В 1929 году количество заключенных в египетских тюрьмах достигало 22 тысяч, включая 800 осужденных за торговлю наркотиками и 3500 – за их употребление. По оценкам Рассела, осужденные за нарушения анти-наркотических законов составляли около одной трети всех заключенных, учитывая 1800 наркоманов, осужденных за другие преступления. В октябре 1931 года по тюрьмам сидели 4088 торговцев наркотиками и 2882 наркомана. Через три года эти цифры составляли соответственно 2603 и 438 заключенных. Казалось, что кризис миновал. Надежды Рассела в начале 1930-х годов на организацию центров лечения наркоманов не оправдались из-за отсутствия средств у правительства. Рассел считал наркоманию психическим заболеванием, а не преступлением. Египетские наркоманы отчаянно нуждались в лечении. В одной из деревень в дельте Нила крестьянина укусила бешеная собака. Его отвезли в специализированную больницу в Каире. Выйдя из нее, он почувствовал, что тяга к наркотикам у него исчезла. Как писал Рассел, другие деревенские наркоманы, желая пройти такой же курс лечения, посоветовались с деревенским парикмахером. Тот, будучи изобретательным человеком, вставил в челюсти мертвой собаки стальные пружины и через определенные промежутки времени снабжал своих клиентов необходимыми отметинами на теле, чтобы убедить местного государственного доктора, что они были покусаны собакой, которая могла оказаться бешеной. Всех их по очереди направляли в больницу. Крестьяне проходили достаточно болезненный курс лечения и возвращались в свою деревню, свободные от тяги к наркотикам. Это еще больше укрепляло их слепую веру в «больницу от бешеных собак».
Работа Центрального разведывательного бюро по наркотикам была заслугой Рассела вплоть до его ухода на пенсию в 1946 году. Она требовала от него умения идти на компромисс и была рассчитана на реальные результаты. Рассел понимал, что в государственных вопросах нет места благим намерениям. Он верил в прогресс и свободу, но не полагался на популизм и считал, что человеческую природу переделать невозможно. Он полагал, что государственная власть необходима, но она может ошибаться. Рассел не был сторонником запретов по американскому образцу, так как огромный испытательный полигон для запретительной политики США – то есть, Китай – представлял собой плачевную картину.
К 1900 году Поднебесная империя каждый год производила в среднем 20 430 000 кг опиума. В провинции Шаньси под опийный мак было отведено 150 тысяч акров, в столице провинции Сычуань имелась по одной опиумной лавке на 67 человек (при населении 300 тысяч человек). Несмотря на падение спроса на импортный опиум, в первом десятилетии ХХ века ежегодно ввозилось наркотика на 40 миллионов долларов. Весь он шел через открытый порт Шанхай, где существовали автономные районы иностранцев, международный квартал и французская концессия. В Шанхае имелось полторы тысячи курилен опиума, наркотик для которых поставляла гильдия торговцев, известная под названием «клика Чаожу». Она, в свою очередь, закупала опиум в четырех, связанных между собой торговых домах: «Давид Сассун и компания» (David Sassoon & Company), «И.Д. Сассун» (E.D. Sassoon), «С.Дж. Давид» (S.J. David) и «Эдвард Эзра» (Edward Ezra). Все компании имели лицензии Шанхайского городского совета. В 1913 году «Сассун» создал Шанхайский торговый опиумный синдикат и поднял цены на наркотик. Синдикат стал эксклюзивным поставщиком клики Чаожу и – по договору с городским советом – заведений международного квартала. Незадолго до окончания легальных опиумных поставок в 1917 году (согласно указу от 1906 года и англо-китайских договоренностей 1907 года) синдикат продал 1578 ящиков наркотика военачальнику Фэн Гоцяню (1859-1919) общей стоимостью 13 миллионов долларов. Хотя большую часть этих запасов в 1919 году сожгли, попытка провинциального военачальника прорваться на рынок опиума была зловещим признаком подрыва политики центрального правительства. На самом деле, ситуация в 1920-х годах ухудшилась, поскольку успехи анти-опиумного движения вызвал рост спроса на производные опиума – морфин, героин и кодеин легче было перевозить и незаметно употреблять. Возросли их продажи крестьянам и рабочим, которые больше не могли достать по легальным каналам или позволить себе купить на черном рынке дорогой опиум для курения. Синолог Герберт Джайлс (1845-1935) писал в 1923 году, что «Главным результатом национальных и международных усилий спасти Китай от опиумного проклятья было: (1) огромный рост площадей под посевы мака в различных провинциях… и (2) наплыв в страну морфина, кокаина, героина и так далее, которые, по общему мнению, были гораздо опаснее». Похожую оценку привел в 1931 году англичанин, начальник шанхайской таможни.
