Может показаться несправедливым обвинять во всех бедах Энслинджера, в то время как он был лишь номинальной главой ведомства, идеи которого разделяли многие конгрессмены, издатели и местные политики. Однако в ХХ веке он был самой представительной фигурой в войне с наркотиками. Он заявлял, что наркозависимость – это зло, а чтобы искоренить и уничтожить его, Соединенным Штатам необходимо вести себя, как прекрасно сыгранной команде – ставить эффективные заслоны, перехватывать игроков противника и хорошо знать правила игры. Его главной задачей было прекращение незаконного оборота наркотиков путем заключения в тюрьму поставщиков и изоляции наркоманов. Энслинджер утверждал, что для наркодельцов требуются жесткие карательные законы, а для наркоманов – принудительное лечение. Он никогда не объяснял, почему более суровые меры должны стать более эффективными, если не работают существующие. Энслинджер говорил, что торговец наркотиками – это азартный игрок по своей природе. Он делает ставку на то, что его арестуют или не арестуют, сколько лет заключения дадут и так далее. Никто не может полностью исключить сделки с наркотиками, так как они происходят при самых невероятных обстоятельствах. В 1944 году американские солдаты могли продавать и покупать морфин прямо на берегу после высадки десанта в Нормандии.
Для Энслинджера 1930-е годы были периодом интриг, направленных на удержание своих позиций. Хотя Конгресс в 1931-1932 годах выделили Бюро 1, 7 млн. долларов, эта сумма во время Великой депрессии уменьшилась на 0,7 миллиона. В 1934 году не было задержано ни одного крупного поставщика, так как у FBN не хватало денег на подкуп высокопоставленных информаторов. В Нью-Йорке, центре незаконного оборота наркотиков в США, задерживали только мелких дилеров, что говорило о такой же коррумпированности борцов с наркотиками, как и во времена Натта. В 1935 году Энслинджера положили в больницу с нервным перенапряжением. В его отсутствие Бюро стало угрожать слияние с новой силовой анти-наркотической структурой. Министр финансов, Генри Моргентау (1891-1967), в 1936 году официально упрекнул Энслинджера в том, что FBN не справляется со своей задачей. Он не говорил о том, что официальная политика вынуждает курильщиков опиума переходить на инъекции героина – только о низком уровне арестов. Энслинджер избежал увольнения, как не справившийся с обязанностями, лишь благодаря искушенности в «подковерной борьбе» и неожиданной, агрессивной поддержке федеральной программы борьбы с марихуаной.
Как мы убедились, курение марихуаны распространилось в американских индустриальных городах после объявления «сухого закона» в 1920 году. К 1937 году индийская конопля была запрещена наряду с тяжелыми наркотиками (такими как героин), стимуляторами (такими как кокаин), и галлюциногенами. В 1930-х годах Энслинджер вспоминал, что марихуана в то время была доселе неизвестным и авантюрным наркотиком. Энергичные гангстеры ставили целью привлечь наиболее восприимчивую возрастную группу – чистых душой подростков, выросших в пост-депрессионный период. Он не понимал, что успех наркодельцов отчасти объяснялся условиями рынка, которые были созданы запретительным законодательством. Когда отдельные политики потребовали принять федеральный закон против марихуаны, Энслинджер с самого начала понимал, что у его агентов предостаточно работы с опиатами, они не смогут справиться с наркотиком, который можно выращивать во многих районах США. Более того, он знал, что человек, пристрастившийся к марихуане, не переходил на более жесткие наркотики – героин, опиум или кокаин – а закоренелый наркоман никогда не опустится до марихуаны. По этому вопросу, но ни по какому другому, он был согласен с Уильямом Берроузом, печально известным автором «Наркоши» (Junkie). Берроуз писал, что вредное воздействие марихуаны сильно преувеличивалось, потому что люди верят в то, во что хотят верить – несмотря на очевидные факты. Индийская конопля не вызывала зависимости, хотя от продолжительного или чрезмерного употребления могли развиваться наркотические психозы.
