Вопреки обыкновению, царь и самодержец Всероссийский пожелал видеть прибывших в столицу ангарцев уже на четвёртый день их пребывания в Москве. Послы Ангарского княжества, остановившиеся по наказу Михаила Фёдоровича подальше от любопытных глаз, на постоялом дворе в Замоскворечье, не ждали такой оперативности. Поэтому внезапно влетевшая в спешно открываемые служками ворота постоялого двора кавалькада всадников и два крытых возка стали для них полной неожиданностью. Один из всадников спешился и подошёл к крыльцу терема, на котором стояли, как ему показалось, несколько холопов ангарского посольства. Один из них был с выскобленными лицом, на немецкий манер. Более ничем они не выделялись, посему царский гонец не стал искушать судьбу и поговорил сначала с Матвеем, вмиг появившимся перед ним хозяином постоялого двора. Затем гонец спросил ангарского посла Павла Лукича Грауля, графа Усольского. Павел подался вперёд, выйдя к удивлённому царскому гонцу. Представившись подьячим Посольского приказа Афанасием Жаровым, он слегка склонил голову и объявил о воле государя Всероссийского. А изволил тот потребовать немедленного прибытия ангарцев в его палаты.

ПЁТР КАРПИНСКИЙ, АНГАРСКИЙ ПОСОЛ.

К рассвету мы удачно, прячась от редких ночных патрулей стрельцов, охранявших покой горожан, добрались до имения Савелия Игнатьевича Кузьмина неподалёку от Москва-реки. Неожиданно для нас дворовые собаки москвичей стали большой проблемой нашего отряда. Нужно было предельно осторожно пробираться в темноте, узкими проулками, что вились меж высоких заборов, опасаясь истеричного лая лохматых кабыздохов. А они могли привлечь внимание не только дворни, но и стрельцов, стоявших на важнейших улицах у рогаток. Сто потов с меня сошло, пока мы наконец добрались до нужного места. Купец явно не ждал гостей, поэтому мы простояли у потемневшего от времени забора довольно продолжительное время, прежде чем заспанный дворовый холоп открыл нам ворота, узнав голос Кузьмина-младшего, да прежде успокоил и посадил на цепь собак.

Наконец-то! А то я уже начинал просчитывать варианты того, куда податься двадцати четырём мужикам с тремя немаленькими ящиками с широкой проездной улицы.

— Давай, давай, мужики, торопись! — понукал я, оглядывая просыпающиеся дворы.

Не пройдёт и часа, как тихая и пустынная улица наполнится людским гомоном, грохотом проезжающих телег, конским ржанием и прочими звуками начинающегося дня в большом городе. А пока разбуженный и спешно одетый Савелий Кузьмин, удивлённо вращая глазами, пытался чинно встретить гостей, но вскоре махнул рукой и, погрозив пальцем сыну, ушёл умываться. Нас же пригласили в горницу. Есть не хотелось, однако от холодного питья из ледника я бы не отказался.

Вскоре принесли несколько кувшинов ягодного узвара, пришедшегося весьма кстати. Нижегородцы, взяв питья и прихваченные ещё с постоялого двора пироги, ушли на двор, оставив свои «золотые» одежды на лавках. Вскоре появился и Савелий Кузьмин, на сей раз он был бодр и свеж, теперь уже обнявшись с сыном, сел за стол:

— Ну, говори, сын, да представь гостей наших разлюбезных!

Тимофей объяснил, кто мы да откуда нарисовались в такую рань. Я же не преминул аккуратно встрять в объяснения сына хозяина дома с благодарностями о помощи, что оказал нашему княжеству Савелий Игнатьевич.

— С тех пор поиздержался я крепко, — усмехнулся Кузьмин. — А отдарков так и не было. Ведомо ли тебе о том, что я и лавку свою продал, и на ярмарку более не ездок, как прежде?

— Ведомо, Савелий Игнатьевич, — кивнул я, помня рассказы о том Тимофея.

— Так вот, а нынче уж помышляю я и терем на Москве продать да к сыну родному податься, пущай он меня кормить будет.

Тимофей заметно сконфузился, лицо его покраснело.

