— Понятно, — сказал Фелипе, поворачивая машину от моря в сторону холмов, и его голос прозвучал сухо. — Должен сказать, для молодой женщины, собирающейся вступить в брак, у тебя очень отстраненный взгляд на подобные вещи.

— Я этого не говорила.

— Нет, но ты ясно дала это понять. Ты, видимо, пришла к каким-то определенным твердым выводам насчет меня; кроме того, тебя, очевидно, совсем не волнует, что я могу быть влюблен в другую женщину. — Фелипе нахмурился. — Если это действительно так, ты поражаешь меня. Ты только что цитировала бабушку, но меня бы очень удивило, если бы я узнал, что она вышла замуж с таким настроем, о котором ты говорила, Во-первых, я не могу представить себе донью Миранду, которая покоряется кому бы то ни было, а во-вторых, если она не способна ревновать, то я ничего не понимаю в людях.

Анжела мягко рассмеялась:

— Разумеется, она способна ревновать. Согласно ее словам, и все испанские женщины тоже, и именно это делает их жизнь интересной — или, лучше сказать, достаточно интересной? — когда они выходят замуж.

— Но поскольку ты наполовину англичанка, я могу не опасаться скандалов?

— Я этого не говорила, — повторила она. Потом настроение ее изменилось, и, пристально поглядев некоторое время на извилистую дорогу перед ними, Анжела повернулась к Фелипе с неожиданно веселой и соблазнительной улыбкой, которая подчеркивала изгибы ее красивых губ. — Ну скажи мне, куда мы едем? Эта дорога совсем не похожа на дорогу вдоль побережья, и, по-моему, мы все время поднимаемся. Здесь где-нибудь поблизости есть деревня? Мы едем туда?

— Да.

— Мне кажется, мы далеко уехали на ужин. Должно быть, ты хорошо знаешь эту местность.

— Знаю.

— А когда мы туда приедем, это будет стоить затраченных усилий?

— Все зависит от того, насколько ты готова насладиться этим вечером. — Фелипе коротко взглянул на нее, потом опять на дорогу. — Если ты настроена скучать, тебе там не понравится. С другой стороны, если ты не решила заранее, что это будет просто еще один скучный, бессмысленный вечер…

Ее глаза удивленно сверкнули.

— Я никогда не скучаю, — заверила его Анжела. — То есть меня тяжело вогнать в скуку. Если только…

— Да?

— Если только мне не кажется, что для меня затеяли что-то прежде всего из чувства тяжелой необходимости.

Он легко погладил ее по колену:

— Не волнуйся, Анжела! Я обещал, что сегодня вечером ты скучать не будешь, и я был серьезен. И если тебе от этого спокойнее, знай: мне было совсем не в тягость выбирать место, куда мы поедем ужинать. Однажды мы уже ужинали вместе, и ничего особенно хорошего из этого не вышло, но это в прошлом, и больше такое не повторится. Даю тебе слово!

Анжела изучающе смотрела на него, прищурясь и продолжая улыбаться. Она поудобнее устроилась в своем углу машины, глядя на звезды, висящие в лиловом небе, словно гроздья блестящего винограда, а потом снова сосредоточилась на дороге. Поднималась луна, и в ее свете все таинственно преображалось. Анжела решила, что, куда бы они ни направлялись, там может оказаться очень интересно.

А поначалу она была разочарована: машина свернула в абсолютно пустую деревню. На светлой дороге лежали угольно-черные тени, почти во всех домах не горел свет, и им пришлось проехать всю главную улицу, чтобы добраться до таверны. Но как только они остановились, Анжеле показалось, будто перед ней раскрылось окно в другой мир. Парковка у таверны была забита машинами, они поблескивали в серебряных лучах луны. Их было так много, что, когда Фелипе помог Анжеле выйти, она ухватилась за его руку, чтобы не потеряться в этом лабиринте. Когда ее маленькие пальчики вцепились в безупречно белый рукав его смокинга, Фелипе накрыл их своими, и от его прикосновения у нее появилось чувство необыкновенного спокойствия и уверенности, словно все было именно так, как надо.

Над дверью таверны висел желтый фонарь и вывеска. Анжела не могла разобрать, что на ней написано. Под теплым светом фонаря ее светлые волосы превратились в мягкое золото, а иссиня-черные волосы Фелипе приобрели красивый блеск.

