Вскоре предположения Таматоа полностью подтвердились. Верховный жрец указал своим жезлом смерти ещё на одного члена команды Тероро, и снова роковая дубинка обрушилась на невинную голову. С болью в сердце Таматоа поглядел в сторону брата и заметил, что тот сейчас словно потерял рассудок и был сильно расстроен, очевидно, что-то обдумывая. "Скорее всего, он уже разработал какой-нибудь грандиозный план на сегодняшний день, чтобы спасти меня, – промелькнуло в голове короля. – Не исключено, что шпионы верховного жреца успели все выведать и доложить своему хозяину. Несчастный молодой человек!"

Проникнутый любовью к брату, король так и не сводил глаз с Тероро, пока тот, наконец, не почувствовал на себе его взгляд и, все ещё находясь под впечатлением произошедшего, поднял голову. Почти незаметно старший брат качнул головой, подавая сигнал молодому вождю не предпринимать никаких действий. Уловив его жест и поняв смысл, Тероро продолжал сидеть на камне, беспомощный в своей ярости.

И вот именно в этот момент, в самом священном храме Оро, окруженный трупами своих лучших воинов, одни из которых были уже развешаны на деревьях, а другие просто свалены на алтарь, именно тогда король Таматоа проговорил про себя: "Итак, Оро, ты победил! Ты действительно оказался самым могущественным богом из всех существующих на свете, а я бессилен противостоять тебе". Как только он произнес эти слова раскаяния, на него СОПЕЛО умиротворение, и он увидел, как наяву, насколько глупо было с его стороны сопротивляться неизбежному. Ведь рождались новые боги и побеждали старых, и так было всегда. Таматоа пока что не осознавал только одного: радость, которую он сейчас испытывал в душе, на самом деле являлась лишь предпосылкой к тому самому решению, к которому он стремился вот уже в течение нескольких месяцев, но каждый раз откладывал снова и снова. Теперь, когда Таматоа был вынужден признать очевидное – а именно, тот факт, что Оро все же победил, – следующее, не менее очевидное заключение, было уже не за горами. И в утренней тишине Таматоа впервые высказал те самые роковые слова, после чего сразу почувствовал, как тяжелейший груз свалился с его сердца. Он сказал: "Мы уедем с Бора-Бора и оставим его тебе, Оро. Мы поплывем по морю и найдем для себя другие острова, где мы сможем поклоняться своим богам".

Церемония продолжалась, но Таматоа не торопился делиться своим решением ни с одним человеком, даже с собственным братом. А если говорить начистоту, то он даже побаивался реакции Тероро, вспыльчивого и безрассудного, горячего молодого человека. Тем не менее, король подозвал к себе Мато и коротко объяснил, что он ожидает от него:

– Ты целиком и полностью отвечаешь за жизнь моего брата, Мато. Если Тероро замышляет какой-нибудь заговор, я уверен, что ты также участвуешь в нем. Тероро не должен умереть, даже если для этого тебе придется привязать его к каноэ. Помни: он не должен умереть. Сейчас он мне нужен, как никогда раньше.

Поэтому, когда Тероро снова созвал своих единомышленников с тем, чтобы разработать очередной фантастический план, первым из собравшихся заговорил Мато:

– Нам необходимо вернуться на Бора-Бора и там думать о том, как мы сможем отомстить.

– Мы обязательно вернемся на свой остров и придумаем план мести, подхватил эту мысль Па, человек, лицом напоминавший акулу.

Такое же решение крутилось и в голове самого Тероро, и он мог только негромко пробормотать, соглашаясь с товарищами:

– Мы обязательно отомстим! Во что бы то ни стало! – И, думая лишь о тех разрушениях и несчастьях, которые он сможет принести врагам, Тероро решил выжидать.

Когда священная церемония, наконец, закончилась, жрецы мудро удалились, дабы предоставить остальным возможность снять нервное напряжение, отдавшись дикому, стихийному празднеству, которое, бывало, продолжалось по трое суток. Теперь женщины смогли присоединиться к мужчинам, а музыканты наполнили ночь звуками своих инструментов. Прекрасные девушки, блестя загорелой кожей, одетые в юбки из ароматных листьев, исполняли танец под названием "хула", соблазнительно изгибаясь перед мужчинами, прибывшими с других островов, словно бросая им вызов: "А у женщин на Таити такие же мягкие груди, как у нас? Они умеют так же ритмично двигаться, как и мы?"

