На это нацелена вся ее политика. Мы не знаем, как освободиться от нашей истории, но нас лишат ее счастливые люди, не имеющие никакого или почти никакого исторического прошлого. Именно счастливые люди навяжут нам свою удачу», говорил он.
Хотя на заседаниях Лиги Наций США представлял епископ Брент, самым влиятельным американским делегатом по вопросам международной анти-наркотической политики в 1920-х годах был Стивен Портер (1869-1930). Он был адвокатом и с 1910 года представлял в Конгрессе Республиканскую партию от штата Пенсильвания. С 1919 года и до самой смерти Портер являлся председателем Комитета по внешней политике и весьма симпатизировал Китаю. В остальном он проповедовал изоляционизм и не доверял Лиге Наций, считая ее сверхдержавой. Британское посольство в Вашингтоне докладывало, что Портер питал крайне анти-британские настроения, особенно в отношении ограничений выращивания опиума, к которому он проявлял глубокий, почти фанатический интерес. Как и многие сторонники запретов, он сравнивал свои стремления с делом Линкольна и борцов за отмену рабства. В 1925 году он заявил в Женеве, что на протяжении полутора столетий над Соединенными Штатами нависало проклятие рабства. Чтобы избавиться от него, понадобилась великая война, которая чуть было не уничтожила республику. Опиум, по его словам, являлся всего лишь другой формой рабства. Виконт Сесиль Челвуд (1864-1958), который вел переговоры с Портером на Женевской анти-опиумной конференции 1924-1925 годов, назвал его типичным американским конгрессменом, вечно опасавшимся хитростей европейской дипломатии. Даже к Делевиню Портер относился с явной прохладой. Голландской делегации тоже не понравился этот представитель США. «Мистер Портер ни разу не соизволил объяснить свою точку зрения или даже ответить на возражения оппонентов».
На первом этапе конференции по проблемам опиума, которая открылась в Женеве 17 ноября 1924 года, рассматривалась только проблема курения опия. На первом этапе принимали участие только страны Дальнего Востока, а также государства, имеющие колонии на Дальнем Востоке, в которых было разрешено курение опиума. На втором этапе, начавшемся 19 января 1925 года, обсуждались проблемы производных опия и коки – в основном, героин и кокаин. Многие из тридцати шести делегатов стремились лишь к тому, чтобы произвести впечатление на читателей газет у себя на родине. И все же большинство участников согласились, что невозможно достигнуть полного запрещения наркотиков, пока отсутствует контроль за нелегальными поставками. Они пришли к выводу, что практика аукционов по продаже опиума частным (обычно китайским) подрядчикам должна быть прекращена. Вместо этого необходимо было ввести правительственные монополии и регистрацию курильщиков. Таким образом страны-участницы надеялись жестко регулировать потребление опиума. Лорд Сесиль Челвуд официально объявил, что на британских дальневосточных территориях курение опиума будет отменено. Однако он обусловил этот шаг действиями Китая против выращивания опийного мака, чтобы не было опасности ввоза наркотика из китайских провинций. Как только такие действия окажутся эффективными, курение опиума в британских колониях на Дальнем Востоке будет постепенно сокращаться в течение пятнадцати лет.
В январе 1925 года на втором этапе конференции, посвященной синтетическим наркотикам, курение опиума не входило в повестку дня. Однако Портер предложил, чтобы государства, в которых еще существовала эта традиция, снизили импорт наркотика для немедицинского употребления. Такое снижение должно было вводиться ежегодно, чтобы по истечении десяти лет курение опиума было ликвидировано. Предложение Портера встретило резкое возражение европейских держав. Журнал «Нью Стейтсмен» писал: «Американские власти заняли такую позицию отчасти вследствие незнания ситуации, отчасти благодаря своему пуританизму, который оправдывает и даже облагораживает такое незнание. Отчасти это происходит также потому, что США хотят найти «козла отпущения» за свою неспособность бороться с быстро растущим потреблением производных китайского опиума». Вызывающая поза американцев приводила в смущение. Возможно, они играли, чтобы угодить пуританским настроениям в Америке – продолжал журнал – но вероятнее всего, они действительно не знали, что существует разница между китайским и индийским опиумом и между жеванием опия и инъекциями героина. Эту точку зрения поддерживали все европейские делегации. В 1925 году старший представитель Голландии в Женеве охарактеризовал позицию США как «деструктивный идеализм». Голландское правительство считало американскую позицию неуместной, учитывая распространение наркомании среди собственных граждан. В 1926 году министр труда Нидерландов сказал по этому поводу, что американский народ может избавиться от этого глубоко укоренившегося