«На днях вечером в деревне Кунга беседовали меж собой старики. Им внимала молодежь.

— Э-э-э… — посетовал один из молодых, — эти белые собираются нас убить новыми болезнями. Разве эту холеру знали раньше?

Укоризненно взглянул на жалобщика мудрый старик Квайеб и запротестовал:

— Что ты говоришь? Какое право ты имеешь на такие мнения? Разве ты ел, как мы, старики, змеиное мясо? Разве советовался ты, как мы, с шимпанзе? Плохо же вы, молодые, изучаете наши обычаи, если думаете, что до прихода белых у пас не было ничего своего, серьезного. Враки все! До белых у нас была своя местная холера, и называлась она „чупу“. До сих пор — разве вы о том забыли? — если кто хочет пожелать зла кому-нибудь, то говорит: „Чупу тебя забери“. Когда приходила чупу, народ Кунга запирал все входы в деревню, чтобы помешать распространению заразы. Знахари давали лекарства селянам и запрещали есть овощи. Нам говорят, что мы были дикарями. Допустим, по не настолько, чтобы не знать о холере».

В каждой шутке есть своя соль, и мудрейшим признается не шутник ради шутки, а тот, чей юмор наиболее едок и осмыслен.

Африканца легко обезоружить шуткой. К его неугомонному солнечному характеру приспосабливается даже сама католическая церковь. В Яунде на площади Нджомелен, что значит Аллея пальм, по большим праздникам и воскресеньям под открытым небом идет церковная служба. Ведет ее священник ни Клод Нгуму и его знаменитый хор, завоевавший главный приз на Дакарском фестивале негро-африканского искусства. На эту оригинальную мессу приходят и приезжают паломники из отдаленных деревень. На ней всегда много иностранных туристов. Однажды в день пасхи около трех тысяч человек запрудили площадь. Проповедь велась в виде непринужденной беседы с прихожанами. Пастырь в подтверждение справедливости священного писания вставлял в нее народные сказания и поэтичные легенды.

— Иисуса Христа распяли, ему было очень больно. Он так страдал… — стараясь быть предельно понятным, обращается Нгуму к пастве.

— И-и-и-и, — горестно отзываются молящиеся. Женские тонкоголосые вопли перекрывают мужские басы и звучат долго.

— Но не тут-то было, — вдохновенно восклицает проповедник. — Христос воскрес, ожил.

— Ха-ха-ха-а-а-а-а, — раздается общий одобрительный смех.

Затем начинаются песнопения. Они ведутся под мвет, балафон (африканский ксилофон) и другие народные инструменты. Хор, отдаваясь ритму и забывая о тексте псалма, ритмично раскачивается. Подпевая ему, производит колебательные движения весь приход. С каждым псалмом ритм пения убыстряется, и вот уже вся толпа пляшет. В некоторые моменты пляска напоминает обыкновенный твист. Задорно и очень вольно. Даже самые печальные псалмы певчие в красно-белых мантиях поют с веселыми улыбками.

«Стоит ли вводить в католическую литургию элементы языческих обрядов?» — задавал вопрос в газете «Эффор камерунэ» один священник. Отвечал он положительно: веселость и заряд жизнелюбия африканской натуры требуют жертв со стороны церкви.

«Но не многим ли мы жертвуем, идя навстречу недавним язычникам? Некоторые наши священники незаметно для себя в ходе экспериментов уподобляются настоящим жрецам-фетишистам», — сетовал один африканский епископ.

«Юмор — одна из наиболее типичных черт пашей народной литературы, — объясняет в журнале ,,Озила“ писатель и поэт Рене Филомб. — Под пером наших авторов он может стать действенным и неотразимым оружием, способным вести бой с человеческой глупостью при помощи улыбки. Настоящий юмор не только вызывает смех, но и пробуждает сознание».

Юмор африканской литературы беспощаден, ибо его цель — «пробуждение сознания». Много премий получил за свои комедии один из любимых камерунцами авторов — Гийом Ойоно Мбиа. В январе 1970 года он стал первым лауреатом государственной премии Камеруна за комедию «Три претендента, один муж». Писатель едко высмеивает архаичные обычаи и традиции, глупых и чванливых чиновников, жадных коммерсантов.