Но один из вождей, наблюдавших за танцем, сквозь зубы пробормотал:

– Да будут прокляты женщины Гавайки!

Тероро не собирался участвовать в празднестве. Ни магическая дробь барабанов, ни сладкие голоса поющих любовные песни женщин, ни пленительная красота девушек не побуждали его присоединиться к веселью.

Когда же группа самых прекрасных девушек, окутанная дымом костров, где жарились свиньи, и освещенная факелами, скрученными из пальмового волокна, закружилась возле Тероро, приглашая к танцу, он лишь уставился в землю и упрямо твердил сам себе:

– Я уничтожу этот остров. Я перебью всех жрецов Оро. Я сделаю его необитаемым.

Однако его единомышленники не могли сохранять такое же спокойствие и решимость. Один за другим молодые вожди побросали свои копья, вытерли ладони об обнаженные торсы и бросились в круг танцующих, задорно крича и кружась в диком ритме зажигательной хулы. Когда кто-то из них начинал входить в экстаз, он принимался высоко подпрыгивать вверх, хлопать по бедрам и, пружиня, снова опускаться на землю перед своими не менее возбужденными товарищами. Затем каждый из них застывал на мгновение, изумленно смотрел на остальных, и все кончалось веселым взрывом смеха. В это же время девушки начали с показной беззаботностью уходить из круга под тень кустов, а за ними так же беспечно следовали их партнеры по танцу. Через некоторое время очередная молодая пара издавала радостный крик и скрывалась в темноте какой-нибудь защищенной деревьями поляны.

Когда, таким образом, молодые пары понемногу исчезли, пожилые женщины, до сих пор распевавшие любовные песни, теперь принялись выкрикивать всевозможные насмешки в адрес удалившихся, чаще всего достаточно непристойные, которые оставшиеся воспринимали с большим одобрением.

– Да этот парень сразу же устанет, не успев ничего толком начать! – предсказывала одна бойкая женщина.

– Покажи-ка ему, Рере, чем славятся девушки с Гавайки! – пронзительно выкрикивала другая.

– И не позволяй ему останавливаться, пока не взмолится о пощаде! – советовала первая.

– Да-да! – смеялась вторая. – И пусть луна стыдливо спрячет свое лицо, если вздумает полюбоваться на вас!

– Помни, чему я тебя учила, – не сдавалась первая хохотунья. – Не допусти того, чтобы он всю работу взял на себя!

Когда рекомендации женщин стали совсем уж вульгарными, всех оставшихся охватила волна всеобщего дикого веселья. Музыка прекратилась, и люди повалились на землю, сплетясь в каком-то животном экстазе. Сколько наслаждения доставляла эта дикая примитивная любовь! Затем зазвучал самый маленький барабан, сделанный из выдолбленной ветки дерева – не более восьми дюймов в диаметре. В него ударяли такой же миниатюрной палочкой. Однако ритм его был настолько зажигательным, что мог заставить заплясать любого. Его задорный звук был подхвачен другими, более крупными инструментами. Ещё несколько друзей Тероро не выдержали испытания и, подключившись к танцующим, вскоре также один за другим удалились в темноту, прихватив с собой местных девушек, под непристойные комментарии веселой пожилой женщины. Все это происходило естественно, потому что хула считалась бессмысленным занятием, если каждый раз не заканчивалась вполне логичным совокуплением желания мужчины и женщины, предназначенного им природой.

И только Тероро не был захвачен волшебством и радостью этой ночи. Он даже не повернулся в сторону хитрой подстрекательницы, когда та выкрикнула:

– Я всегда считала, что с мужчинами на Бора-Бора что-то не так! Тетуа, милая, потанцуй, пожалуйста, вон там, а потом скажи мне, способен ли он вообще хоть на что-то?

Обворожительная молоденькая девушка лет пятнадцати принялась вытанцовывать рядом с Тероро, чуть не наступая ему на пальцы ног, стараясь как можно ближе придвинуть свое очаровательное тело к мужчине. Но молодой вождь никак не отреагировал на её явное предложение, и тогда девушка, рассмеявшись, подбежала к кругу женщин, сидевших у костра, и громко заявила: