– Прекратите немедленно! – закричала она. – Вам обоим должно быть стыдно! – И, вдруг заметив кровь, сочившуюся из рассеченной губы Хосе, бросилась к нему: – Вам больно? Вы ранены?

– Со мной все в порядке, – угрюмо буркнул тот. – Сезару не следовало распускать руки в присутствии леди.

– Странно. А мне почему-то кажется, в тот момент вы меньше всего считали меня леди, – со слабой улыбкой заметила Кэтрин и краем глаза покосилась в сторону Сезара. Интересно, многое ли он успел услышать, пока стоял в патио? Лицо его было непроницаемым. – Я отправляюсь в постель, – заявила она, – но прежде, чем я уйду, можете вы мне оба пообещать, что больше не будет никаких драк?

Хосе коротко поклонился:

– Приношу мои глубочайшие извинения, Каталина, за то, что не смог сдержаться и вести себя так, как положено истинному кабальеро, но, надо признаться, вы меня разочаровали. А если вспомнить о том горе, которое причинила всем нам болезнь дедушки... – Он пожал плечами. – Доброй ночи, Сезар! Каталина, я вас провожу. – И он учтиво распахнул перед нею дверь.

На самом верху лестницы Кэтрин остановилась. От слабости у нее дрожали ноги. На душе было тяжело. Почему-то, когда она готовилась к разговору с Хосе, ей представлялось, что он примет сообщение о разрыве их помолвки с присущим ему спокойным достоинством, совсем забыв, что он испанец, человек, в жилах которого течет горячая кровь. И еще вовсе не чувствовала никакой благодарности к Сезару за его вмешательство. Эти двое словно облили ее грязью. А больше всего ей не хотелось теперь оставаться с ними под одной крышей.

Какой-то едва различимый звук, донесшийся снизу, заставил ее обернуться. Монашенка – сиделка из ордена сестер милосердия – поднималась по лестнице. Она шла в комнату дона Сальвадора на смену сестре Терезе, которая уже вышла ей навстречу. Женщины обменялись негромкими приветствиями. Дождавшись, когда незнакомая монахиня скроется в дверях, девушка поспешно подошла к той, что собиралась уйти.

– Сестра Тереза, – обратилась она по-испански, – могу ли я побыть сегодня в монастыре? Я нуждаюсь в убежище.

Монахиня ошеломленно посмотрела на нее:

– Уже поздно, сеньорита, а наш монастырь, увы, находится в квартале, пользующемся дурной репутацией. – Однако она умела распознавать горе, и от нее не укрылись измученное лицо и грустные глаза Кэтрин, которая, безусловно, была несчастна и нуждалась в утешении. – Ладно, пойдемте со мной, дитя мое, – приветливо сказала сестра Тереза и терпеливо подождала, пока девушка, заскочив в свою комнату, собрала с собой кое-какие вещи.

Просто, почти бедно обставленная комната в монастыре, куда сестра Тереза привела Кэтрин, показалась ей до странности знакомой. И мать настоятельница тоже оказалась очень похожей на достопочтенную матушку из ее бывшей обители.

– Вы католичка? – с сомнением спросила она стоявшую перед ней в почтительной позе девушку.

– Пока нет, – ответила эта, подумав про себя, что это не так уж важно – в конце концов, все они агнцы Божьи.

За свою долгую жизнь матушка настоятельница успела повидать немало девушек, страдающих от любовного недуга. Множество их приходило в монастырь и припадало к ее ногам, уверяя, что хотят навечно остаться тут. Но обычно им достаточно было пробыть в этих стенах несколько дней, как желание тут же пропадало. Большинство возвращались к родным, в шумный, суетный мир, находили другую любовь и, конечно, не забывали послать монастырю щедрый дар за гостеприимство. Но стоявшая перед ней сейчас девушка не была похожа на них. Она не плакала, не жаловалась на разбитое сердце. Вокруг нее была какая-то особая аура целеустремленности и спокойствия, как будто она точно знала, чего хочет.

– А ваша семья, родственники, они знают, где вы? – осторожно спросила настоятельница.

– Меня до завтрашнего утра никто не хватится...

Мать настоятельница осторожно взвесила слова Кэтрин, раздумывая, что же все-таки привело ее сюда. Она, конечно, знала, что в «Каса де Агвилар», где в последние дни работала сестра Тереза, есть двое достаточно привлекательных молодых человека, и догадывалась, что девушка безнадежно влюблена в одного из них. Но в том, что ее непременно хватятся, была совершенно уверена. Пройдет совсем немного времени, и беглянку станут разыскивать. И мать настоятельница решила послать потихоньку весточку семье. Ну а до тех пор, пока за девушкой приедут, она может побыть в монастыре, в этом нет ничего дурного.

