Наполнившись прохладным воздухом, стяг Ангарии хлопал и трепетал на ветру. Закреплённое на длинном шесте поверх ходовой рубки бело-зелёное с прямым крестом голубого цвета и гербом пикирующего сокола посередине, полотнище открыло собой счёт официальным флагам княжества, которые теперь выставляли на каждой административной постройке того или иного посёлка, и гербам, изображавшимся на всех главных воротах посёлков. Пришла пора со всей серьёзностью подойти и к символике Ангарии. Первый символ княжества получил пароход, уходящий в своё первое серьёзное плавание. Корабль Сартинова «Гром», на борту которого красовались надраенные до блеска латунные буквы, взял курс на Енисейск. Пароход вёл за собой две ладьи со снятыми вёслами, которые были нагружены углём, провиантом и стройматериалом для посольского двора на Енисее. Карпинский уже присмотрел отличное место для стройки, немного ниже по течению от острога, на холме. Двор посла задумывался как небольшая крепость: жилой дом для посла, его семьи, а также помещения для двух помощников и трёх человек охраны. На одной из лодий находилась небольшая команда строителей, группа врачей, а также жена Карпинского, девушка Елена из ангарского посада.

Кстати, проблема женского пола стояла в ангарском обществе очень остро, верхушка княжества планировала решить её с помощью переселенцев, но не был учтён один важный пункт — переселенцы прибывали не только с дочерьми, но и с сыновьями, которым тоже требовалась женская половинка. Таким образом, проблема не решалась, а грозила новым конфликтом. Ведь ясень пень, что родители той или иной девицы на выданье старались отдать дочурку за коренного ангарца, надеясь на лучшее будущее для своих внуков. Хотя некоторые крестьянские свадьбы игрались согласно прежним уговорам стариков, оставленных на Руси. Вот и приходилось некоторым обзаводиться местными жёнами, в подавляющем большинстве своём — чисто формально, лишь для удовлетворения естественных мужицких надобностей.

«Гром» выходил на Енисей, оглашая окрестности длинным свистящим гудком, ещё немного — и покажутся стены острога. Теперь пришло время Фёдору показать своё искусство: пересекая Енисей, надо было аккуратно развернуться и подойти к нехитрому причалу. В чреве парохода, скрытом под палубой, пыхтела и лязгала подвижными частями машина, поминутно срабатывал клапан регулятора давления в котле. Оттуда, снизу, расплывалось тепло, занимающая почти всё пространство котельного отделения тёмная, лоснящаяся туша котла дышала жаром. Шипел пар, стыки труб слезились капельками горячей воды, а со всех сторон торчали какие-то хитрые рычаги, рукоятки, маховики. Труба, выходящая посреди палубы, тоже была горячей, но для безопасности нашли простое решение, укрыв её за деревянным ограждением.

— Чуть левее, Саша! Потом отпусти малость, — сказал Сартинов своему помощнику, ещё БДК, теперь стоящему у руля невзрачного пароходика. Флотский офицер Северного флота теперь с удовольствием крутил штурвал в застеклённой ходовой рубке, глядя на бескрайнюю гладь воды. Подойдя ближе к правому берегу, на пароходе разглядели заполненное людьми пространство близ причала.

— Смотри, народ уже собрался! Они сейчас уже грузиться собираются, что ли? — удивился Новиков.

— С разгрузкой хоть помогут, — пожал плечами флегматичный мастер.

Карпинский и Грауль с восторгом смотрели на приближающийся пароход. Словно картинка из прошлого, он притягивал завороженные взгляды — к берегу подходил, дышащий чёрным дымом…

— «Гром», — прочитал на боку судна Павел.

— Куда?! Стой! — закричал вдруг сзади Карпинский.

Оказалось, что крестьяне, собравшиеся у берега, разом бросились прочь от подходящего парохода. И Карпинский сейчас их точно не остановит. Раздавались судорожные выкрики, детский плач и ругательства вкупе со здравицами.

— Это просто корабль! Не надо бояться!

— Нечистая! Диавольская лодка!

Поляна вскоре опустела, остались лишь самые смелые или самые дурные. Кто-то не отрываясь смотрел на пароход, а кто-то уставился в землю, не смея поднять глаза.

