— Что? Надежды Оскара погибли, деньги пропали. Разве этого мало?

— Ему заплатят компенсацию. Синьор Бриджмен может изменить планы строительства — пусть строит на оставшейся земле, и он ничего не проиграет.

— Но теперь он не может построить там роскошные виллы для пожилых людей. Кто же захочет жить у самой дороги?

— А почему он не проверил все перед тем, как покупать землю?

— Он уже знает латинскую пословицу об осторожности, но, наверное, ее бы не существовало, если бы многие покупатели не оказывались жертвами… — Клер чуть было не сказала «недобросовестных продавцов», но быстро заменила фразу на — собственной торопливости. Думаю, этих людей надо защищать от самих себя, вместо того чтобы отказывать несчастным даже в совете! — заключила она весьма эмоционально.

— Предполагается, что именно я отказал Бриджмену в совете? — поинтересовался Тарквин. — Помнится, я сказал, что ему надо обратиться к адвокату.

— Он ему не доверяет.

— Жаль. Значит, надо нанять другого. А как его зовут? — Услышав имя, Тарквин кивнул. — Я его знаю. И кстати, я все-таки дал Бриджмену совет.

— Помню. И теперь вы не можете сказать ничего кроме — «я предупреждал»? Я разочарована, — заявила Клер, глядя прямо ему в глаза.

— Удивлен, что Бриджмен нашел себе такого страстного защитника, когда сам так слаб в делах, — парировал Тарквин.

— Но Оскар не посылал меня к вам. Я завела этот разговор по своей инициативе, — с жаром возразила Клер.

— И чего вы ожидали? Что я посоветую, как Бриджмену избавиться от этой земли?

— Я не ждала помощи. Но симпатии, может быть, доброго совета, понимания и доброты, которые вы проявили ко мне, когда я попала в беду — между прочим, тоже по своей вине.

— У меня нет советов — все они опоздали, и я был бы удивлен, если бы Бриджмен поблагодарил меня за выражение симпатии, — бросил Тарквин. — И не надо проводить никаких параллелей. Вы оказались жертвой обстоятельств, которые не могли предусмотреть, именно поэтому я помог вам, а Бриджмен виноват во всем сам и только сам.

— А еще я девушка, а к вам приезжала Эйрин, которой нужна была компаньонка, — без всякого выражения добавила Клер.

— Да, вы — девушка, которая попала в беду, и к тому же мне показалось, что мы можем оказаться полезны друг другу. Это верно. Но была еще одна причина.

— Другая?

— Если бы вы подумали над этим, то поняли бы, о чем я говорю, — бросил он. — А теперь прошу меня извинить — мне надо подняться к маме.

Клер ломала голову над тем, что хотел сказать Тарквин, но единственный ответ, который приходил ей в голову, был слишком приятным, чтобы оказаться правдой. Неужели Роскуро действительно имел в виду, что она понравилась ему и он не хотел отпускать се?.. Нет, невозможно — мечты, мечты!

Узнав о том, что случилось с Оскаром, Эйрин не стала молчать. Клер пыталась убедить ее, что неприлично обвинять Джузеппе Фьорре, не имея доказательств, но ни у Фрэнка, ни у Эйрин сомнений не было, а потому юная англичанка готова была возмущаться обманом направо и налево.

Однажды вечером, когда вся семья собралась за столом, Эйрин ни с того ни с сего заявила:

— Не думала я, что здесь всем будет все равно, что с Оскаром Бриджменом случилась беда. Учитывая, что Оскар и Фрэнк друзья Клер и мои, а их обманули ваши друзья… — Тут, похоже, ее оставило мужество и она замолчала, опустив голову.

Сначала это выступление было встречено дружным молчанием. Лючио и Паоло, пожав плечами, преувеличенно сосредоточились на еде. Никола пробормотала: «Боже мой, милая, ты не должна…» Синьора Роскуро поправила очки, внимательно оглядела склоненную голову Эйрин и повернулась к Тарквину со словами:

— Ты должен с этим разобраться.

И Тарквин разобрался. Но не сразу. Он вытер губы салфеткой и бросил ее на стол, как будто дожидался, что Эйрин первой нарушит тягостное молчание. Так и получилось. Девочка подняла голову, оглядела сидящих за столом и все-таки продолжила, обращаясь к Тарквину:

— Но это же правда. Клер говорит, что просила вас сделать что-нибудь для Оскара, она вам все рассказала, а вы делаете вид, что ничего не случилось.

