– Я никуда… – начал было Штейн.

– Не поверили вам коллеги? – сочувственно спросил человек. – Засмеяли?

– Мне все равно, поверят мне или нет! – солгал профессор. – Мне важна истина, а не признание!

– А я вот вам верю, – спокойно сказал человек. – Потому что знаю: вы правы. Преисподняя существует, и я готов вам кое-что об этом рассказать.

– Но вы ведь не… – Штейн сжал в кармане образок.

– Нет, конечно, – улыбнулся человек. – Я в «Газпроме» работаю. Это я вам сегодня звонил.

Из недр машины послышался веселый – и совершенно неуместный – собачий лай. С пассажирского сиденья выглянул чрезвычайно симпатичный черный пудель и лизнул Алисину руку красным язычком.

– А мы тебе еще такого щеночка подарим, – улыбнулся базальтовый.

– Дедушка! Поедем с ними покатаемся! – взвизгнула от восторга девочка.

Мягко чмокнула трехпудовая дверь, и лимузин плавно снялся с места – будто над землей парил.

– Вы, Михаил Семенович, во всем правы, – говорил человек. – И безусловно, сделали бы вы великое открытие, да есть загвоздка. Открытие это уже сделано давно и не вами.

– О чем вы? – возмутился Штейн. – Это вы какую-то белиберду несете! Ведь тогда обязательно начался бы уже крестовый поход какой-нибудь, Армагеддон с современным вооружением, ядерными зарядами бы их дотла… Вон у нас в стране этот мирный атом не знают куда девать!

– Вы, Михаил Семенович, право, какой-то экстремист, – укорил профессора человек. – Мы же в двадцать первом веке живем. В веке глобализации, свободной торговли! А вы мне про крестовые походы. Варварство какое…

– Что?!

– А как же. В новостях ничего про Сахалин-4 не слышали? Полтора триллиона кубометров новых запасов… Вот, партнеры стараются. Обеспечивают выполнение контракта.

– Какого контракта?.. – Штейн снял очки.

– Контракта на прямую поставку природного газа ООО «Газпром» из Преисподней. Ну, по бумагам там, конечно, их юрлицо по-другому называется, но партнер, – базальтовый человек погладил пуделя, – партнер именно тот.

– Почему газа? Я думал, люди гибнут за металл, – попытался шутить профессор.

– Ну, они там тоже идут в ногу со временем. Нужно было золото – поставляли золото. Нужна нефть – могут нефть. Сейчас вот мода на экологически чистое топливо – газу дадут. Недра… Ведь если поглубже копнуть – они же безграничны. Главное – договориться.

Серой в машине не пахло. Пахло дорогим французским парфюмом и – чуть-чуть – гаванской сигарой. Но это, наверное, водитель баловался.

– И как же вы договорились? Душу продали? – после долгой паузы отважился Штейн.

– Михаил Семенович! – покачал головой человек. – Ну какую душу? «Газпром» ведь компания государственная. Правительство просто взяло на себя определенные обязательства. В основном международного характера. Ну и некоторые – внутриполитические.

– Господи, да как я сам-то не сообразил… Ведь если подумать, других объяснений нашей истории и не найдешь… А какие именно обязательства? – полюбопытствовал Штейн. – Ничего, что я сказал «Господи»?

– Что вы. У нас же многоконфессиональная страна, – успокоил его человек. – А по вашему вопросу… Есть некоторое число международных проектов, которые мы осуществляем, так сказать, от лица наших партнеров. – Он снова погладил пуделя. – Сотрудничество с Ираном, с Северной Кореей, с некоторыми арабскими государствами… Энергетическая сфера, иногда – вопросы безопасности…

– Но ведь это… Они же… – вякнул Штейн. – Они же готовят…

– Думайте о хорошем, – улыбнулся человек.

Машина остановилась перед красивым загородным домом, утопающем во фруктовых деревьях. Вдоль дорожки, ведущей к крыльцу, толпились телеоператоры с камерами наизготовку. Тут же томилась и напомаженная стилистами профессорская жена.

– Где мы? Кто эти люди? – тревожно привстал профессор.

– Деревня Барвиха. Это – ваш будущий дом. А репортеры ждут вас, потому что вам только что присуждена Государственная премия.

– За какие такие заслуги? – удивился Штейн. – Ведь, если я верно все понимаю, о моем открытии мне говорить теперь нельзя?

