Конраду вскоре пришлось встречать этот караван. На остров, теперь показавшийся капитану слишком маленьким, прибыло еще шесть десятков человек, включая нескольких женщин и детей. Пришлось в Вердере организовывать постой для прибывающих московитов. Дильс к тому же был весьма озабочен возрастающим количеством бородачей и, отправив шведов в поселение, приказал датчанам и эзельской дружине быть готовым к возможной схватке. Он страшился появления новых гостей. Пусть они и объявляли себя друзьями Белова, ухо нужно держать востро. Однако вскоре, когда московиты устроились, к Дильсу, командовавшему солдатами, подошел сам Павел Грауль и, улыбаясь, пригласил его на беседу. Конрад согласился и обещал вскоре прибыть. Опасаясь-таки подвоха, он взял с собою семерых дюжих дружинников, а полусотне приказал оцепить дом, где остановились знатные гости.

Огонь в камине нижнего зала весело потрескивал, голодно пожирая недавно натасканные шведами дрова. Теплое помещение было наполнено ароматом готовившегося на огне варева, рядом с которым возилась молодая женщина. Она недовольно покосилась на грязные разводы, оставляемые сапогами дружинников, но Конрад оставил это без внимания. Дильс спросил поднявшегося из-за стола конта Грауля:

– Господин Пауль, о чем вы хотели поговорить со мной?

Толмач, приехавший вместе с московитами, перевел слова немца.

– Садитесь, капитан, отведайте чаю. Этот напиток очень любим в нашем государстве. – Грауль сделал приглашающий жест, предлагая Конраду сесть напротив.

Дильс приказал своим дружинникам занять лавки, стоявшие по разные стороны от двери.

– Вам не следует опасаться нас и наших людей, Конрад, – кивнул на стоявших у дверей солдат Грауль. – Мы друзья с Брайаном, но я доволен вашей предусмотрительностью. Белов не ошибся, назначив вас капитаном эзельской дружины.

– Благодарю за лестные слова, конт, – коротко кивнул Конрад.

– О тебе знают в Пернове, куда я поставлен воеводой, – бросил молчавший до сего момента князь Вельский.

– У меня там родня, – несколько неуверенно проговорил Дильс. – Родня жены...

«Перновский воевода?! Не иначе они желают и острова прибрать к своим рукам», – подумал Конрад, скосив глаза на своих людей.

...Белов прибыл в Вердер только под вечер, когда уже смеркалось. Со стороны моря поднялся холодный порывистый ветер, неприятно бьющий колючими снежинками в лицо. Заметно похолодало. В доме, отданном воеводе и конту Граулю, напротив, было уже жарко. Конрад оттаял и более не подозревал гостей в недобрых намерениях. К тому же было распито несколько бутылочек рейнского вина, привезенных ими из Москвы. Контакт был налажен.

Как оказалось, среди приехавших были и жена, и родители Тимофея Кузьмина, экономического советника Белова. Купец Савелий, продав все свое имущество на Руси, привез на остров всю семью, намереваясь обосноваться рядом с сыном навсегда. Остальные его людишки покуда остались в Пернове, занятом воинами Вельского, выведенными из-под Нарвы. Сейчас у стен этой шведской твердыни оставалось небольшое количество русских полков, явно недостаточное для взятия города. Видимо, воеводы отчаялись достичь победы, либо произошло нечто иное...

Неожиданно дверь отворилась, напустив в жарко натопленное помещение ворох снежного крошева.

– Дождался! Слава богу! – воскликнул Брайан и кинулся обниматься со своими друзьями. – Здорово! Я смотрю, вы времени не теряли!

– Как мой Тимошка там? – воскликнул раскрасневшийся купец Савелий.

Схватив Белова за плечи, он любовно уставился на него захмелевшими глазами.

– Добрый сын у вас... Савватий Игнатьевич! Добрый! – сажая купца на лавку, приговаривал Белов. – Советник мой по делам торговым.

– То-то! – довольно прогудел Кузьмин, вытирая обильно струящийся по шее пот, и, выглядев среднего сына, Михаила, погрозил ему пальцем:

– Смотри, чтобы у Тимофея науки набирался!

Тот поспешил согласиться с отцом и приказал жене уводить детей в спальню.

– Павел! – Брайан обнялся, наконец, с Граулем. – Картошку привез?!

