— Тебе черный кофе или с молоком? — ехидно осведомилась она.

— С молоком, но без сахара.

Кривая усмешка Гейла показала, что ее маленькое мщение не осталось незамеченным.

— Мне кажется, что ты могла бы еще помнить такие тривиальные вещи, Энни.

Она принесла на палубу две кружки и расположилась как можно дальше от него, щурясь от яркого солнца.

— Где-то должны быть запасные темные очки, — сказал он, заметив, как солнце слепит ей глаза.

— Только не говори, что очки тоже Келли!

— Да, и очки ее. Посмотри в письменном столе.

Она спустилась вниз, нашла очки и, мысленно поблагодарив Гейла, надела их. Вернувшись на палубу, обнаружила еще горячий кофе и изумительно красивый вид, открывающийся с борта яхты. Ее вдруг окутало ощущение полного спокойствия. Воздух был чистый, отдаленные острова — неописуемо хороши. Конечно, Гейл — подонок, но, по крайней мере, он кое-что предпринял для ее пользы. В такой обстановке трудно было не расслабиться, хотя бы ненадолго — только ненадолго! — уговаривала она себя.

— Ну, может, расскажешь мне, где ты все-таки пропадала, — небрежно попросил он, поставив яхту на автопилот. — Чем занималась последние два года?

— Я провела их в Африке.

Отхлебнув кофе из своей кружки, Энни увидела, как у него на лице проступило недоверие.

— В Африке? — тупо переспросил он. — И что же ты делала в этой чертовой Африке?

— Работала.

— Кем?

— Добровольцем. В районах стихийных бедствий. Помогала людям — главным образом, детям. А дети… — Энни почувствовала, как у нее сдавило горло при воспоминании о тех временах.

Гейл внимательно смотрел на нее. Его синие глаза поблескивали на смуглом лице.

— Так вот к чему ты пришла, — бесстрастно заметил он. — Это очень далеко от демонстрации одежды.

— И от диплома по психологии? — спросила она с нескрываемой обидой в голосе.

— Да, и от этого тоже.

Наступило долгое молчание.

— С детьми, конечно, везде проблема, — тихо продолжал он. — Но почему ты выбрала Африку, ведь можно было поехать куда-нибудь гораздо ближе?

— Потому что в Африке эти проблемы выглядят наиболее драматично.

— А может, потому что Африка — самое далекое место, куда ты могла от меня удрать?

Энни покраснела. Гнев с новой силой охватил ее, но она подавила его.

— Что за самомнение, — едко заметила она. — Ты, похоже, считаешь, что весь мир вращается только вокруг тебя, не так ли?

— А разве нет? — Притворное удивление Гейла заставило ее невольно улыбнуться.

— Конечно, нет. Не вижу ничего плохого в желании помочь другим людям!

— Помочь другим людям? — повторил он с холодной гримасой. — Полагаю, в этом ничего плохого нет. Но ты-то поступила совсем иначе. Уехала в Черную Африку помогать людям, забыв о такой мелочи, как оставить адрес мужчине, которому за шесть месяцев до того дала в церкви обет любви, верности и послушания. Наверное, ты кому-то и помогла, но кое-кому здорово врезала по зубам. Так было задумано?

Энни уставилась на него, медленно качая головой.

— Со своей светлой головой ты сам можешь ответить на этот вопрос, — резко сказала она.

Лицо Гейла застыло.

— Да, мне говорили, что неудачная беременность оказывает сильное влияние на личность женщины… Я женился на девушке с мягким характером и тонким чувством юмора, и вот совсем скоро она превратилась в сварливую, подозрительную мегеру.

Казалось, все мышцы ее тела напряглись. От бесстрастного упоминания о потере ребенка сдавило горло. Так вот как отнесся Гейл к этой трагедии с самого начала — хладнокровно и беззаботно. Он даже сейчас не способен на серьезное сочувствие ей. Энни никогда еще не ощущала себя такой одинокой, как в те мрачные дни после выкидыша.

— Гейл, я не хочу говорить об этом.

Энни с тоской и горечью рассматривала бирюзовые волны, набегающие на берег маленького острова, старательно пряча глаза от испытующего взгляда Гейла.

— А все же почему ты скрылась на два года на Черный континент, не оставив даже открытки? — не успокаивался Гейл, и недобрая усмешка звучала в его голосе.