«Зависимость от морфина пришла в страну вместе с запрещением опиума. Когда людям позволяли курить свои трубки, они не знали, что такое подкожные инъекции. Но когда опиум и трубки запретили, люди прибегли к игле, потому что морфин было легче ввозить контрабандой, чем опиум, инъекции было проще скрыть от чужих глаз, чем курение, а морфин был намного дешевле, чем контрабандный опиум».
Таможенник полагал, что инъекции впервые стали применять японские врачи в Шанхае и Фукиене. После 1917 года клика Чаожу сохранила свою монополию оптового поставщика. Клика Чаожу в сотрудничестве с провинциальными военачальниками и тайной преступной организацией Зеленая банда, которую первоначально организовали речные лодочники, стремилась монополизировать поставки контрабандного опиума. Военачальники охраняли грузы за пределами Шанхая, Зеленая банда – внутри. К 1920 году в преступном мире Шанхая насчитывалось 100 тысяч бандитов, которые были организованы в мелкие шайки, подконтрольные Зеленой банде. Военный губернатор города и два оптовика Чаожу управляли новой опиумной монополией под видом компании по продаже недвижимости. В 1923 году Шанхайский городской совет учредил собственное анти-наркотическое подразделение, которое настолько успешно устраивало облавы на складах монополистов, что в 1925 году банды убрались из международного квартала и перегруппировались в районе французской концессии, где хранили опиум под покровительством полиции. В первый год работы на новом месте монополия получила 50 миллионов китайских долларов чистой прибыли. По некоторым сообщениям, к середине 1920-х годов на складах монополии хранилось Двадцать тысяч ящиков персидского, турецкого и индийского опиума и 18 тысяч китайского. Только шанхайские поставки наркотика приносили военным, контролировавшим город, 6 миллионов долларов ежемесячно. Высокие прибыли в сентябре 1924 года спровоцировали войну между местными губернаторами, которые хотели добиться контроля над городскими поставками наркотика. В обеих сторонах в ней участвовали сто двадцать тысяч человек.
Некоторые члены старого синдиката продолжали свою деятельность, особенно братья Эзра, которые работали под прикрытием чайной фирмы «Далунь» (Dahloong Tea Company). В 1923 году несколько наркодилеров, в том числе, Ниссим Эзра (род. 1880), совместно купили большую партию турецкого опиума. Груз перевозили на японском судне из Константинополя во Владивосток, откуда он должен был попасть на китайский рынок. Однако капитан судна заключил свою сделку с контрабандистами и в феврале 1924 года выгрузил пятьдесят ящиков опиума в джонку на траверзе форта Вунсунь. Похищенный груз тайно хранился на Кантон-роуд, 51 – в одном из подземных складов, сооруженных специально для этой цели в районе французской концессии и международного квартала.
Ниссим Эзра сообщил об этом в шанхайскую городскую полицию, которая после длительных поисков обнаружила наркотик в подземном складе с двойными стенами, секретными дверями и туннелями-лабиринтами. Украденный опиум стоил приблизительно 1 250 тысяч долларов (156 666 по ценам 1924 года). Разразился скандал по поводу поставок персидского и турецкого опиума в Китай, и Лига Наций рекомендовала обыскивать в Суэцком канале все суда, направлявшиеся на Дальний Восток. Однако Япония воспрепятствовала этой рекомендации, которая угрожала ее собственным интересам. Сотрудники таможни после длительных совещаний пришли в отчаяние. Сэр Фрэнсис Аглен (1869-1932), генеральный инспектор китайской морской таможни с 1911 по 1928 год, считал, что единственным способом контроля и постепенной ликвидации поставок опиума является государственная монополия на наркотик. Его преемник, сэр Фредерик Мейз (1871-1959) сказал сотруднику индийской таможни, что учитывая огромные прибыли поставщиков, капиталы и политическое влияние тех, кто стоит за ними, с наркотиками бесполезно бороться с помощью превентивных и карательных мер. К тому же, нужно было принимать во внимание авантюристическую природу тех, кто непосредственно участвует в операциях поставок. Мейз полагал, что героин и морфин представляли собой гораздо более серьезную угрозу Китаю, чем опиум.
