В Европу опиум попадал не только через испанских и португальских купцов. Официальные отношения между Англией и Оттоманской империей начались в 80-х годах XVI века с учреждения английской торговой компании, которую с 1592 году стали называть Левантийской компанией. [5]К началу XVII в. английские торговые сообщества появились в городах Константинополь, Измир и Алеппо. Исламская Оттоманская империя была, таким образом, первой нехристианской культурой, в которой начала укрепляться Англия. Первые поселившиеся там британцы редко испытывали культурное или экономическое превосходство над местным населением. Более того, иногда они отзывались о крестьянах сельских районов, как о более утонченных, нежели английские мужланы. К мусульманству они относились менее враждебно, чем к католицизму. Начиная с первого десятилетия XVII века английские путешественники, побывавшие в поселениях земляков, начали рассказывать об употреблении опиума. Проповедник англичан в Алеппо с 1600 году, Уильям Биддальф, писал, что турки собираются в кофейнях, более распространенных, чем пивные в Англии. Там они принимали опиум, чтобы забыть о повседневных заботах, и неспешно строили воздушные замки, словно им являлись видения или слышались откровения. Поэт Джордж Сандис (1578-1644), вспоминая свое путешествие из Венеции в Константинополь в 1610 году, назвал турецкие кофейни более экзотичными, чем английские пивные: во многих для привлечения клиентов специально держали мальчиков-гомосексуалистов. Он писал, что турки невероятно любят опиум и носят его с собой и в мирное, и в военное время. По их словам, он изгоняет страх и делает их храбрыми, но Сандис добавляет, что наркотик, скорее всего, лишает их разума. В Англии такие истории распространял викарий Самуэль Перкас, который часто встречался с прибывшими в Лондон моряками и опубликовал их рассказы в двух книгах, вышедших в 1613 и 1619 годах.
В других странах также появлялись подобные истории. Итальянец Пьетро Делла Валле (1586-1652) женился на сирийской христианке и стал одним их первых европейцев, исследовавших Персию. В 1622 году он писал, что большинство персов ежедневно потребляют опиум в огромных количествах – некоторые съедали чуть ли не смертельную дозу размером в каштан. Персы считали, что опиум приносит пользу здоровью и освобождает дух, заставляя забывать тревоги. Валле не сомневался, что последнее было правдой, так как наркотик обладал большой одурманивающей силой. Французский ювелир Шарден, ставший фаворитом шаха, так же авторитетно свидетельствует, что опиум хорошо известен в Европе как сильнодействующий наркотик и самый настоящий яд. Персы же использовали его ради удовольствия, поскольку опиум вызывал видения и приносил наслаждение. Его воздействие начинается через час после приема: вначале человек веселится, потом заливается смехом и ведет себя, как шут и дурак. Шарден знал, что тем, кто регулярно принимает опиум, требуется все большая доза, а когда они стремятся отказаться от своей зависимости, испытывают сильные мучения. Он писал, что как только человек привыкает к опийным таблеткам, он должен постоянно принимать их, а если откажется хотя бы на день, то слабеет и чахнет так, что на него жалко смотреть. Опиум действует гораздо хуже на тех, у кого выработалась зависимость, поскольку если они бросают наркотик, то рискуют умереть. Персидское правительство пыталось воспрепятствовать употреблению опиума, но безрезультатно. Шарден писал, что привычка принимать наркотик была настолько распространенной, что ею обладали девять из десяти персов.
В XVII веке европейцы сделали важные открытия не только в географии, но и в медицине. Большой вклад в историю наркотиков внес английский врач Томас Сиднем (1624-1689), которого называли «Шекспиром от медицины». В 50-х годах XVII века он учился в Монпелье, столице французского департамента Лангедок. Врачи Монпелье специализировались на стимулирующих препаратах и критиковали своих парижских коллег за увлечение кровопусканием и очищением кишечника. Южнофранцузская школа предпочитала не героические меры, а тонизирующие средства. Своей репутацией Сиднем отчасти был обязан экспериментам со стимуляторами. Он готовил умеренно тонизирующие средства из гвоздичного сиропа, лимонного сока и других ингредиентов. Более сильные стимуляторы включали гасконский порошок, безоар, гиацинт, патоку Венеры и тому подобное. Но в 60-х годах его стимуляторы готовились, главным образом, из раствора опиума в алкогольных напитках. Такие настойки он популяризировал под названием «laudanum». Не нужно путать их с чисто опийной настойкой, которую веком раньше Парацельс назвал тем же именем. Лекарство Сиднема содержало две унции опия и одну унцию шафрана, растворенных в полулитре канарского вина или шерри и смешанных с драхмой (3,888 г) молотой корицы и гвоздики. Перед употреблением настойку оставляли на два-три дня в паровой ванне. Это лекарство представляло особый интерес для врачей. Как объяснял Томас Уиллис, в отличие от опийных таблеток (которые приносили больше вреда, чем пользы, и вызывали у некоторых отвращение), дозу жидкой настойки можно было легко скрыть от пациента, а если добавлять ее в другой алкогольный напиток, то она имела не снотворный, а стимулирующий эффект.
