек.

Он не совсем чистый. Я вам дам другой.

Ничего, ничего… Ну вот, прошло… Я просто дурно спала.

Хотите, я сбегаю за какими-нибудь каплями?.. Ах, подождите, у меня тут есть валерьянка.

Не надо. Спасибо, Марианна Сергеевна. Правда, не надо. Все уже прошло.

Ах, вы опять плачете. Как это нехорошо. Вот. Выпейте. Медленно. Теперь сидите спокойно. О чем-нибудь поговорим.

О чем-нибудь поговорим. (Сморкается и смеется.)

Вот. Я вас давно хотела спросить. Чем, собственно говоря, занимается Алексей Матвеевич?

Я точно не знаю. (Смеется.)Ваш платочек совсем промок, смотрите. У него всякие коммерческие дела.

Вам, может быть, будет неприятно: вы как-никак с ним остались, кажется, в дружеских отношениях, но я все-таки хочу вас спросить… Он не большевик?

Вы очень не любите большевиков, Марианна Сергеевна?

Я их презираю. Искусство выше политики… Но они унижают искусство, они жгут чудные русские усадьбы. Ольга Павловна, неужели ваш муж?..

Меня его личная жизнь не касается. Я ничего не хочу знать.

(Живо.)И он вам вообще ничего — ничего — не говорит?

Ничего.

А-а. (Короткая пауза.)А у меня есть очень сильные подозрения. Представьте себе, Ошивенский рассказывает, что он третьего дня видел Алексея Матвеевича сидящим в кафе с известным чекистом из полпредства. Они очень дружески беседовали. Ошивенский и Евгения Васильевна страшно возмущены.

Они как раз собирались ко мне сегодня. Мне эта дама не особенно нравится, не знаю, зачем она ко мне ходит. А он — славный старик, и очень его жалко.

Но все-таки это ужасно, если это правда.

У вас, кажется, в вашей фильме показывают большевиков?

Ах, это замечательный фильм! Сейчас еще, конечно, трудно говорить о фабуле, так как, знаете, снимают по кусочкам. Я точно знаю только свою собственную роль. Но сюжет, в общем, из русской революции. Ну и, конечно, с этим сплетается любовная интрига. Очень, кажется, захватывающе, шпанненд. [3]Героя играет Харри Джой. Он — душка.

Стук в дверь. Входит Кузнецов.

Ты, Оля, все еще в этой комнате…

Ах, Алексей Матвеевич, мне только приятно —

Как ты скоро вернулся!

Да. (К Марианне.)А вы, матушка, должны меня научить танцевать.

Можно? Хотите сейчас?

(Оживилась, лицо ясное.)Что с тобой, Алеша? Ты так весел!

Я сейчас попрошу у хозяйки граммофон. (Выбегает.)

Оля, дело вышло. Я получаю даже больше, чем ожидал. Через десять дней я поеду обратно.

Но ты будешь осторожен, да?

При чем тут осторожность? Я говорю о монете.

Я этот раз особенно боюсь. Но я рада за тебя. Я, правда, очень рада.

Вот и хорошо.

Вбегает обратно Марианна.

Хозяйка сегодня не в духах: говорит, что граммофон испорчен.

Ну, ничего, в другой раз.

Я сказала горничной подать кофе. Она тоже, кажется, не в духах.

Стук в дверь, голос горничной: Besuch für Frau Kuznetsoff [4] .

Фюр мих? [5] (Выходит.)

Ну, целуй меня. Скорей!

Нет, уж пожалуйста, не торопите меня.

Почему «вы»? Почему всегда «вы»? Когда ты научишься говорить мне «ты»? Ты поцеловать меня не хочешь? Алек!

Отчего же, можно…

Нет, теперь я не хочу.