– Знаю, братец, знаю… только что это не может быть он… то есть не она…то есть… Одним словом, я опасаюсь встречи только с однимсуществом… другого же тут быть не может…

– Я вас не понимаю…

– Не мудрено… я и сам не знаю, что говорю, только дело вот в чем… Хочешь ли ты доказать мне свою дружбу? Хочешь ли исполнить мою просьбу?

– Что за вопрос? Скажите только, что надобно делать?..

– Узнай мне самым верным образом, кто этот мальчик… кто его… отец? откуда он взялся? где воспитывался? Одним словом, мне нужно знать не теперешнююего жизнь, а историю его детства…Понимаешь?..

– Очень понимаю – и ваше поручение очень легко исполнить… Он всякий день бывает у Леоновых, которые знают все подробности его жизни и детства… Они мне даже рассказывали об этом, но я вовсе не любопытствовал… Помню только, что он сирота и живет милостями одного дяди, весьма странного человека, который живет пустынником всю свою жизнь…

– Пустынником! – вскричал Зембин почти в исступлении. – Так это он!

– Кто он?

Этот вопрос мгновенно охладил видимое бешенство Зембина. Он чувствовал, что надо открыть Сельмину все, – а это было сверх сил его. Он замолчал и в ужасном волнении начал ходить по комнате. Сельмин видел, что настойчивость может все испортить, и потому решился продолжать разговор, как будто не замечая скрытности Зембина.

– Что же касается сестры его, – продолжал Сельмин с видимым равнодушием, – то она живет в подмосковной или калужской деревне у какой-то тетки.

– Что за гиль, братец? – перебил его Зембин. – У негоне может быть сестры…

– Помилуйте… Да я ее сколько раз видел… Вы сами даже… Вспомните только на бале…

– Эх, братец, помню… Только это вздор… быть не может… Впрочем, узнай хорошенько об этой сестре… Мы увидим… Я все открою…

– Вот тут поручение ваше будет гораздо затруднительнее… О молодом человеке Леоновы рассказывают охотно все, что вам угодно, но о сестре его они ужасно скрытны и молчаливы… Признаюсь вам, что я без ума от этой девушки, и, несмотря на все мои старания, ничего не мог выведать о ней… Это какое-то таинственное существо…

– Сам черт тут не поймет ничего! – вскричал опять Зембин с величайшим гневом. – Все сказки, басни… Я с ума сойду. Что мне делать? Я этак ничего не узнаю… Осталось одно средство… Послушай, Александр Петрович… я тебя избавлю от всех хлопот и поручений… только вместо того свези меня сам к Леоновым и заставь их при мне, как умеешь, высказать все, что они знают об этом мальчишке… Можешь ли ты это сделать?

– Очень охотно, генерал… В этом не может быть никакого затруднения… Хотите сейчас ехать?

– Пожалуй… Да примет ли старуха? Не обидится ли вопросами?..

– Принять вас требуют учтивость и приличие… а вопросы ведь будут касаться не ее семейства… Ей никто не вверял никаких тайн насчет этого молодого человека… То, что она знает, могут, вероятно, и все знать… Поедем!..

Они отправились. По лицу Зембина заметно было, что сердцу его стало легче; он отдохнул, как будто грудь его облегчилась от какой-нибудь тяжести. Он рад был, что расспросы Сельмина не принудили его открыть тайну, которую он столько лет скрывал от всего света. Хотя он и чувствовал, что в разговоре с Леоновой он будет вновь принужден коснуться этой струны, но тут надеялся, что ему легче будет сохранить свою тайну, нежели с Сельминым, который гораздо более имел права на его откровенность. Между тем он, однако же, дорогою начал придумывать нить предстоящего разговора самым дипломатическим образом. Сельмин, с своей стороны, не делал ему никаких вопросов и надеялся, что любопытство и опытность старухи Леоновой гораздо лучше его выманят у Зембина роковую тайну.