– А то! – несколько нервно рассмеялся тот. – Сколько трудов ушло, чтобы не померзла! Укутывали, согревали, но довезли! В мае посадишь. Друг, тут такое дело...

– Супер! Чего у нас нового, рассказывай давай! – перебил его восторженный наместник островов. – Вижу, что-то тебя гнетет. – Налив себе вина и разбавив его на треть водой, Брайан присел рядом. – А я тут как в волчьем углу сижу.

Хорошо, что Белов заранее присел. Иначе такие новости его бы точно заставили сесть там, где он стоял.

– В Москве боярская буча, Брайан. – Павел начал говорить, постепенно повышая тон. – Алексей Михайлович занемог, уже и кровь ему, идиоты эдакие, пускали! Докторов каких-то понатаскали со всей Москвы! Говорят, отравили его!

– Как есть отравили! – возопил Кузьмин. – Неча дохтуров-латынцев подпускать к телу царскому!

– Морозов Борис Иванович, дядька Алексея Михайловича, начал ворогов своих с Москвы удалять, а иных, бают, и вовсе прибили! – добавил воевода Вельский. – Под себя все прибирает, покуда Алексей не преставился. Он ему токмо живой и нужон.

– Стало быть, не его вина в болезни царевича? – спросил Белов, задумчиво потирая лоб.

– Стало быть, не его, – глухо повторил Никита Самойлович. – Верно, иноземцы его отравили. Опричь них никому не надобно злодейство оное. Ляхи...

– А то и свеи! – встрял Кузьмин. – Юный государь, как и отец его, блаженной памяти, непременно желал с ними посчитаться.

– Свеи на то не способны, – покачал головой Вельский. – Ляхи, как есть говорю!

– Может, он жив будет? Чего хороните его заранее? – Брайан обвел друзей глазами.

– Дай-то бог! – несколько голосов вздохнуло в унисон.

Грауль встал и, отозвав Белова в сторонку, наклонился к уху товарища.

– Если помрет Алексей, наша история пойдет, – проговорил он. – Вон, Вельский сидит, а кто скажет сейчас, что он будущий член царствующего дома?

– А может, и не ваша, а какая-нибудь третья развилка будет? – устало ответил Брайан и выругался, отведя душу. – Накрутило так, что никоим образом не разберешься.

После этого он помолчал, опростав чашку с вином. Грауль же к спиртному так и не притронулся, потягивая горячий чай с медом.

– Ну а что народ, стрельцы? – спросил, наконец, Белов, находившийся под сильным впечатлением от новостей.

Еще бы – устоявшаяся было картинка начала размываться. Понятный первоангарцам мир резко менялся.

К самому дальнему от Енисея радиопункту, устроенному в Тобольске в доме купца, знавшего Кузьминых еще по Москве, уже устремились гонцы от Грауля с важными сведениями из столицы. Руководителям сибирского социума, формируемого на берегах Ангары и Амура, было о чем теперь задуматься. Сам же Павел решил съезжать из Москвы до поры, ибо в городе становилось слишком опасно – по Варварке, где стоял Ангарский двор, пока по ночам, но уже начинали появляться непонятного рода лихие людишки. Не ровен час... А на Эзеле спокойно.

– Народ пока не буйствует, но стрельцов стало заметно больше. А вообще, назревает нечто, как пить дать, – отвечал Грауль. – Все пока ждут, выкарабкается ли Алексей или умрет.

– Смута, почитай, только вчера закончилась! А ежели сызнова она, проклятая, учинится? – помотал головой Савелий Михайлович и воздел руки.

– Потому и решили к Тимоше ехать, – подал вдруг голос Михаил Кузьмин. – Нешто он не приютит?

Покуда басовито гудели Кузьмины, Брайан пододвинулся к Павлу:

– А кто он такой, этот Борис Морозов?

– Очень богатый и влиятельный при дворе человек. А если ему и тут удастся женить Алексея на Милославской, а потом и самому взять в жены сестру царицы, то, почитай, второе лицо на Руси будет. Вроде человек с головой, умный и интересующийся. Но опять же...

– Выживет ли Алексей? – проговорил Белов и нарочито медленно потер виски. – Еще что о нем известно?

– Его стараниями в Москве случился Соляной бунт. В сорок шестом, то есть в следующем, году он резко поднимет налоги на соль, основной консервант продуктов, вот народ и взбунтуется. Когда он примет это решение теперь – неизвестно, однако ясно, что при ведущейся страной войне любая казна имеет свойство стремительно пустеть.