— Ты разбросал мои куклы? — пробормотала она.

— Нет. Они возле тебя.

— Хорошо. Я без них никогда не сплю. — Она протянула руку и ласково погладила их. — Счастливых Дней… Долгих Ночей…

— Женщины! — фыркнул Майо, погасил лампу и вышел, захлопнув за собой дверь.

На следующее утро Майо снова разбудило хлопанье крыльев испуганных уток. Красная шапочка плыла по поверхности пруда, яркая под теплым июньским солнцем. Майо захотелось, чтобы это была лодка вместо девушки, которая напилась вчера в баре. Крадучись, он вышел из дома и прыгнул в воду как можно дальше от Линды. Он поливал водой грудь, когда что-то схватило его за лодыжки и ущипнуло. Он испустил крик и оказался лицом к лицу с Линдой, вынырнувшей из воды перед ним.

— Доброе утро, — рассмеялась она.

— Очень смешно, — проворчал он.

— Сегодня ты похож на сумасшедшего.

Он хмыкнул.

— И я тебя не виню. Прошлой ночью я сделала ужасную вещь. Я не накормила тебя ужином и хочу извиниться за это.

— Я и не думал об ужине, — с достоинством сказал он.

— Да? Тогда чего ты бесишься?

— Я не могу оставаться с женщиной, которая пьет.

— Кто пьет?

— Ты.

— Я не пью, — с негодованием сказала она.

— Не пьешь? А кто вчера валялся на кровати голышом, как младенец?

— А кто был настолько глуп, что не снял с меня ожерелье? — отпарировала она. — Оно порвалось и я всю ночь спала на камешках. Теперь я вся в синяках. Вот смотри. Здесь, здесь и вон…

— Линда, — прервал он ее, — я всего лишь простой парень из Новой Гавани. Я не привык к испорченным девицам, которые обременены огромными счетами, все время украшаются и шляются по салунам, изрядно при этом нагружаясь.

— Раз тебе не нравится моя компания, то почему ты остался?

— Я ухожу. — Он выбрался из пруда и стал одеваться. — Я сейчас же отправляюсь на юг.

— Приятной пешей прогулки!

— Я еду.

— Едешь? В детской колясочке?

— Нет, в «шеви».

— Джим, ты серьезно? — Она вышла из пруда со встревоженным видом. — Но ты ведь в самом деле не умеешь управлять машиной!

— Не умею? А разве не я привез тебя прошлой ночью домой, вдребезги пьяной?

— Тебе будет ужасно трудно.

— Ничего, перебьюсь. В любом случае, я не могу торчать здесь вечно. Ты девочка для вечеринок, тебе бы только играть. А у меня кое-что серьезное на уме. Я поеду на юг и найду парней, которые разбираются в телевидении.

— Джим, ты ошибаешься во мне. Мне ничуть не нравится это. Ну посмотри, как я оборудовала свой дом. Могла ли я это сделать, если бы все время проводила в кабаках?

— Ты выполнила прекрасную работу, — согласился он.

— Пожалуйста, не уезжай сегодня. Ты еще не готов.

— А, ты только хочешь, чтобы я был поблизости и обучал тебя музыке?

— Кто сказал это?

— Ты. Прошлой ночью.

Она нахмурилась, сняла шапочку, потом взяла полотенце и стала вытираться. Наконец, она сказала:

— Джим, я буду честной с тобой. Конечно, я хочу, чтобы ты остался на время, я это не отрицаю. Но я не хочу, чтобы ты был постоянно поблизости. Вообще, что у нас с тобой общего?

— Ты из проклятого Верхнего города, — проворчал он.

— Нет, нет, не то. Просто ты парень, а я девушка, и мы не можем ничего предложить друг другу. Мы разные. У нас различные вкусы и интересы. Факт?

— Абсолютно.

— Но ты еще не готов уезжать. Вот что я тебе скажу: мы проведем все утро, тренируясь в управлении машиной, а затем будет развлекаться. Что бы ты хотел сделать? Посетить Современный музей? Организовать пикник?

Лицо Майо просветлело.

— Знаешь что? Я ни разу в жизни не был на пикнике. Однажды я был барменом на пикнике на морском берегу, но это не то. Там было не так, как бывает в детстве.

Она засияла от восторга.

— Тогда у нас будет настоящий детский пикник.

