— Я перебью, — извинился Кабаржицкий. — Если титул, чем длиннее, тем важнее, то, может быть, есть смысл добавить что-нибудь? Якутию или Камчатку, например.

— Не надо, Володя, — твёрдо сказал Соколов, — зачем трепать языком? Дальше: «Держим мы Ангару-реку в своих руках, яко ты Волгой великой владеешь. Сидим мы тут крепко — крепости и остроги имеем, пушки льём и врагов бьём. Желаем быть в друзьях твоих, а не врагах, посему письмо тебе и пишем, предлагая дружбу крепкую да торговлю честную. Как здоровьечко твоё? Говорят…»

— Нет, нет! — раздалось вдруг из тёмного угла у печки, где на кресле, покрытом оленьей шкурой, дремал Сазонов. — Это идиотизм, как вы не понимаете?! Ну отпишете вы письмо, Никитка отвезёт, а царь почитает ваши маразмы! И что? Что ты выиграешь, Вячеслав?! Да ни хрена ты не выиграешь!

— Попридержи коней, Алексей, — начал было Кабаржицкий.

— Ты-то вообще помолчи, фонтан идей! Вчера со мной шушукался, что гражданскому нечего «на троне» сидеть, а сегодня поддакиваешь сумасшедшей авантюре новоявленного начальства.

— Да я… — покраснел Владимир.

— Пух от воробья, я! — оборвал его Сазонов и вновь обратился к Соколову: — Ты, Вячеслав, извини, но я не доверяю тебе. А сейчас так вообще опасаюсь, что ты доведёшь нас до военного столкновения с Московией. Хочешь в Копперфильда поиграть? А чем обернётся твоё письмо счастья? Думаешь, Михаил с копыт от радости слетит и с тобой дружить прибежит на цирлах? А вот хрен! Казачки его прибегут нас, дурачков, по лесам вылавливать.

— На собрании Смирнов решил снять свои властные полномочия, Алексей, — тихо сказал Вячеслав.

— Всё-таки, думаю, зря он это сделал. Хотя не знаю, может, он прав был, сложно сказать, но со Смирновым я чувствовал уверенность, а сейчас я смотрю и ужасаюсь. Как мальчишки, высунув языки, подписываете себе смертный приговор, да не только себе, а всем людям, что доверились вам! Бояре хреновы.

— Ты совсем заговорился! — Кабаржицкий подскочил к майору, пытаясь толкнуть его в плечо, но Алексей легко, плавным движением ушёл от его руки, резко выбросив свою правую.

Капитан, охнув от неожиданности, повалился на дощатый пол, запрокинув голову. Сидевшие вокруг стола мгновенно вскочили, наступила гробовая тишина. Владимир поднёс к разбитому носу руку, вытерев рукавом сочившуюся кровь. Никита, схватив табурет, бросился на майора, не обращая внимания на окрик отца:

— Куда, дурак!

Сазонов не стал бить юношу, лишь уложил его подсечкой и, зафиксировав в болевом захвате руку, эффектно вынул из руки зажатую в кулаке ножку табурета.

— Пошёл прочь, Никита! — закричал на сына Иван Микулич.

Тем временем Кабаржицкий, сыпля проклятиями, хотел было броситься на майора сзади, как громкий крик Соколова: «Хватит, стоять всем!» — заставил остановиться разгорячённых мужиков.

Сазонов помог подняться Никите и, толкнув того в руки отца, обратился к Вячеславу:

— А ты не задумывался, Вячеслав, почему я солдатиков тасую? Потому что у тебя они расхолаживаются, а Новиков не успевает всех построить. Поэтому-то он морды и бьёт и его бьют. Ты погляди, как у Смирнова морпехи построены, там всех истеричек Зайцев с Васиным вылечили от опасного недуга. А в отсутствие Саляева у тебя полный абзац. Этот бояришка, — указывая на Кабаржицкого, — всё прожекты свои по торговле и внешним связям выдумывает, совершенно распустив солдатиков, а те уже мародёрничать у тунгусов да подворовывать у своих начали, кружки какие-то по левым интересам… А ты повёлся уж и письма строчить в Москву…

— Алексей, — глухо сказал Соколов.

— Что, в прорубь, что ли, повелишь меня бросить, княже? — с издёвкой и явным вызовом ответил майор.

— Не пори чушь, нам надо поговорить с тобой, прямо сейчас. Чтобы поставить точки где надо. И ты, Микулич, останься. Остальных прошу покинуть помещение.

