В Ницце он посещал также Матисса, которого ценил больше других современных художников, и единственного, кого считал настоящим соперником.
В Мужене Пабло пишет портреты — Ли Миллер, Нюш, Доры, Воллара… Вероятно, под влиянием Герникион пишет много трагических лиц. Это рыдающие женщины, большинство из них наделены чертами Доры. На следующий год лица женщин на портретах становятся все более взволнованными, потрясенными, искаженными, как, например, в его знаменитом портрете Плачущая женщина.Работая над Герникой,Пабло рисовал с Доры женские лица, залитые слезами. И он продолжает это делать, причем правильные черты лица молодой женщины часто искажает настолько, что они вызывают ужас.
В отличие от Фернанды, которая возмущалась, когда искажали ее лицо, или Ольги, которая откровенно презирала попытки Пабло уродовать женские лица, Дора Маар оказалась наиболее терпеливой. Она видит в подобных «модификациях» лишь пластические эксперименты, на которые, по ее мнению, художник имеет право. Кроме того, она настолько уверена в собственной красоте, что считает себя неуязвимой. А Пикассо неоднократно повторял, что он видит ее не иначе как в слезах. Такая манера изображения Доры вовсе не продиктована его желанием изуродовать ее, а художественной необходимостью, которая подчиняет его себе, ибо, как он говорил не раз, его живопись сильнее его воли.
На самом деле все было несколько сложнее. Пабло довольно быстро понял, что Дора отличается патологической нервозностью, у нее часто бывают приступы гнева, за которыми следуют апатия и слезы…
Постепенно отношения между любовниками все более усложнялись. Много позже Пикассо скажет о «двух телах, опутанных колючей проволокой, разрывающих друг друга на куски». Но зачем тогда оставаться вместе? Что касается Доры, то ее любовь к художнику была настолько сильна, что она даже мысли не допускала, что может покинуть его, какую бы цену ни пришлось за это заплатить… А Пабло? Он восхищался ее красотой и не раз рисовал ее, избегая какой бы то ни было деформации. Он ценил ее интеллектуальные способности, эрудицию, ясность и живость ума. И он скажет позже, проявляя свое врожденное женоненавистничество, что он мог говорить с ней «как с мужчиной» о политике, философии и живописи, так как Дора до того, как стать профессиональным фотографом, занималась живописью. Кроме того, она активно участвовала в его жизни, запечатлела все этапы создания Герники,обсуждала с Пабло ее сюжет, ее темы, ее колорит. Но она была не только артистической музой Пикассо, но и политической. Это она вместе с Полем Элюаром, поклонником Сталина и членом компартии, постоянно подталкивала Пабло встать на сторону республиканцев в Испании. Вместе с Батайем и Бретоном она вошла в состав ультралевой группы «Контратака». Естественно, ничего подобного не могло происходить между Пабло и Марией-Терезой.
Зато Мария-Тереза гораздо больше удовлетворяла Пабло физически: молодая женщина, спокойная, нетребовательная и гораздо менее сложная, чем ее соперница, давала ему успокоение, на что Дора была неспособна. «Ты меня не влечешь», — повторял он ей с жестокой искренностью. Однако, как ни странно, именно эта женщина с обнаженными нервами возбуждала чувства любовника. Он вскоре понял, что провоцируя раздражение Доры, доводя ее до нервного срыва, он испытывает острое наслаждение. Не нужно быть сексологом, чтобы понять относительную банальность подобных отношений. Но такая практика, если и не причиняла особого ущерба достаточно уравновешенному Пабло, наносила непоправимый удар по неустойчивой психике его любовницы. Похоже, художник особенно не задумывался о подобном риске…
Во время работы над ГерникойДора была вынуждена смириться с тем, что Пабло часто посещали по вечерам очаровательные визитерши, приходящие полюбоваться выдающимся художником за работой. Она закрывала на это глаза… Она поняла также, что отношения ее любовника с Марией-Терезой вовсе не были такими, какими он пытался их представить. Ей приходилось, страдая, смириться и с этим… А Пабло, как истинный испанец, был очень доволен тем, что ему удалось «приручить», «обуздать» такую сильную женщину.