Когда они приехали к Леоновой, то Сельмин хотел предупредить старуху и рассказать ей, в чем дело, но та давно уже с величайшим нетерпением ждала вестей и сидела у окна. Она удивилась и обрадовалась, увидя Сельмина вместе с Зембиным. До сих пор знакомство их было только бальное, то есть что они друг друга обязаны были звать ежегодно раза по два во время зимних балов, теперь же посещение Зембина должно было, по-видимому, весть к ближайшему знакомству, – а женский инстинкт любопытства тотчас же внутренно убедил ее, что дело идет о той семейной тайне Зембиных, которую все московские старухи столько лет не могли выведать. Потому-то Леонова встретила своих посетителей как бы нечаянно при самом входе их в залу, и эта встреча расстроила, разумеется, все приготовленные фразы Зембина и Сельмина. Теперь уже они были в руках Леоновой и должны были следовать послушно за нею.

Впрочем, она, как опытная в своем деле дама, не вдруг приступила с вопросами. Она обласкала сперва Зембина самым обаятельным образом, наговорила ему бездну учтивостей, которые так приятно всегда слышать от женщины, – словом, старалась прежде всего приобресть дружбу и доверенность Зембина. И уже только тогда, когда она заметила, что это ей отчасти и удалось и что дальнейшие светские фразы будут пошлы и утомительны, вдруг обратилась к нему с вопросом:

– А что Вера Николаевна? Мы все были с нею у обедни. Ей сделалось дурно на паперти… Скажите, пожалуйста, отчего это и какова она теперь?

– Слава богу прошло… безделица! – отвечал Зембин. – Верно, от тесноты или от ладана…

– Я с Машей хотела садиться в карету, один наш знакомый молодой человек велел было подавать… Как вдруг Вера Николаевна вскрикнула…

– А кто был этот молодой человек? – спросил с внутренним трепетом Зембин.

– Здешний студент, прекрасный молодой человек… очень хорошей фамилии… Он почти всякий день у нас бывает…

– Я что-то о нем тоже слышал, – продолжал Зембин, потупя голову. – У него, кажется, есть какой-то дядя…

– Да! самый почтенный, но странный и таинственный человек… Всю жизнь свою прожил в какой-то пустыне… в поместье Александра Петровича…

– У твоего отца? – вскричал Зембин, обратясь к Сельмину. – Ты мне этого не сказал.

– Сам в первый раз слышу… Но теперь помню и знаю этого человека… только у него не было тогда мальчика…

– Знаю, знаю, – прервал его Зембин. – Это он!

– Кто он! – спросила Леонова.

Зембин замолчал.

Леонова, будто не замечая его смущения, продолжала словоохотливо:

– О мальчике я ничего больше не знаю, но старик дядя, говорят, самый умный и добрый человек… был в военной службе и даже при дворе…

Все это Леонова говорила с некоторыми расстановками, устремя быстрые и испытующие взоры на Зембина, который, однако же, опустя голову на грудь, не поднимал глаз своих, с трудом переводя дыхание от сильного волнения чувств. Леонова видела действие, произведенное ее словами, но минутной ее догадливости слишком было недостаточно, чтоб понять, какую связь имеет пустынник с Зембиным и Сашею. А потому она и решилась продолжать.

– Какими пустяками я вас, однако, занимаю! – сказала она, улыбаясь. – Мы, старухи, вечно таковы: с военными людьми рассуждаем о пустынниках, а с дипломатами – о женских модах.

– О, нет! – со вздохом прервал ее Зембин. – Я очень рад… мне даже очень любопытно было бы узнать историю этого пустынника, в особенности же его племянника…

– А вообразите себе какая странность! – в свою очередь прервала его Леонова. – Ведь этот молодой человек по удивительной игре природы… имеет большое сходство с вами.

– Да, я слышал.

– А сестрица его еще более похожа, – сказал вдруг Сельмин, вмешавшись в разговор.

– Сестрица! – задумчиво спросил Зембин. – А разве у этого мальчика есть сестрица? Кто она?..

– На этот только раз позвольте мне, генерал, не отвечать вам, – сказала Леонова с ироническою улыбкою, глядя на Сельмина. – О молодом человеке я могу вам рассказать все, что угодно, потому что жизнь его… не тайна, но сестра его… это совсем дело другое… О ней я не могу и не смею говорить…

– Я и не любопытствую, – холодно отвечал Зембин. – Это только мой Александр Петрович все еще мечтает о девушках…

– Если б вы ее видели, генерал!