Но не успела Кэтрин закрыть глаза, как раздался тихий стук в дверь. Ничего не понимая спросонья, она вскочила, высунулась в коридор и оказалась лицом к лицу с толстухой привратницей, которую видела у ворот в монастырь. Тогда эта женщина что-то неодобрительно ворчала им вслед, а сейчас, к изумлению девушки, на лице ее сияла добродушная улыбка.

– Там, внизу, спрашивают вас, сеньорита, – сказала она заговорщическим шепотом.

Ничего не понимающая Кэтрин изумленно вытаращила на нее глаза. Неужели Эдвина каким-то непостижимым образом догадалась о том, куда она скрылась, и, разыскивая ее, явилась в монастырь?

– Я не могу никого видеть, – решительно заявила она, – я и явилась сюда потому, что искала убежища.

– Сеньорита, это очень важно! Мне велено передать, что это вопрос жизни и смерти.

У Кэтрин душа ушла в пятки. Может, с сеньором Агвиларом случился еще один удар? А вдруг он вообще умер?

– За вами прислали машину, – сообщила толстуха. – Прошу вас, поспешите, сеньорита. Я так торопилась вас предупредить, что ушла без разрешения.

– Иду, – пробормотала девушка, накинула на голову шаль доны Луизы и поспешила вслед за быстро ковылявшей привратницей через мощеный каменный дворик.

Толстуха тихо приоткрыла маленькую калитку, почти незаметную на фоне деревянных ворот, и с широкой ухмылкой прошептала:

– Доброй ночи, сеньорита!

Всего в нескольких метрах от ворот стояла большая черная машина с потушенными фарами. Дверца рядом с водителем была приоткрыта. За рулем сидел мужчина. Темная, низко надвинутая на глаза шляпа почти полностью скрывала его лицо. Машина была Кэтрин незнакома. Скорее всего, ее просто наняли, решила она. Вероятно, Эдвина не смогла приехать сама, а просить Хосе не захотела.

Усевшись на переднее сиденье и захлопнув дверцу, девушка с тревогой спросила:

– Вы, случайно, не знаете, как состояние сеньора де Агвилара? Ему хуже?

К ее удивлению, он ответил по-английски:

– Лучше, буквально с каждой минутой, – и с этими словами сорвал с головы широкополую шляпу. – Неужели вы настолько сошли с ума, моя белая роза, что решили, будто я позволю вам стать монахиней?

Это было как в прекрасном сне: огромная черная машина бесшумно летела в темноте, словно огромная ночная птица, разрезая мрак огненными сполохами фар, а рядом с Кэтрин Сезар негромко мурлыкал себе под нос:

Ночь без луны...

Как сердце без любви...

Кэтрин притихла, боясь шевельнуться. Она даже не пыталась обратиться к нему в страхе, что чары развеются и она опять проснется в своей постели. Если бы только так могло продолжаться без конца!

Между тем золото городских огней осталось далеко позади. Съехав на обочину, Сезар остановился и заглушил мотор. Потом включил в машине свет, обернулся к девушке и посмотрел ей в глаза.

– Сними эту штуку, – велел он, указывая на шаль доны Луизы. – Эта не та вуаль, которую мне хотелось бы увидеть на твоей голове.

– Я вижу сон, – прошептала Кэтрин. – Не буди меня.

– С удовольствием дал бы тебе поспать и дальше, милая, но необходимо прямо сейчас решить парочку вопросов. И между прочим, у меня для тебя новости – твоя матушка, по-видимому, решила остепениться и стать почтенной сеньорой де Агвилар.

– Так я и думала, – вздохнула девушка. Значит, Эдвина, узнав о ее отказе выйти замуж за Хосе, смирилась с этим. Что ж, это хорошо, что долгий роман приемной матери с пылким испанцем завершится, наконец, брачным союзом, хотя и горько сознавать, что в этом браке Эдвине скорее уготована роль сиделки при безнадежно больном, чем роль любящей и любимой жены. – Именно из-за этого я и хотела уехать, – объяснила она. – Не могла заставить себя остаться в этом доме в качестве третьего лишнего. Впрочем, ночевать под одной крышей с Хосе было и вовсе нестерпимо, вот мне и пришло в голову укрыться в монастыре. Для чего вам понадобилось увозить меня оттуда?