— Сюда, — сказал он и повел ее к входу. Она слышала музыку — трепетные звуки гитар и журчание пианино — еще до того, как кто-то открыл перед ними дверь. Внутри таверна была совсем не такая, как снаружи, и представляла собой открытое пространство, где вокруг блестящей танцплощадки расположились столики, а каскады цветов свисали над головами ужинающих.

Окинув все быстрым взглядом, Анжела увидела, что большинство присутствующих были хорошо одеты, многие из женщин — в очень красивых платьях и дорогих украшениях. Они томно улыбались в ответ на взгляды своих спутников, безукоризненно причесанных и одетых. Некоторые танцевали, их движения были ленивыми и плавными, и в умело приглушенном свете они напоминали Анжеле фигуры заключительной сцены какого-нибудь спектакля.

Звуки гитар и пианино волнующе действовали на нее. Ошеломленная, Анжела замерла у входа, вцепившись в руку Фелипе и разглядывая все вокруг.

Но Фелипе повел ее вперед, показывая дорогу между столиками. Официант подвел их к столику, рядом с которым был расположен маленький пруд с водяными лилиями. Официант придвинул Анжеле стул, она села и увидела, что в вазе перед ней стояли алые цветы, аромат которых опьянял ее.

Фелипе сел напротив и улыбнулся.

— Ну? — спросил он.

— Это похоже на сказочную страну. Я… я никогда раньше не видела ничего подобного.

— Я так и думал. Но все когда-нибудь бывает в первый раз. — Он взял у официанта меню и изучил его. — Теперь позволь мне заказать для тебя ужин — как ты сделала в прошлый раз, как я помню, — его глаза весело сверкнули, — но только потому, что в школе тебя научили хорошим манерам и ты считала, что так будет правильно. Сегодня манеры не имеют значения, но я хочу, чтобы ты получила удовольствие, поэтому и выберу сам блюда. И разумеется, мы закажем шампанское! Оно входило в сделку, правильно я помню?

Он щелчком пальцев подозвал сомелье, и появилось шампанское, потом последовали несколько перемен незнакомых Анжеле блюд. Она обнаружила, что у нее отличный аппетит, который она отнесла на счет долгой и неожиданно интересной поездки, и начала есть, не дожидаясь приглашения. Ее спутник внимательно наблюдал за ней, пока она осторожно все пробовала. Выражение самодовольного удовлетворения появилось в глазах Фелипе, когда ему стало ясно, что он выбрал правильно. Анжела посмотрела на него с восторгом, он улыбнулся ей и сказал:

— Вкусно, да?

— Очень вкусно, — признала девушка.

Трапеза получилась долгая, неспешная; играл оркестр, и несколько танцевальных мелодий Анжеле очень понравились. Особенно привлекли ее внимание танцевавшие фламенко. Этот танец она видела только один или два раза и подумала, что была бы не против, если бы Фелипе последовал примеру многих других мужчин и повел ее на танцплощадку в перерыве между блюдами. Но, будучи таким, какой есть, он предпочитал не перебивать ужин движением, хотя время от времени, откинувшись на спинку стула, критиковал танцоров на расстоянии.

— Потом, если захочешь, мы потанцуем, — сказал он. — Но еда здесь слишком хороша, чтобы портить от нее впечатление и рисковать несварением желудка, срываясь танцевать посреди ужина. К тому же моя манера оставляет желать лучшего, ты в этом убедишься, если мы все же пойдем танцевать.

Анжела с сомнением посмотрела на него.

— Я не верю, что ты плохо танцуешь, — возразила она, немного поразмышляв. — Ты наверняка танцевал с миссис Раддок, а она, я уверена, требует от партнера совершенства.

— Неужели? — Глаза Фелипе заблестели, и он взял себе винограда с блюда с фруктами на, столе. — Кажется, в каком-то смысле ты высокого мнения о миссис Раддок. Если верить тебе, ей всегда нужно только самое лучшее.

— Ты думаешь, она всегда это получает? — с любопытством спросила Анжела.

Он пожал плечами:

— Кто я такой, чтобы говорить, возможно это или нет? Получает ли хоть кто-то лучшее лишь потому, что он так хочет или чувствует, что имеет право только на лучшее. Что касается Кармелиты, она такая… декоративная, и, мне кажется, то, что для других лучшее, для нее — всего лишь неплохое.