Расхваливая свою настойку, Сиднем не жалел красноречия. В 1676 году он опубликовал в Лондоне на латинском языке трактат «Медицинские наблюдения по истории и лечению острых заболеваний». В ней, говоря о дизентерии, он делает отступление: «Не могу не остановиться, чтобы воздать хвалу Господу нашему, подарившему миру все лучшее и даровавшему человечеству опиум для утоления недугов. Нет лекарства лучше опиума, как при врачевании некоторых болезней, так и по эффективности излечения».
И далее:
«Опиум является таким необходимым инструментом в руках искусного врача, что лекарство без него будет неполным. Тот, кто хорошо понимает это средство, сделает с его помощью гораздо больше, чем с любым другим. Применять его ради сна, или утоления боли, или прекращения диареи означает знать его только наполовину. Опиум, как дельфийский меч, можно использовать в самых разных целях. Из тонизирующих препаратов он лучший из всех, что были обнаружены в природе. Я чуть было не сказал «единственный».
Бездумное назначение опиатов, а также других, открытых позже лекарственных средств, вызывало физиологическую зависимость. Отчасти Сиднем признавал это, когда говорил о «необдуманном врачевании». Он предупреждал о вероломной природе опиатов и об опасных последствиях их применения. Чрезмерное увлечение опием было глупым и бесполезным занятием. Поэтому, несмотря на все свои пристрастия, Сиднем старался ограничивать применение опийных настоек: «Если после сильного жара силы пациента подорваны (а это часто случается с истеричными женщинами), я старался поднять дух небольшой дозой опийной настойки. Однако я редко давал ее повторно».
Тем временем Томас Уиллис, врач, который открыл сахарный диабет, изобрел собственную настойку опия. Он использовал ее для лечения расстройств сознания, конвульсий, подагры, камней в почках, нерегулярного стула, рвоты, колик, плеврита и заболеваний дыхательной системы. Уиллис считал, что опиум побеждает часть животной силы человека в мозге и вызывает здоровый сон, который сам по себе является лучшим лекарством. По его мнению, опиум снижал жар и одолевал болезни, которые во множестве присутствуют у каждого человека. Он писал, что животные силы, такие как Дикие лошади, мчатся вперед и назад, либо перепрыгивают ограды, в то время как их следует сдерживать с помощью опиума. Однако этот наркотик не следовало прописывать больным туберкулезом, при изъязвленных легких, параличном треморе и апоплексии. Хотя умеренность в использовании опиума рекомендовал еще Сиднем, именно Уиллис впервые заговорил – открыто, упорно и настойчиво – об опасности бесконтрольного применения этого наркотика. Он говорил, что ангельское лицо опиума необычайно соблазнительно, но если взглянуть на его обратную сторону, то можно увидеть дьявола. В этом всеисцеляющем лекарстве столько яда, что при частом или постоянном его использовании ни в коем случае нельзя чувствовать себя уверенно и безопасно. Люди, принимающие чрезмерные или неуместные дозы, либо укорачивают себе жизнь, либо делают себя несчастными, поскольку наносят вред своим первостепенным качествам. Опасность применения опиума была для Уиллиса тем более очевидной, что в Англии эпохи Возрождения не было ни одного знахаря, ни одного врача-шарлатана, ни одного жалкого брадобрея, который не объявил бы себя сторонником опийной настойки. При легком заболевании такие лекари – если они прописывали опиаты – становились подлыми глупцами, так как их лечение вело к трагедиям. Как и Шарден, Уиллис предупреждал о стремлении пациентов увеличивать дозы наркотика. Он рассказывал студентам Оксфордского медицинского колледжа, что знал женщину, которой врач прописал принимать на ночь через день один – два грана (0,065 – 0,13 г) лондонской опиумной настойки. Почувствовав, что лекарство ей помогает, она постепенно увеличивала дозу и, в конце концов, принимала по 12 гран. Уиллис объяснял это тем, что человек привыкает к лекарству, и его природа требует все большего количества. Поэтому пациент не может заснуть или почувствовать облегчение, если принимает меньше той дозы, к которой привык.