порока, только подняв моральный уровень населения. Предложение США о всемирном запрещении героина и строгом контроле над выращиванием коки также было отвергнуто. (Боливийский делегат успешно возразил, что традиция жевать листья коки не вызывает ни зависимости, ни влечения, что характеризует все остальные виды наркомании). Когда Портеру не удалось преодолеть скептического прагматизма европейцев, американская делегация 6 февраля покинула конференцию. На следующий день уехали представители Китая. После демарша делегации США в американской прессе развернулась ожесточенная анти-британская кампания, журналисты приписывали поражение Портера имперской жадности Англии и ее желанию получать высокие прибыли от наркотиков. В действительности, индийский опиум был недостаточно чистым, чтобы из него можно было изготавливать героин. В Соединенных Штатах героин производили из контрабандного персидского, турецкого и китайского опиума или ввозили в готовом виде из Японии, Швейцарии и Германии. Как заметил в 1925 году лорд Оливер (1859-1943), недавний государственный секретарь по делам Индии, индийский опиум был пугалом «политиков, враждебно относившихся к Лиге Наций и Великобритании и желавших продемонстрировать тщетность стараний Лиги и неискренность нашей страны». Один британский дипломат сказал, что американские газеты печатают порочащие факты о малых странах – например, о выращивании коки в Боливии или опийного мака в Сербии – чтобы сосредоточить усилия на борьбе против Британии.
Несмотря на разногласия, на конференции была принята конвенция о том, что все договаривающиеся стороны берут на себя обязанность контролировать производство, продажу и транспортировку опасных наркотиков. Все подписавшие ее страны должны были ежегодно сообщать о количестве произведенных, потребленных и хранящихся наркотиков, а также ежеквартально подавать импортно-экспортные отчеты. Страны-участницы конвенции, таким образом, принимали на себя гарантии законности своей международной торговли наркотиками и обеспечивали намеченный маршрут грузов путем выдачи обязательных импортных сертификатов и экспортных лицензий. В Лиге Наций для проверки необходимых статистических данных был учрежден постоянный Центральный совет. Председательствовавший на Женевской конференции представитель Дании назвал ее самой трудной в истории Лиги Наций. Во всяком случае, это была самая длительная и сложная конференция. За семьдесят дней заседаний было размножено и передано делегациям более двух миллионов листов различных документов. Тот же датский представитель заявил, что проблема наркотиков теперь стала теперь рутинной работой Лиги Наций и не может быть скрыта от общественности. Принятая конвенция стала действовать с 1928 года, а к 1932 году, согласно статистике, количество наркотиков, легально произведенных фармацевтическими фабриками, впервые приблизилось к официально потребляемому количеству. Западноевропейские фармацевтические фабрики перестали быть основными производителями для незаконного оборота наркотиков. Мировой объем официально производимого морфина упал с 46 106 кг в 1928 году до 25 656 кг в 1923 году, а кокаина – с 7810 кг в 1928 году до 3973 кг в 1932.
Уход делегации США с Женевской конференции и последующий отказ Портера от участия Америки в выработке анти-наркотической политики лишили Соединенные Штаты господствующего положения, которые предшественники Портера добились, начиная с 1909 года. Это беспокоило его соотечественников, таких как полковник Артур Вудс (1870-1942), бывшего комиссара полиции Нью-Йорка, сменившего Элизабет Райт на посту Консультативного анти-опийного комитета. Вудс считал, что потреблению опиума и листьев коки придавалось слишком большое значение. Он говорил, что эта практика – будь она вредной или нет – была внутренним делом и традицией индийцев, китайцев и боливийцев, а следовательно не являлась международной проблемой. Американский журналист и социальный работник Джон Пальмер Грэвит (1868-1954), который также сожалел о демарше делегации США, призывал в 1927 году восстановить позиции «дяди Сэма», которые принадлежало ему по праву – во главе войны против наркотиков. Как и Вудс, он полагал, что возможность для этого лежала в понимании того, что курение опиума было относительно мелкой и незначительной проблемой по сравнению с колоссальным наплывом синтетических наркотиков, который захлестывал весь мир, в том числе Индию и Китай. Он считал, что основной поток наркосодержащих веществ идет из фармакологических лабораторий западных стран, преимущественно из Германии и Швейцарии. Однако официальное мнение Британии выражалось в том, что изменения к лучшему вряд ли возможны, пока Портер диктует правительству США анти-опийную политику. Соединенные Штаты не участвовали в Женевской конвенции до самой кончины Портера в 1930 году.