— И что она мне рассказывала?

— Оскар уверен, что синьор Фьорре, продавая землю, знал о планах строительства дороги. А значит, он обманул покупателя, разве нет?

— Если знал, то это некрасиво, — согласился Тарквин ледяным голосом. — Но если Бриджмен «уверен» в чем-то, не имея никаких доказательств, то его можно обвинить в клевете, как и того, кто повторяет его слова.

— Но если это правда… — возразила Эйрин.

Не обращая внимания на ее слова, Тарквин повернулся к Клер:

— Вы знали, что у Бриджмена нет доказательств, и все-таки передали его слова Эйрин?

— Я знала — верно, но Эйрин ничего не говорила.

— И мне тоже. Почему?

— Именно потому, что нет доказательств.

— Ничего она мне не говорила, — вступилась Эйрин. — Я узнала от Фрэнка.

— А он от своего дяди, который беседовал и с Клер. Только у Клер хватает ума и такта не распространять возможную ложь, — подытожил Тарквин.

— Ну, конечно, Клер лучше меня, — обиженно бросила Эйрин. — На самом деле она не хотела вас расстраивать, тем более что Джакетта Фьорре — если послушать ее саму — без пяти минут член вашей семьи! Ну, то есть, она подруга Никола, и ваша невеста, правда? Естественно, Клер не стала обвинять отца Джакетты, хотя судьба Оскара волнует ее не меньше, чем меня, но…

Тарквин не дал ей закончить:

— Точно. Тебя не сдерживают ни манеры, ни здравый смысл, не так ли? Хотя я все равно не могу понять, почему надо связывать компанию в поддержку Бриджменов с нашими личными делами. Не говоря о том, что ты тоже член нашей семьи и гость в нашем доме, и должна бы иметь не меньше такта, тем Клер. Нет?

— Да, но…

Первый раз Эйрин засомневалась, но все-таки продолжила:

— Клер добрая, милая и любит всех вас. Но мы с ней разные. Я тоже люблю вас, но не могу молчать, когда Оскара обокрали, а Фрэнка лишили работы. Теперь ему придется вернуться в Англию. Все это так скверно, что просто слов нет! — вложив в последние слова всю душу отчаявшегося ребенка, Эйрин оттолкнула стул, вскочила и вылетела из комнаты.

— Бедное дитя, она так расстроена, — пробормотала Никола. — Пойду к ней.

— Боюсь, что она не обрадуется, — предупредил Тарквин, но Никола все-таки последовала за Эйрин.

Остальные торопливо доедали десерт. Перепалка между Эйрин и Тарквином происходила по-английски, так что оба дяди с полным правом делали вид, что не совсем поняли, о чем идет речь. Тарквин быстро переговорил с матерью по-итальянски, а Клер догадалась, что ей лучше пока помолчать. Но когда обед закончился, и она спросила разрешения у синьоры выйти из-за стола, Тарквин попросил:

— Вы не подождете меня в гостиной? Я хотел побеседовать с вами перед уходом.

Ждать долго не пришлось. Тарквин начал резко:

— Вы знали, что думает Эйрин об истории с Бриджменом? Я не предполагаю, что вы поощряли ее, но она наверняка делилась с вами своими предположениями.

— Конечно, знала, — призналась Клер. — И Никола тоже. С тех пор, как Фрэнк все ей рассказал, девочка вся кипела. Естественно, она не имела права обвинять вас… Просто она страшно огорчена, что Фрэнк возвращается в Англию.

— Но ведь она сама вернется домой через месяц-другой.

— Но она будет скучать по нему. К тому же Эйрин знает, как быстро забывают друг друга курортные приятели, так что, предпочла бы, чтобы Фрэнк был пока с ней. Тем более, что в их возрасте два месяца кажутся вечностью.

— Довольно эгоистично с ее стороны, — прокомментировал Тарквин.

— В шестнадцать лет все эгоисты.

— А в двадцать один — нет? Скажите, почему вы промолчали — не хотите распространять клевету, или из-за нашей дружбы с семьей Фьорре?

— У Оскара нет доказательств, — ответила Клер, — и поэтому ни он, ни я, ни кто-либо другой не имеет права никого обвинять.