— Пётр, оставь ты это дело! Сами потом подойдут, осмелеют и вернутся. — Грауль махнул рукой, подзывая посла Ангарии. — Сейчас разгружать ладьи будут — наверняка подводы понадобятся. Ты бы распорядился насчёт найма в Енисейске, чего время тянуть?

Тем временем паровая машина постепенно замолкала, а сам пароход пришвартовался у причала. Ладьи же за высвобождённые тросы подтягивали к берегу, чтобы, спустив мостки, начать разгрузку.

— Здорово, Павел! А где эта посольская морда? — Василий Новиков, дружок Карпинского со школьной скамьи, как обычно, не баловал Петра обходительным отношением на людях. — Я ему жену привёз, а он где-то ошивается!

— За подводами побежал в острог, — проговорил Павел, поздоровавшись с Василием.

Подходя к самому Енисейску, Пётр в воротах едва не столкнулся с лошадьми Беклемишева и Измайлова, выезжавшими из острога.

— Здравствуйте, Василий Михайлович и Василий Артёмович, — приветствовал обоих Карпинский, заставивший поморщиться Измайлова, который каждый раз поражался абсолютному отсутствию чинопочитания у ангарского посла. — У вас телеги в остроге имеются, свезти кое-чего пониже острога?

Чиновники удивлённо переглянулись:

— Ты, Пётр, верно, как приказчик речи ведёшь! Пошли кого-нибудь к дьяку, пущай он дельце и обдумает, — ответил ему Измайлов.

— А что за бесовская лодка, из коей чёрный адский дым наружу прёт? — вопросил в свою очередь Беклемишев, указав перстом на «Гром», с которого на причал сходили люди.

Лодии же уже начали споро и деловито разгружать, следуя коротким командам. Всё происходило чётко и слаженно, как будто до этого ангарцы проводили тренировки по погрузке-разгрузке.

— Почему бесовская-то лодка, Василий Михайлович? — Карпинский сделал несколько обиженное выражение лица. — Вы в кузнице бывали прежде?

— Ну, бывал, — отвечал приказный голова.

— Ну вот. А там то же самое, жарко, шумно да дым валит. Так и здесь — уголь горит, дым от него и прёт, а железо стучит, судно по воде двигая. Вот и всё!

— Так кузница — ремесло исконное, с древнейших времён средь люда ведомое, — нахмурился Измайлов несколько неуверенно, но всё же правя лошадь к прибрежному лугу.

— Пётр Лексеич, ты в самом деле проводил бы нас с воеводой до берега, — проговорил Беклемишев, слезая с коня, — ты же посол ангарский! А насчёт подвод не беспокойся, вона, Макарке своему скажи.

— Макар, хорошо, что ты тут! — Пётр подозвал своего помощника, который обретался у ворот, ожидая, пока уйдут Измайлов с Беклемишевым. Рядом был и Онфимка.

— Да, Пётр? — Макар опасливо обошёл скучающих царских чиновников. Онфим же спокойно прошёл промеж лошадей, погладив одну из них по морде.

— Вы, может быть, пока вниз пойдёте, к пристани? А я потом вас нагоню, — предложил Карпинский враз открывшим рты от подобного политеса московитам.

— Короче, Макар, сейчас пойдёшь к дьякам в приказную избу, найми там подводы, сколько есть. И к берегу правь их. А ты, — Пётр упёр палец в мальчишку, — дуй к нам и собирай вещи, чтобы потом в одну из телег их по-быстрому сложить. Я тебе пару мужичков пришлю. Рацию не трогать! Я сам.

Раздав указания помощникам, Карпинский поспешил к причалу — на пароходе должна быть его Ленка.

— Бесовщина какая-то! — воскликнул Измайлов, понукая лошадь и кивая на стоящий у причала пароход.

— Погоди о бесовщине речи вести, — проговорил Беклемишев, — надобно впервой самим всё осмотреть крепко.

— Что-то ты, Василий Михайлович, больно расположен к людишкам ангарским, как я погляжу, — прищурился воевода енисейский. — Всяко заботу о них ведёшь, в заступ берёшь. Дело ли?

— А ежели и так! Нешто с ними, аки псы, лаяться следует? Сам видеть должон, какую силу крепкую они тут имеют, ты воевода всё же, — ответил Беклемишев и припустил лошадь по тропинке, ведущей вниз, к причалам.