— Если один из вас сядет позади меня, а другой вот в эту штуку… — перегрузка, конечно, но ничего, — я вас отвезу на место. Прямо сейчас.

И не дожидаясь ответа, он начал разворачиваться.

— Вы нам здорово поможете, сэр, — сказал Джим.

— О чем речь! — сказал Бобби.

Бобби теперь был в своей стихии. Усадив их при помощи полезных советов — даже тот, что пониже, еле втиснулся в коляску, а другой придавил багажник точно куль с песком, — он провез их полторы мили, пока не увидел каштан возле живой изгороди. Аккуратно сгрузил их, выслушал искренние, но торопливые слова благодарности, ответил дружелюбным кивком и отправил их бодрой рысью через поле.

— Больше мили он пробежать никак не успел, — сказал Бобби. — Да и бежал не очень быстро. Вроде бы прихрамывал.

— Это он, — сказал Джим.

Бобби послал воздушный поцелуй их удаляющимся спинам.

— А это вы! — сказал Бобби. — Да смилуется над вами Бог, да очистит ваши души. А теперь — к Саргону!

Он помчался назад к месту, где оставил Саргона, опять развернул мотоциклет и посмотрел на опушку рощи, на остролисты, где должен был ждать Саргон. Но из них не выглянула ничья голова.

— Странно! — сказал Бобби и побежал туда, где в канаве затаился Саргон. Никого! Бобби растерянно и испуганно посмотрел по сторонам. После всего, после таких удач, неужели случилась беда?

— Саргон! — воззвал он. И погромче: — Саргон!!

Ни звука, ни шороха в ответ.

Спрятался! А что, если он отполз и потерял сознание? Совсем обессилил!

Бобби коснулись леденящие пальцы страха. Не спутал ли он место? Саргон побрел куда-то, забыв свое обещание? Или, совсем замерзнув, вернулся, измученный, в тепло и привычность приюта? Бобби пошел вдоль канавы туда, где она огибала клин рощи, и за поворотом внезапно узрел справа в канаве маленькую старушонку; старушонку, которая сидела, скорчившись на куче сухой соломы, и крепко спала. На ее голове была видавшие виды верная соломенная шляпка со сломанным пером, на черный жакетик точно шаль был накинут мешок, второй мешок укрывал ее ноги. Лицом она утыкалась в колени, так что видно было только одно красное ухо, а позади нее на краю канавы лежали два шеста, связанные крестом. Бобби никак не ожидал ничего подобного. Как будто мало того, что Саргон исчез, так нате вам! Такая странная замена!

Бобби почти минуту простоял в колебаниях. Разбудить старушенцию и спросить ее о Саргоне? Или тихонечко уйти?

Ну, от вопроса вреда не будет, решил он, подошел к ней поближе и кашлянул.

— Извините, сударыня, — сказал он.

Спящая не проснулась.

Бобби пошуршал листьями, кашлянул погромче и снова извинился. Спящая громко всхрапнула, вздрогнув, проснулась, подняла голову, и открылось лицо Саргона. Секунду он смотрел на Бобби, не узнавая его, затем его рот разинулся в колоссальном зевке. И пока он зевал, его синие глаза прояснились, посмотрели на Бобби осмысленно.

— Я так замерз, — сказал он. — Снял эти вещи с чучела. А на соломе сидеть было сухо и удобно. Соберем его заново?

— Чудеснейшая мысль! — воскликнул Бобби, к которому вернулась вся его бодрость. — Она сделала вас честной женщиной. А идти в этом мешке вы сможете? Нет, собирать его заново у нас нет времени. Сбросьте его с ног и захватите с собой. До коляски и двухсот шагов нет. Там вы снова им укроетесь. Великолепно! Замечательно! Конечно, собирать его заново мы не станем, а умчимся и, когда нас от приюта будут отделять добрые десять миль, остановимся выпить горячего кофе и чего-нибудь поесть.

— Горячего кофе! — повторил Саргон, заметно веселея. — И яичницу с беконом?

— Горячий кофе и яичница с беконом, — сказал Бобби.

— Кофе там… премерзкий, — сказал Саргон.

Бобби усадил Саргона в коляску, поднял верх, установил ветроотражатель и укрыл пледом. Получилась весьма сносная тетушка, видимая лишь смутно. Минуту спустя Бобби был в седле, и, повинуясь удару ноги по стартеру, мотоциклет нетерпеливо заурчал.

Бобби теперь ощущал себя умнейшим из всех, кто когда-либо крал сумасшедших. Хотя что может быть проще, чем похитить сумасшедшего? Если знать, как взяться задело… Они подскакивали и тряслись по проселку, пока не выбрались на гладь шоссе на Эшфорд и Фолкстоун, и тут уж из мотоциклета было выжато все возможное.

— Прощай, Каммердаун! — распевал Бобби. — Каммердаун-Хилл, прощай!

Маленький старенький мотоциклет летел стрелой.

Они позавтракали в гостинице возле почты примерно в миле за Оффхемом. Бобби оставил Саргона дремать в коляске и пошел послать телеграмму в Димчерч, извещая о своем прибытии. На почте он замешкался, потому что почтмейстерша куда-то задевала очки. Когда Бобби вернулся, заказанный завтрак был почти готов. Он помог Саргону выбраться из мешка и повел в маленький зал гостиницы. Хозяин был низеньким толстяком с мрачноватым наблюдательным лицом. За извлечением Саргона и его шествием к стулу за столиком, накрытым белой скатертью, он следил с безмолвным удивлением. Затем на время исчез. Затем вернулся в зал к накрытому столику. Несколько секунд он разглядывал Саргона, сказал «хмп!», повернулся и медленно направился на кухню, где кто-то вроде жены занимался готовкой.

— Странный какой-то! — услышал Бобби его вывод и приготовился для беседы.

Появились яичница с ветчиной и кофе, принятые со всей поспешностью. Хозяин стоял рядом и смотрел, отдают ли они должное его меню.

— Значит, не завтракали еще? — сказал он.

— Уже завтракаем, — сказал Бобби, беря горчичницу.

— Издалека едете-то? — осведомился хозяин после задумчивой паузы.

— Порядком, — ответил Бобби предусмотрительно.

— Далеко едете-то? — предпринял хозяин другую попытку.

— Да как сказать, — ответил Бобби.

Хозяин собрал свои силы для решительной атаки.

— Странные к нам заглядывают проезжие, — сказал он.

— Что-то их к вам влечет, — сказал Бобби.

Это поставило хозяина в тупик. Он повернулся и сказал «хмп!» весьма многозначительно.

— Хмп! — сказал Бобби с сугубой многозначительностью.

Хозяин предпринял хитрый демарш, когда они уходили.

— Надеюсь, вы завтраком довольны, — сказал он. — Я что-то не разобрал, дама с вами или джентльмен… А все ж таки…

В этот момент неуемная живость Бобби разыгралась вовсю.

— Это гермафродит, — сказал он доверительным шепотом, на чем и расстался с хозяином.

Но не проехали они и нескольких миль, как он сообщил Саргону о своем решении снабдить его носками, пиджаком и брюками в следующем же магазине, который окажется на их пути.

— А то, — сказал он, — вы двусмысленны. И тогда шляпку, жакет и мешки мы оставим у дороги для того, кому они могут понадобиться. И мне надо послать еще телеграмму. А то в той я допустил ошибку.

По мере того как шли часы, воображение Бобби все больше воспалялось. Он разработал удивительно подкрепленную подробностями ложь о коттедже, пожаре, и о том, как его друг еле успел спастись, накинув на себя лишь то, что оказалось под рукой.

— Все остальное, — сказал Бобби, — буквально превратилось в пепел.

Они едут, чтобы найти приют у варьирующего родственника — у брата, дяди, девствующей тетушки. Мало-помалу подробности пожара становились все более богатыми и удивительными, а частности спасения обретали все большую поразительность. Подобную ложь он излагал с величайшей искренностью и серьезностью. Она была формой спасения… от реальности.

Саргон не говорил почти ничего. Для него это приключение было куда более тяжким испытанием, чем оно в тот момент представлялось Бобби.

Почти все время он был либо втиснут в коляску между поднятым верхом и ветроотражателем, трясясь по шоссе, либо торопливо переодевался у обочины, либо неподвижно сидел в коляске, подкрепляясь под аккомпанемент очень ясных, но странных и обычное совершенно ненужных объяснений его персоны.

Миссис Пламер, владелица коттеджа Майрсет в Димчерче, была пугливой вдовой. У нее было доброе надежное сердце, но оно тревожилось из-за всякой всячины. Она экономила и из всего пыталась извлечь выгоду с избыточным старанием. Летом она сдавала почти все свои комнаты, а несколько — даже и зимой, но страдала при мысли, чтО некоторые жильцы могут сотворить с ее мебелью. Она любила, чтобы во всем был полный порядок и чтобы у нее проживали люди более красивые и солидные, чем жильцы миссис Прингл или миссис Макайндер. Бобби ее очаровал, потому что он так удачно подошел для ее последней свободной комнаты и потому что при бритье обходился холодной водой, тогда как все его предшественники во весь голос (в комнате не имелось сонетки) требовали горячей. А еще, приходя и уходя, он всегда находил сказать что-нибудь приятное и не требовал добавок за едой.