Наутро не спавший этой ночью Соколов решил поговорить с Новиковым. Найдя того у поселения тунгусов, недалеко от стен Белореченского, Вячеслав спросил напрямую:

— Василий, сколько у тебя верных тебе морпехов?

— Оба-на, — крайне удивился Новиков, — неужто князь моими проблемами заинтересовался?

— Ты, Василий, не ёрничай, пожалуйста. Я знаю, что за остальными проблемами упустил твою совсем. Так что у тебя?

— Ну что, Вячеслав Андреевич, — вздохнул Новиков, — есть две группы по интересам: первые тырят у тунгусов шаманскую наркоту, запугивая их, чтобы не пожаловались. Они и мне не сознаются.

— А вторая группа что? — усталым голосом спросил Вячеслав.

— Вторая — непонятно, но что-то они мутят. Это те, что ещё с казаками Бекетова якшались в первый его визит. Сазонов вроде их раскидал, половину к Смирнову послал, часть к себе забрал, на Уду, но всё равно общаются как-то.

— Так-так. — Соколов погрузился в раздумья. — Казаков с докладом ещё не было?

Патрулирующие берег Ангары от Белореченского посёлка на севере до Ангарского на юге казаки на лошадях и запряжённом в возок, что сработали белозёрские крестьяне, олене Марике каждый день заезжали в посёлок — доложиться о том, что в посёлках спокойно, и заодно попить горячего.

— Пока нет.

— Хорошо, скажешь парням на воротах, чтобы казаки подождали уезжать, и потом подходи ко мне. Я к себе — Микулича разбужу пока.

Когда Новиков вошёл в кабинет Соколова, тот за столом что-то дописывал, затем, сложив конверт и упаковав его в целлофановый файл для бумаг, пояснил:

— Смирнову письмо, чтобы прислал сюда Васина.

«Ёксель, наконец-то думалка у него заработала», — подумал Новиков.

— Отлично, Вячеслав Андреевич! — сказал он вслух.

— Почему ты мне не докладывал о своих проблемах, Сазонов сказал, что тебя даже избивали.

— Ну, это он хватанул! А не рассказывал… У вас и так проблем много, да и мне не хотелось показывать то, что я не могу с ними совладать.

— Ты это брось. У нас лодка-то одна, если кто-то её раскачает — потонем все.

— Почему ты молчал?

Тилегче, местный шаман, лишь жалостливо мялся и хлопал глазами перед злым князем, что для него было очень удивительно, ведь он всегда был вежлив и приветливо улыбался при каждой встрече.

— Эти кретины на внешних постах ужираются туземной ханки и подставляют посёлок под возможный удар, а он ещё молчит! Короче, Тилегче, — палец Соколова упёрся в грудь шамана, — ещё раз к тебе за отваром придут — сразу ко мне шлёшь человечка, понял меня? Смотри, если не доложишь, то в лесу к дереву привяжем голой задницей! Строганина будет для казаков.

У Тилегче расширились зрачки, и шаман часто-часто судорожно закивал, пряча глаза.

— Василий, сколько у тебя нормальных ребят, определился? — повернулся к сержанту Соколов.

— Определился, Вячеслав Андреевич.

— Так, значит, эти трое наркоманов будут сегодня на редуте. А с искателями приключений разбираться будем после того, как троица клоунов на пост уйдёт. Они не удивятся внеочерёдности несения поста?

— Скорее обрадуются, — хмуро буркнул Новиков. — Кстати, из-за Сашки Маркова сюда Карпинский и попал, вместо него тогда в наряд на Новой Земле ушёл, романтик фигов.

— Ну что, Алексей, все вписаны, никого не забыл?

— Да, я четыре раза пересчитывал списочный состав посёлка.

— Отлично, ну что, готовы? Пошли.

Соколов, Сазонов, Новиков и десяток морпехов, верных уставу, долгу и представителям власти, направились по утоптанной дорожке, посыпанной песком, к северной казарме, самой удалённой от центра посёлка. В этой казарме сейчас находились те морпехи, что подозревались Новиковым в возможной измене, а конкретно — в желании тайно удрать из посёлка. По словам морпеха, что слышал их ночные разговоры, выходило, будто эти джентльмены удачи решили податься в Москву, надеясь там устроиться за счёт знаний и умений человека двадцать первого века, да не с пустыми руками, а прихватив оружие и инструментарий, а также подробные карты. Будто бы есть у них и золотишко на дорогу.