И быстрым шепотом он добавил:

— Еда тут ужасная. Так скверно приготовлена. Она мне вредна…

— Эта женщина, — сказал Бобби, направляясь к двери. — Она все испортила. Так бы и убил ее.

— Эта женщина? — повторил Саргон и проследил взгляд Бобби. — Бедняжка, — сказал он. — Она глухонемая. Приезжает навестить брата. У них в семье все либо такие, либо сумасшедшие.

В полном исступлении Бобби шагал к себе в гостиницу. Бросить все? Об этом даже подумать нельзя! Надо придумать новые планы… совершенно новые. Начать сначала. Бедняге здесь, очевидно, очень скверно. Но добраться до него оказалось труднее, чем он думал.

Бобби не спал всю ночь.

Ночью перед рассветом Саргон внезапно проснулся и все понял. Совершенно ясно понял, о чем ему говорил этот молодой человек. Он сказал: «Спасение!» Конечно, он подразумевал бегство. Город в Центральной Азии был просто аллегорией, он же так и сказал. Он описывал место на территории приюта, то место, где ручей бежит мимо поля, скрываясь за кустами, куда пациентам не позволяется ходить. Он говорил о друзьях, которые будут ждать снаружи. И пытался договориться, в каком часу этим друзьям придти туда. А Саргон не понял! Он замер, приподнявшись на постели.

Все так ясно, но в тот момент он не понял из-за тупости, которая порой овладевает им. Молодой человек сердился, что вполне естественно. Что он сделает теперь? Попробует еще раз? Будут ли друзья ждать?

Кто этот молодой человек? Имя незнакомое… Или он забыл? Но он верит! Сказал же он: «Другим именем я вас не называю». Саргон! И друзья, о которых он говорил, которые снаружи ждут царя. Они должны знать. Как они могли бы знать, если бы знать было нечего? Вдруг это все-таки не сон! Быть может, мир пробуждается… А он не оправдал их ожиданий. Он не понял… Они ждали снаружи.

Как тихо вокруг! Странная, необычная тишина. В этом месте настолько редко замирают все звуки! Темно, но не совсем темно. Палату тускло освещала лампочка под синим колпаком. Три соседние кровати пустовали, а дальше человек, который почти не переставая ворочался и бормотал, против обыкновения погрузился в недолгий покой. Человек, который буйствовал, умер три дня назад, а человека, который внезапно начинал громко кричать, перевели в другую палату. В открытую дверь через площадку была видна внутренность залитой желтым светом комнатушки, где Брант, санитар палаты, скрестив руки на груди и уронив подбородок на грудь, спал над разложенным пасьянсом. Он, казалось, был один — и спал так крепко! А где же второй — новый санитар, имени которого Саргон не знал? И все же у него было ощущение, что кто-то только что вышел.

За незавешанными окнами была ночь — мрак, становившийся прозрачным, полоса черных туч и пять бледных звезд. По нижнему краю этой прямоугольной картины можно было смутно различить кружево древесных ветвей и кудрявую вершину дубка, еще не сбросившего листья. Деревья вдоль первой ограды. На его глазах эти очертания обретали четкость. Словно медленно проявлялась фотографическая пластинка в темной комнате. Звезды исчезали. Их же было пять? Теперь мерцали три, а две остальные растворились в бледном разгорающемся свете.

Осмелиться и выйти на площадку? Если Брант проснется, можно сослаться на какую-нибудь естественную причину. Брант хорошо к нему относится. Но тот, другой?..

Нигде не видно. Куда он мог уйти?..

Делай, не откладывая!Мудрейшая из максим.

Саргон быстро соскользнул с кровати, надел халат и шлепанцы. Ш-ш-ш! Что это?! Просто кто-то храпит. И все. Он вышел на площадку и остановился. Брант спал как убитый. Каменная лестница была освещена и пуста, а из открытой двери слева внизу доносились всхрапывания спящего. Казалось — какая редкость! — весь мир спит, кроме Саргона и друзей, ждущих за стеной. Где-то кто-то кричал и выл, но эти звуки приглушались расстоянием и забытыми дверями. Они только оттеняли тишину, царящую вокруг.

И вдруг — легкий щелчок, от которого сердце Саргона отчаянно забилось. Затем — гулкий удар. Второй. А! Просто часы внизу отбивают шесть.

Очень тихо, но и очень решительно, он сошел по ступенькам. Его вели интуиция и инстинкт. Он ощутил сквозняк и прищурился на дверь. Подумать только, она приотворена! Засов отодвинут, замок отперт! Коллега Бранта ушел по какому-то своему делу. В лицо Саргона пахнуло холодным воздухом свободы.