Она притащила свои куклы. Она держала их в руках, пока Майо ставил корзинку для пикника у подножия памятника Алисы в Стране Чудес. Статуя смущала Майо, который никогда не слышал сказку Льюиса Кэррола. Пока Линда усаживала своих любимцев и распаковывала корзинку, она поведала Майо краткую историю и рассказала, что головы Алисы, Безумного Шляпника и Мартовского Зайца отполированы ладошками детворы, игравшей здесь в Короля на Горе.

— Забавно, но я никогда не слышал эту сказку, — сказал он.

— Мне кажется, у тебя было не очень хорошее детство, Джим.

— Почему ты сказала… — Он замолчал, поднял голову и напряженно прислушался.

— В чем дело? — спросила Линда.

— Ты когда-нибудь слышала синего дзея?

— Нет.

— Слушай. Он издает забавные звуки, точно сталь.

— Точно сталь?

— Да. Как… как мечи в поединке.

— Обманываешь?

— Нет, честно.

— Но птицы… Они не издают подобных звуков.

— Смотря какие. Синий дзей имитирует различные звуки. Скворец тоже. И попугаи. Так почему бы ему не подражать битве на мечах? Но где он слышал такое?

— Ты настоящий сельский мальчик, верно, Джим? Пчелы и синий дзей, скворцы и прочее…

— Наверное, так. Я хочу спросить, почему ты сказала, что у меня было плохое детство?

— О, не слышать про Алису, никогда не бывать на пикнике и тщетно мечтать о модели корабля… — Линда откупорила темную бутылку. — Хочешь попробовать вина?

— Ты только полегче, — предостерег он.

— Не останавливай меня. Я ведь не пьянчужка.

— Ты или не ты нализалась прошлой ночью?

— Ну, я, — сдалась она. — Но только потому, что это была моя первая выпивка за последние годы.

Ему была приятна ее капитуляция.

— Конечно, конечно. Я так и думал.

— Ну? Присоединяешься ко мне?

— А, черт, почему бы и нет? — усмехнулся он. — Давай, попробуем маленько. Слушай, мне нравятся эти кружки для пикника и тарелки тоже. Где ты их достала?

— «Эберкромби и Фитч», — невозмутимо ответила Линда. — Нержавеющий стальной сервиз на четыре персоны, тридцать девять долларов пятьдесят центов… Ваше здоровье.

Майо разразился смехом.

— Я был дурак, что поднял этот скандал.

— Все нормально.

Они выпили и стали есть в теплом молчании, по-товарищески улыбаясь друг другу. Линда сняла шелковую рубашку, чтобы загорать под жарким полуденным солнцем, и Майо аккуратно повесил ее на ветку куста. Внезапно Линда спросила:

— Так почему у тебя не было детства, Джим?

— Кто его знает. — Он помолчал. — Мне кажется, потому что моя мать умерла, когда я был маленьким. И еще мне пришлось много работать.

— Почему?

— Отец был школьным учителем. Знаешь, сколько им платят?

— О, вот почему ты против яйцеголовых!

— Я?

— Конечно, ты. Только не обижайся.

— Может быть, и так, — уступил он. — Это было, конечно, разочарованием для моего старика. Я играл за защитника в высшей школе, а он хотел сделать из меня Эйнштейна.

— Тебе нравится футбол?

— Не как игра. Футбол был бизнесом. Эй, помнишь, как мы обычно делились в детстве? «Эники, бэники, ели вареники…»

— Мы обычно говорили: «Шишел, мышел, этот вышел…»

— А помнишь: «Апрель глуп, иди в клуб, скажи учителю, что ты дуб»?

— «Я люблю кофе, я люблю чай, я люблю мальчиков и мальчики любят меня…»

— Держу пари, что так и было, — торжествующе сказал Майо.

— Не меня.

— Почему?

— Я всегда была слишком высокой.

Он был изумлен.

— Ты не высокая, — заверил он ее. — Ты точь-в-точь как надо. Правда… И прекрасно сложена. Я заметил это, когда мы волокли пианино. У тебя неплохая для девушки мускулатура. Особенно ноги и там, где это…

Она вспыхнула.

— Перестань, Джим.

— Нет, честно.

— Хочешь еще вина?

— Благодарю. Налей и себе.

— Хорошо.

Удар расколол небо, как сверхзвуковой бомбардировщик, и за ним последовал гул разваливающейся кирпичной кладки.

— Еще один небоскреб, — сказала Линда. — О чем мы говорили?

— Об играх, — подсказал Майо. — Извини, что я говорю с набитым ртом.

— О, конечно. Джим, а ты играл в Новой Гавани в «Уронить носовой платок?» — И Линда пропела: — «Шина, резина, зеленая корзина, я несла милому письмо и по дороге уронила…»