Героиня его комедии «Наша дочь не выйдет замуж» Шарлотта, дочь Мбарги, вождя деревни Мвутеси, закончила коллеж в Яунде и работает секретаршей в одном из министерств. Однако вся деревня с чисто сельской наивностью считает, что Шарлотта «руководит всеми в Яунде» и «гребет бешеные деньги». Односельчане, живущие по старым законам племенной солидарности, которая в наши дни порой перерождается в откровенный паразитизм, противятся браку Шарлотты, полагая, что всю свою зарплату она должна отдавать Мвутеси. «Ты хочешь выйти замуж до того, как мы попользуемся плодами твоего труда? Не пойдет!» — гневается ее дядя Мека-Ме-Кунда. В пьесе сурово обличаются отжившие, но до сих пор существующие нравы, косное отношение к женщине, клеймится все, что сегодня тормозит движение Африки вперед. Следующий диалог, к которому сам писатель привлек мое внимание, — наглядное тому свидетельство.

В гости к старому Мбарге, только что купившему восьмую жену, 15-летнюю Дельфину, приезжает племянник Мевунг, студент высшей административной школы, которая готовит руководящих работников.

Мбарга.Дельфина! Дельфина! Иди сюда, приветствуй моего сына Мевунга! (Все молодые люди в африканской деревне считаются сыновьями и дочерями старших по возрасту. Отсюда вытекают обязанности молодых перед всей деревней. — В. К.)

Дельфина (останавливаясь в дверях, робко и напуганно).Где он?

Мбарга (с удивлением). Что за глупый вопрос задаешь ты мне, жена моя? Разве ищут слона, разлегшегося на лужайке? Разве ты не видишь здесь великого человека в костюме из дорогой ткани? Вот он в кресле.

Мевунг (встает ей навстречу, как полагается человеку, не привыкшему ставить других в неловкое положение).Иди же и обними меня, о жена отца моего! (Долго и крепко обнимает ее.)А… а… а… (с сожалением оставляет ее).Если кто на свете умеет выбирать жен, так это мой папаша!

(Мбарга торжествующе смеется.)

Мевунг.Но ты хорошо подумал, когда женился?

Мбарга.Конечно. Любители выпить пальмовое вино, навещающие меня, часто говорят: «Эх, Мбарга, у тебя восемь жен и тридцать детей. Как ты прокормишь их?» — «Убирайтесь с вашими советами, — отвечаю им я. — Мой сын Мевунг, то есть ты, и племянница Шарлотта пошлют их учиться в страну белых». А вообще нам, многоженцам, тяжело. Третьего дня на рынке в Авае я так и не смог ничего себе купить, потому что каждой из твоих восьми матерей нужно было новогоднее платье. Ну а ты, мой сын Мевунг, до сих пор не женился?

Мевуиг.Нет еще, почтенный Мбарга.

Мбарга.Как так!!!

Абессо-Занг (племянник Мбарги).Быть не может! Ведь лишь бедняки вроде меня, питающиеся листьями маниоки, остаются холостяками — у них нет денег, чтобы купить жену. Но как ты, о мой важный брат, можешь спать в холодной постели?

Мевуиг.Как бы тебе получше это объяснить, брат мой? Достойных девушек не так уж много в наши дни.

Нкатефое (дядя).Возможно, мой сын ищет девушку, которая получила диплом в большой школе в Яунде или Дуале?

Мевунг.Это только отчасти, дядя. Мне нужна супруга, которая могла бы прилично принять гостей. Только очень трудно жениться, когда учишься в административной школе, как я. Все девушки, с которыми я встречаюсь, уверяют, что влюблены в меня без памяти. Когда же я на секунду отворачиваюсь от них, они то же самое повторяют моим друзьям.

Мбарга.И правильно поступают. Разве не долг всякой девушки, заботящейся о благе своей семьи, сделать все возможное, чтобы выйти замуж за великого человека, тем более когда сама она не шибко много училась?

Мевуиг.Мне, отец, нужна современная, образованная жена, которая умела бы подать аперитив гостям, обсудить с ними то, что происходит в стране белых. Одним словом, та, которая обладает тем, что по-французски зовется «культурой». Но когда я встречаю такую девушку, ее родители отказываются выдать дочь за меня замуж: она, видите ли, должна работать ради их обогащения.