— Чтобы вернуть себе самоуважение, — постаралась как можно спокойнее ответить Энни.

— Которое, как тебе кажется, я безжалостно растоптал своими грязными ногами?

— Это ты так сказал. — Она судорожно уцепилась за свою кружку, словно утопающий за соломинку.

Гейл вдруг лениво поднялся. Подойдя к Энни, он взял из ее оцепеневших пальцев кружку. Схватил за руки и заставил встать перед собой. Она пыталась отстраниться, прекрасно понимая, что это пустая трата времени и сил. Гейл снова поймал ее и привлек ближе. Пространство между ними сократилось до полудюйма.

— Пожалуйста, Энни, объясни-ка мне, — мягко заговорил он. — Почему при отъезде ты мне ничего не сказала? Почему исчезла без единого слова или хотя бы паршивой записки? Ради Бога, объясни, я ведь не железный, я, как и ты, из крови и плоти, я живой человек. Неужели ты тогда не понимала, что я могу сойти с ума от беспокойства?

— Гейл, отпусти, ты делаешь мне больно…

— Ты сделала мне в десять раз больнее, Энни!

Она с сомнением взглянула на него.

— Может быть, твоя гордость…

— Неужели ты думаешь, что я такой бесчувственный? — возмутился он. Гневное выражение на его лице, поднятый вверх подбородок, опасный блеск в глазах пугали и смущали Энни. Она задрожала, видя, как он рассердился.

— Нет, не думаю. Просто ты мог не хотеть меня, но при этом предпочитал, чтобы никто другой тоже не хотел.

— Хотя другие-то хотели тебя, разве не так, Энни? — В порыве слепой ярости он грубо встряхнул ее. — Другие, вроде Фреда Бакстера! — продолжал Гейл. — Этот ублюдок так часто крутился в твоем доме в Хемпстеде, что даже его почту начали туда переадресовывать, не правда ли?

— Гейл, не смеши меня!

— Добрый, сочувствующий Фред, которому так удобно было поплакаться в жилетку, когда твой жестокий подонок муж в Гонконге валялся в постели с другой женщиной?

Безжалостная, ледяная насмешка Гейла полоснула Энни, словно ножом. Вздрогнув, она отпрянула от него, будто он действительно ударил ее.

— Прекрати… прекрати это!

Со сдавленным стоном Гейл обуздал свой гнев и, притянув к себе Энни, крепко прижал к груди. Дрожь прошла по его телу. Он опустил голову и зарылся лицом в ее волосах.

— Прости, я сожалею.

— Не верю! — Ее голос звучал приглушенно, оттого что она уткнулась лицом в его теплое, мощное тело.

— Энни!.. — воскликнул он, бессильно отступая от нее. Его глаза были прикрыты, но лицо выглядело измученным, несмотря на насмешливую улыбку на губах.

— Энни… может, конечно, развод — это выход, но прежде чем пойти на этот шаг, давай честно расскажем все друг другу. Я ведь о тебе знаю только то, что рассказала Луиза, когда я метался, пытаясь разыскать тебя.

— Я не обязана тебе ничего рассказывать!

Он помрачнел.

— Еще как обязана! Это был и мой ребенок, как тебе известно! Неужели ты думаешь, что я не огорчился? Ты думаешь, что отцы бесчувственны?!

Энни озадаченно посмотрела на него. Во рту пересохло. Она облизнула губы, внезапно почувствовав себя выбитой из колеи. Она никак не могла понять, чего же Гейл хочет добиться своими неожиданными претензиями на отцовские чувства?

— Гейл, — осторожно начала Энни, на всякий случай отступив от него подальше, — когда у меня случился выкидыш, ты провел одну ночь дома, со мной, а наутро улетел из Хитроу в Нью-Йорк, из Нью-Йорка в Гонконг, где сразу же возобновил свои отношения с девушкой, на которой собирался жениться до того, как я забеременела и сковала тебя по рукам и ногам! В колонках светской хроники были опубликованы снимки, запечатлевшие вас вдвоем. Об этом знали все… Такова правда…

— Есть ли смысл отрицать это? — В сухом ответе было столько подавленного гнева, а его подбородок вздернулся так угрожающе, что она слегка вздрогнула. Собрав силы и высоко подняв голову, чтобы скрыть свое смущение, Энни смело взглянула на него.