Что касается Марии-Терезы, то здесь не было никаких проблем. Пикассо поселил ее с дочерью и матерью в Трембле, в сорока километрах от Парижа, вдали от всякой суеты. Впрочем, молодая женщина, очень доверчивая, спокойная и благодушная, не любила никаких «осложнений», как она это называла, она ни о чем не догадывалась и ни в чем не сомневалась. А Пабло писал ей многочисленные любовные послания. Однажды он даже заявил ей: «Герникапринадлежит тебе», что, впрочем, было не так. В любом случае, он не уставал демонстрировать ей свою любовь, о чем свидетельствует это письмо, написанное им несколько позже; оно является образцом его любовной прозы, которую он посылал своим любовницам:
«Любовь моя!
Я только что получил твое письмо. Я тебе тоже написал несколько писем, которые ты должна уже получить. Ты для меня все. Я готов пожертвовать всем ради тебя, ради нашей вечной любви. Я люблю тебя. Я никогда не смог бы забыть тебя, и если я сейчас несчастен, то только потому, что не могу быть с тобой, как мне хотелось бы этого. Моя Любовь, моя Любовь, моя Любовь, я хочу, чтобы ты была счастлива и готов отдать все за это […]. Мне безразличны все слезы, если я смогу воспрепятствовать тому, чтобы ты пролила хотя бы одну. Я люблю тебя. Поцелуй нашу дочь Майю, а я целую тебя тысячу раз. Твой Пикассо».
Определенно, Дора и Мария-Тереза стали для него символами двух противоположных миров: одна воплощала идиллию, нежность, гармонию, мир, другая — трагедию, потрясения, войну. Впрочем, Пабло встретил Дору в тот момент, когда разгорелся конфликт в Испании, и она в его воображении была неразрывно связана с гражданской войной, раздирающей его родину. И ожесточенно атакуя ее то посредством живописи, то психологически, то даже физически, возможно, Пабло иногда воображал, что он атакует само Зло и преисподнюю…
Именно в таком состоянии духа Пикассо продолжает писать многочисленные портреты двух любовниц. Но в то же время, пребывая в хорошем настроении, он мог написать очаровательный портрет Доры. Даже если изображает ее одновременно в фас и в профиль, как делал это в период кубизма.
Долгое время Пабло будет искать различные способы обновления традиционного искусства портрета, которое, по его словам, ему бесконечно наскучило. И он создает десятки экспериментальных картин: яркие, пронзительные цвета, искаженные лица, изборожденные полосами, или причудливо изображенные в виде мотка из каната и узлов, уродливые ноздри, словно зияющие дыры, нос собаки, приклеенный к лицу человека, головы, увенчанные рогами, насаженные на туловище птицы… А вот на голову модели он поместил рыбу, над которой возвышаются нож, вилка и долька лимона — все, что необходимо для дегустации; другая картина — просто банка сардин с соответствующим ключом. Часто именно Дора — подопытная «свинка» для подобных дерзких экспериментов, тогда как Мария-Тереза и маленькая Майя изображаются в совершенно иной манере — Майя в лодке, Майя с куклой.
Другие его темы — «сидящая женщина», а также животные, собаки, петухи, кошки, среди которых знаменитая и очень жестокая картина Кошка, пожирающая птицу,где, по мнению некоторых, он иносказательно изобразил Гитлера, захватывающего Чехословакию.
— Вовсе нет, — возражал Пикассо, — кошка и есть кошка!
Более приятная и более забавная, несомненно, другая картина, где изображен котенок, которого кормит грудью Поль Элюар, представленный в облике арлезианки.
Однако последняя картина и несколько других составляют, пожалуй, исключение, так как общий тон его произведений — беспокойство, тревога, тоска и даже ужас. На это была масса причин — личная жизнь художника полна проблем; его родина залита кровью в результате ожесточенной борьбы, превратившей еще недавних друзей, даже членов одной семьи, в смертельных врагов. Наконец, с каждым днем возрастающая угроза нацизма. После присоединения Австрии к Германии в марте 1938 года судьба Судет была решена в сентябре в результате капитуляции западных демократий в Мюнхене. Нависла угроза войны. Возраст Пабло и его статус иностранца избавляли его от участия в войне, но он боялся, что не сможет работать, и этот непреодолимый страх приводил в смятение художника, отличающегося необычайно беспокойным характером.