— Савелий Игнатьевич, теперь и мы можем помочь тебе малость. Князь Сокол шлёт тебе свою сердечную благодарность и пуд золота в придачу.

— Так, — сложил руки на животе купец. — А что же было прежде сказано о торговлишке с царством Китайским? Нешто уж и забыли о слове своём?

— Так война там, Савелий Игнатьевич! В огне всё, торговым людям ходу нет совсем, — принялся я рассказывать о происходящем в Северном Китае.

Вот-вот, мол, одолеют китайского царя племена варваров и сами на трон сядут. А если, мол, торговлю учинять, так это надобно морской ход учинить, дабы южнее пробраться.

— Только затем и прибыли, чтобы пуд злата отдарить да пообещать торговлишки? — вновь усмехнулся купец.

Тут мне пришлось рассказывать о планах нашей верхушки — покупке островов и основании фактории недалеко от берегов Шотландии.

— Стало быть, вона зачем к данскому королю путь держите! — немало удивился Кузьмин. Пожевав губами, он продолжил: — Дело сурьёзное и неслыханное прежде на Руси. А мой каков интерес в оном предприятии будет? В толк взять не могу.

— Дела вести, Савелий Игнатьевич! Факторию в руки свои взять да народишку набрать для поселения, — принялся я втолковывать обязанности начальника фактории московскому купцу.

Кузьмин вдруг задорно рассмеялся, чем поверг меня в состояние полного смятения. Что это его так пробрало? Ну, подумаешь, диковата задумка, так ведь смелость, помноженная на наглость, города берёт! Хотя на всякий случай был у меня и запасной вариант с тестем Тимофея Кузьмина — архангельским купцом Ложкиным.

— Свезло тебе, Пётр Лексеич, ей-ей, свезло! — воскликнул купец. — С Москвы я всё одно съезжаю. А чем торг вести думаешь?

В моём рюкзаке был почти весь ассортимент, и я не замедлил выложить его на стол перед Савелием. Зеркальца, вилки, карандаши, иглы разных размеров, спички, хвойное мыло появились перед его глазами, и всё он брал в руки и осматривал.

— А через несколько лет мы сможем возить пряности, — похвалился я. — Так что скажешь, Савелий Игнатьевич, берёшься?

— Получается, что буду я под вашим князем ходить, — проговорил купец.

Тут я решил проверить на нём наше ангарское прогрессивное социальное устройство, надеясь, что купчина проникнется. По крайней мере, с крестьянами удавалось — для них отчество, записываемое в их имени при переписи населения, уже значило многое.

— Под князем ходить не надо, нужно лишь быть подданным нашей державы. Первым её купцом, — отвечал я с нажимом на последние фразы. — А то и воеводой фактории.

— Ишь ты, — цокнул языком Кузьмин. — Я с Тимошей поговорить должон, а ответ свой опосля дам.

Савелию Игнатьевичу было о чём подумать, ну а мы вскоре покинули его, оставив его с сыном. Меня здорово клонило ко сну, и едва я прилёг на застеленную лавку, как тотчас же провалился в объятия Морфея.

К царю отправилось только двое из бывших на постоялом дворе ангарцев. Последний из них, Никита Микулич, остался там вместе с девятью нижегородцами. Перед самыми воротами Афанасий предупредил послов о том, что царь Михаил Фёдорович не дозволяет брать с собою в царские палаты никакого оружия.

— А то, сказал государь, зело много охочих до вашего оружия людишек будет, — проговорил подьячий.

Спустя некоторое время Грауль с Кабаржицким тряслись в наглухо закрытом возке по деревянным мостовым столицы Руси.

— И как они, бедняги, ездят в этих рыдванах? — стонал Владимир. — Душу вытрясает же!

Ехали с лихим посвистом сопровождавших возок всадников, видимо, дорогу возку уступали, так как никаких затруднений в движении не было. Роль же проблескового маячка играл хлыст возницы, то и дело пускавшийся им в ход по спинам замешкавшихся людишек. Между тем темп езды постепенно спадал, кавалькада, по-видимому, приближалась к Кремлю. Последние пару сотен метров и вовсе проехали со скоростью черепахи.