Характерно то, что Энслинджер поддержал федеральный законопроект, направленный против марихуаны, тем способом, который усилил как его собственные позиции, так и FBN в целом. На конференции Лиги Наций в 1936 году он призвал включить каннабис в будущие соглашения по контролю над наркотиками. Вернувшись в Вашингтон, он помогал в разработке законопроекта по этому вопросу. Энслинджер не считал борьбу с индийской коноплей первоочередной задачей Бюро, но говорил о ней в таких тонах, что сразу создавалось впечатление бескомпромиссного сторонника запретительных мер. В 1937 году он уверял Палату представителей, что под воздействием марихуаны некоторые люди впадают в безумную ярость и поэтому могут совершать жестокие преступления. В одной угрожающей статье он писал об употреблявшем марихуану наркомане, который превратил свой дом во Флориде в бойню, зарубив топором родителей, братьев и сестру. Подобные истории охотно распространялись прессой. Энслинджер выступал по радио, на собраниях и конференциях, его агенты читали лекции родителям, педагогам и общественным деятелям. Заявления главы FBN звучали авторитетно, даже когда были заведомо спорными. «Можно только предполагать, сколько убийств, самоубийств, разбойных нападений, грабежей, краж и сумасшествий каждый год происходит из-за марихуаны – особенно среди молодежи», сказал он в 1937 году. Безнравственная риторика Энслинджера, разумеется, способствовала не падению, а росту потребления каннабиса. Для многих современных специалистов она осталась неубедительной. Как говорилось в редакционной статье «Журнала Американской медицинской ассоциации» в 1937 году, предложенный федеральный контроль за оборотом марихуаны едва ли можно было оправдать, учитывая опыт, накопленный после принятия закона Гаррисона. Журнал писал, что несмотря на миллионные расходы и более чем двадцатилетние усилия в национальном масштабе, опиумная и кокаиновая зависимости все еще были широко распространены. Представитель журнала, выступивший в Конгрессе против законопроекта, подвергся запугиванию и оскорблениям.
В июне законопроект о налоге на марихуану передали, наконец, в Палату представителей. Конгрессмен от штата Техас, Сэм Рейберн (1882-1961), уверил своих коллег, что законопроект был единогласно принят в соответствующем комитете и не вызвал никаких противоречий. (Подобное заверение звучало в 1925 году в Палате лордов, когда индийская конопля походя была запрещена в Британии). Когда Рейберна попросили уточнить положения законопроекта, он ответил: «Он, кажется, имеет отношение к какой-то марихуане. По-моему, это что-то вроде наркотика». Учитывая общее неведение и незаинтересованность, неудивительно, что 14 июня закон был принят после получасовой дискуссии, на которой не было представлено ни научной, ни медицинской статистики.
Согласно новому закону, каждому, кто выращивал, перевозил, выписывал или продавал марихуану, необходимо было получить разрешение и заплатить налог, иначе эти действия считались федеральным преступлением, но поскольку марихуана была запрещена во всех штатах, регистрация означала бы суд и приговор. Первое судебное слушание состоялось в октябре 1937 года, через семь дней после принятия закона. Судья Фостер Саймс (1878-1951) из Денвера приговорил пятидесятивосьмилетнего мужчину к четырем годам заключения в тюрьме Ливенворт и штрафу в одну тысячу долларов. Саймс заявил, что считает марихуану худшим из всех наркотиков – гораздо хуже, чем морфин или кокаин. Он сообщил, что марихуана уничтожает самую жизнь. Рассказы агентов Федерального бюро по борьбе с наркотиками были такими же невероятными. В 1938 году они сообщили нью-йоркскому журналисту, что чрезмерное употребление марихуаны вызывает дикие садистские стремления, которые обычно кончаются убийством с помощью топора или кирки.
Энслинджер гордился тем фактом, что в течение пяти лет после принятия закона 1937 года в США за его нарушение ежегодно уничтожалось около 60 тонн марихуаны и подвергалось аресту около тысячи человек. Начиная с конца 1930-х годов, в США становилось все труднее достать опиаты, а во время Второй мировой войны это было почти невозможно. Это объяснялось тем, что Энслинджеру требовалось вещество, которое привело бы в ужас публику и оправдало финансирование FBN, которое чуть было не прекратилось в 1935-1936 годах. Затем он предсказал широкое распространение курения марихуаны среди военнослужащих и послал своих агентов расследовать 3000 случаев употребления каннабиса в военных лагерях или около них. Несмотря на предсказания и бдительность агентов, ничего подобного не случилось. Энслинджер сопротивлялся попыткам определить точное место марихуаны среди других наркотиков. Учитывая то, что с 1937 года FBN обязано было преследовать курильщиков марихуаны, он не хотел, чтобы эксперты обесценили эту работу. Важно было поддержать ее и расширить область действия, чтобы заниматься всеми видами запрещенных веществ, независимо от того, какое из них был самым употребительным, какое приносил наибольший вред или было самым дорогостоящим для общества. Эта стратегия объясняет, почему Бюро постоянно называла марихуану наркотиком, хотя она таковым не являлась.