Дверь открылась и закрылась бесшумно. Саргон оказался на крыльце левого крыла приюта, лицом к смутному миру ноябрьского рассвета.

Темнота, но прозрачная, мир черных абрисов и бесцветных форм. Словно все только что протерли мокрой тряпкой. Было холодно, но холод этот не ожесточали пронзительность и ненависть ветра.

Он пересек мощенную щебнем подъездную дорогу, остановился и поглядел вокруг. Массивное левое крыло здания поднималось над ним, уходя в более бледную тьму неба. В перспективе центральная часть дома выглядела призрачной. Кое-где оранжево светились прямоугольники окон, а некоторые лишь чуть мерцали отблесками из коридора. В сторожке слева от ворот тоже горел свет. Ибо там, где безумие, спокойного сна не бывает.

Но в это утро приют был окутан тишиной, максимум возможной для сумасшедшего дома.

Он смотрел и прислушивался. Но звука шагов не различил. Нельзя, чтобы его тут застал второй санитар…

Но, конечно, он где-то уютно устроился. Никто не станет медлить в этом зябком воздухе.

Что Саргону надо было вспомнить?

Друзья и верующие ждут его. Ждут сейчас. Там, где река вытекает из-под городской стены, то есть, где ручей вытекает с территории приюта. Значит, туда — налево и вниз по склону. Он сошел на траву, потому что его подошвы громко шуршали по щебню. Трава шипяще поскрипывала. Ее одел густой иней, и его ноги оставляли черные пятна на тусклом влажном серебре.

Он наискось удалялся от тяжелой черной массы приюта, погружаясь в еще более холодный свежий воздух свободы. Он отодвинул задвижку и прошел сквозь чугунную калитку в чугунной решетке, которая, отделяла аккуратные квадраты газонов перед фасадом от капустного поля. Ее петли жалобно пискнули, и он отворил и затворил ее очень бережно. И пошел через поле. Тропинка перед ним нырнула в туман. Она возникала из тумана у самых его ног и исчезала позади него. Словно бежала под ним, пока он отбивал ритм. Он не помнил, куда ведет тропинка и как она соотносится с нужным ему местом. Но с каждой секундой все вокруг становилось более четким. Что-то темное и мрачное в небе нависало над ним, будто следя за каждым его шагом. Он изо всех сил старался не замечать этой неясной угрозы, потому что опасался собственного воображения. Но внезапно он ясно увидел, что это просто верхушки деревьев поднимаются над туманом. Наверное, это деревья вдоль живой изгороди, параллельной фасаду. Ему надо пройти между ними, если он хочет спуститься по склону. Он свернул с тропинки и медленно пошел вдоль валика замерзшей земли. Огибал длинные ряды капустных кочанов, черных, сморщившихся, растрепанных — будто спешившие казаки на часах. И все они наклонялись в его сторону, будто вслушиваясь в его шаг.

Приближаясь к изгороди и деревьям, он услышал звуки, словно топоток ножек армии муравьев. Это капала вода с веток.

Далеко позади него по шоссе пронесся невидимый автомобиль.

Пробраться сквозь изгородь оказалось нелегко, и какие-то колючки оцарапали ему лодыжку. Он сказал себе, что торопиться не надо — друзья ждут. За живой изгородью земля круто пошла вниз, туман стал белее и гуще. Уже настолько рассвело, что туман выглядел белым как саван. Он полностью скрывал ручей.

Саргон шел медленно. У него не было ощущения, что за ним гонятся. Брант войдет в палату не раньше чем через час, да и потом, возможно, хватится его еще не скоро…

Какая чудесная вещь — рассвет, думал Саргон, и как редко его видишь. Каждый день начинается этим чудом, а мы спим, будто оно нас не касается. И просыпаемся только к привычному дню. Совсем недавно мир был чернильным монохромом, а теперь он окрасился в цвета. Небо заголубело. Все звезды исчезли… но, нет! Не все. Одна все еще сияла — большая, бледная звезда, звезда Саргона. А небо там чуть розовело. Значит, это восток, а это — утренняя звезда висит над трубами склада. Торец приюта, который несколько минут назад был черным бесформенным чудовищем, теперь стал темно-лиловым силуэтом, обведенным чарующим сиянием — карнизы, коньки, трубы, выступы, оконные рамы. В четырех окнах поблек оранжевый свет, а два внезапно погасли.