– Нельзя. У нас в стране каждый день делаются открытия, о которых нельзя говорить, так что ничего страшного. А вот вам на выбор, – он раскрыл папку, – три научных прорыва, которые только что рассекречены. Выбирайте, становитесь автором. Вчера, кстати, в новостях видели про гагаринскую центрифугу? Только-только гриф секретности сняли – и пожалуйста! А завтра и вас по телевизору покажут.

– Ура! – обрадовалась Алиса. – Мы попадем в Зазеркалье!

– Ну и на финансирование ваших новых геологических исследований, разумеется, Газпром выделит грант. – Человек взялся за ручку дверцы.

Журналисты метнулись к машине, как таежные комары к вышедшему опростаться геологу.

– Скажите, – промолвил Штейн, – а Газпром не финансирует исследований в области астрономии?

– Нет, этим мы не занимаемся, – вежливо засмеялся человек. – В небе ловить нечего.

– Очень хорошо, – удовлетворенно кивнул Михаил Семенович и открыл дверь.

Схватив внучку, он решительно потащил ее за собой сквозь кольцо репортеров – прочь от особняка, а по дороге сгреб и жену.

– А Зазеркалье? – всхлипнула Алиса. – А щеночек?

– Кошку купим, – буркнул профессор.

– Профессор Штейн! – пробился к нему корреспондент Главного канала. – Расскажите о ваших планах на будущее! Мы, конечно, понимаем, что вам уже семьдесят шестой, но вдруг?

– Ухожу из геологии. Планирую заняться астрономией, – сообщил Штейн. – Мне кажется, в небесах еще тоже предстоят открытия. Не подскажете, где тут ближайшее метро?

Плов получился жидковатым, но за три месяца Абдурахим к такому успел привыкнуть. Расскажи он кому в родном Понгозе, что плов можно готовить из небритых куриных ляжек, жира в которых было не больше, чем в расчерченном на квадраты Абдурахимовом животе, его бы точно засмеяли.

Нет, настоящий плов должен быть густым и слипшимся от желтого бараньего жира, и есть его положено, конечно, не ломкими пластмассовыми вилками, а пальцами, уминая рис и отправляя себе в рот комки размером с детский кулак.

Но откуда ему было взять хорошего барашка в слякотной задымленной Москве? Для Абдурахима столица России оказалась совсем небольшой: с квадратный километр, и то вряд ли. Нет, за трехметровым бетонным забором Москва продолжалась, продолжалась сколько хватало глаз, но туда Абдурахиму и его соплеменникам путь был заказан.

Пробраться через КПП в ближайший табачный киоск еще можно. На далекой солнечной родине он по недоразумению и молодости сиживал, так что опыт общения с вертухаями у него остался: ты мне, я тебе.

Но за забором маленький Таджикистан заканчивался, и скупого Абдурахимова языка не хватало, чтобы отбрехаться от свирепых, вечно голодных милиционеров, барражирующих вокруг строек века в поисках легкой добычи.

Пытался как-то сварщик Фарух из третьей бригады пронести через КПП кусок баранины, но охрана отобрала, и влетело всей бригаде за нее покрепче, чем за перехваченный неделей раньше гашиш. Правил тут было много, и не обо всех строителям рассказывали.

Но ничего, курица так курица. Обедать часто приходилось и вялой лапшой из стаканчиков, и ускользающими сосисками, так что Абдурахим не капризничал. Плов варили не просто так: всю бригаду переводили на новый объект.

Возведенная в самом центре комплекса «Москва-Сити» башня «Памир», высокая, как сама гора, подпирала обваливающееся и прохудившееся московское небо. Ее верхние этажи почти никогда не были видны, облака плотно обкладывали бесконечное здание не выше его середины. Несмотря на родное имя, скучающий по дому Абдурахим о новом месте работы думал с опаской.

«На небеса – самый короткий путь», – мрачно шутили рабочие. Шептались, что на «Памире», окруженном предгорьем трехэтажных теплушек, несчастные случаи происходили чуть ли не каждый день. Подтверждений не было: отработавших на «Памире» строителей отправляли обратно в Среднюю Азию для соблюдения условностей визового режима, а оттуда везли уже на другие объекты. Правило странное, но были и постраннее, зато платили на «Памире» вдвое больше обычного.