Так оно, наверное, и было. Здесь слишком чисто и ухожено.

— Никакой ошибки нет, — возразил незнакомец, даже не глядя в ее сторону. — Конечно, если вы — Лили Мейер.

Тут он оглянулся и девушка обмерла. Его глаза были так черны и пронзительны! Он скользнул взглядом по ее высокой тонкой фигуре, словно оценивал скульптуру, прикидывая, в каком углу гостиной ее поставить. Лили невольно подумала, что этот человек, судя по его внешности и манерам, принадлежит к какому-то итальянскому аристократическому роду. Но как он мог оказаться в этой деревенской глуши?

— Да, я Лили Мейер, но откуда вы это знаете и не могли бы вы объяснить мне, что происходит?

Его темные глаза сузились.

— Ничего не происходит, Лили Мейер. Мне просто захотелось посмотреть, как вы здесь обоснуетесь, хотя я должен сказать вам, что вы здесь нежеланны.

Его слова обдали ее холодом, но она быстро оправилась и сделала шаг в его сторону. Лили ничего не могла понять.

— Это вилла «Весы»?

— Да, — спокойно ответил мужчина. — Здесь жил ваш отец, Хьюго Мейер, все правильно, но, приехав сюда, вы совершили ошибку.

Он продолжал раскладывать свертки с продуктами на мраморной крышке стола в кухне.

— Одну минутку, я в менее выгодном положении, чем вы, — язвительно сказала девушка. — Вы знаете, кто я, но я не знаю, кто вытакой, и не понимаю, что здесь происходит.

Она вырвала пакетик с кофе из его рук, коснувшись при этом пальцами руки незнакомца. От этого прикосновения мороз пробежал по ее коже. Да, внешность этого человека мало соответствовала его манерам. Он посмотрел на нее, и в его взгляде она прочитала презрение, что было нелепо — ведь он никогда раньше не видел ее.

— Кто вы? — сухо спросила Лили. — И по какому праву находитесь на моей вилле?

Незнакомец посмотрел прямо ей в глаза.

— Я — Витторио Росси, и у меня нет никакого права находиться на вашей вилле, но у меня есть право высказать свои возражения относительно вашего пребывания здесь. Я не хочу, чтобы эта вилла была продана…

—  Выне хотите? — воскликнула девушка, недоумевая, как он мог узнать о ее планах. — Но вы не имеете к этому никакого отношения! Мой отец оставил мне свою собственность, и я вправе сделать с ней все, что захочу, и…

— Ваш отец оставил ее вам, чтобы вы кое-что поняли в жизненных ценностях…

— Замолчите!..

— Я молчал два года, дожидаясь вас, Лили Мейер, — холодно перебил ее мужчина. — И теперь, когда вы здесь, я нисколько не удивлен вашим отношением к доставшемуся вам наследству. Та, кто даже из чувства приличия не приехала на похороны отца, бессердечна и лишена всякого понятия…

Лили побледнела; слезы застлали ей глаза, она не успела сдержать их и, защищаясь, в ярости перебила его:

— Как вы смеете!.. Как вы осмеливаетесь так разговаривать со мной!

Он продолжал неторопливо двигаться по кухне, раскладывая продукты по буфетам. Лили была настолько обескуражена, что только молча наблюдала за ним; в горле у нее стоял комок. Как он мог сказать такое — кто он, в самом деле?

Лили откинула со лба свои длинные каштановые волосы. Она не могла приехать на похороны отца, но не хотела объяснять это первому встречному, посвящая его в свою личную жизнь. Ее родители разошлись, когда она была еще ребенком, развод сопровождался скандалом, и Хьюго Мейер уехал во Францию. Власти разрешали Лили навещать его там, но когда он со своей любовницей переехал в Италию, ее мать запретила эти визиты: или любовница, или дочь. Тем не менее, девушка испытала острую боль от брошенного ей незнакомцем незаслуженного обвинения.

— Хотите пить? — спросил Росси и, не дожидаясь ее ответа, наполнил два стакана минеральной водой.

Она покачала головой, все еще не простив ему грубости.

— Не хочу!

— В такую жару надо пить больше.

— Не указывайте мне, что я должна делать!

— Я настаиваю!

Он повернулся к ней. Их глаза встретились, в его взгляде было что-то неуловимо-влекущее, — но разве она не слышала, что у всех итальянцев темные, страстные глаза, которые способны раздевать женщин и заставлять их чувствовать свою женственность? Лили взяла стакан с минеральной водой, который он ей протянул, и отогнала от себя эту мысль. Она просто не нравится ему, и он по каким-то неведомым ей причинам не хочет, чтобы она оставалась здесь.

— Откуда вы знаете обо мне? — спросила Лили, отпив несколько глотков освежающей воды. Она стояла в проеме арки, отделявшей кухню от комнаты. Таинственный незнакомец был прав в том, что в жару надо пить: ее сознание сразу прояснилось, — но, утверждая, что она никогда не думала об отце, он ошибался.

Витторио Росси стоял перед ней, высокий и сильный, и что-то в нем пугало девушку; она не страдала нервозностью, но ситуацию трудно было назвать заурядной.

— Я был близким другом вашего отца.

Лили саркастически посмотрела на него.

— Вы меня удивляете. Насколько я помню отца, он прекрасно разбирался в людях, — парировала она.

Росси впервые улыбнулся, хотя в его глазах улыбка не отразилась.

— Он был остроумным, и его дочь, безусловно, унаследовала это качество.

Этот комплимент слегка смягчил Лили.

— Но я подозреваю, что вы еще кое-что взяли от него. — Возникшая было симпатия покинула Лили. Она нервно допила оставшуюся воду и поставила стакан на стол, с трудом удержавшись, чтобы не разбить его об пол.

— Ваше отношение, синьор Росси, очень неприятно…

— Витторио, — подсказал он.

Лили тряхнула своей каштановой шевелюрой.

— По имени я обращаюсь лишь к тем людям, которые мне нравятся, синьор Росси. Вы не относитесь к их числу.

Вторая улыбка.

— Как пожелаете, синьорина Мейер, — спокойно ответил он, как бы подтверждая, что по этому вопросу у них имеется полное взаимопонимание.

— Поскольку все акценты расставлены, — с сарказмом проговорила девушка, — может быть, теперь вы объясните мне, почему вы столь неприветливы, — или это доселе неизвестная миру отличительная черта итальянцев?

— А каков взгляд мира на итальянцев? — спросил он, провоцируя ее на резкий ответ дрязнящим блеском своих глаз.

Лили поддалась на эту провокацию.

— Существует мнение, что они более талантливы снизу, чем сверху, — парировала она и замерла в испуге: не зашла ли она слишком далеко?

На этот раз его улыбка была искренней. «По крайней мере, у него есть чувство юмора», — с облегчением вздохнула Лили.

— Возможно, вы в чем-то и правы, — усмехнулся Витторио. — Но мы не даем разгораться страсти в нашей крови, пока не убедимся, что женщины стоят того.

Девушка никогда бы не подумала, что разговор на эту тему встретит его отклик, но ей разговор был забавен и интересен.

— Вы хотите сказать — пока они сами этого не захотят?

— Вы говорите «они», — может быть, правильнее сказать «мы».

Лили улыбнулась. Его английский был безупречен.

— Я не отношусь к этой категории девушек, — ответила она игриво и одернула тонкую хлопчатобумажную рубашку. — Я думаю, что анализ национального характера итальянских мужчин окончен; теперь не будете ли вы любезны покинуть виллу, чтобы я могла разложить свои вещи.

Лили не хотелось продолжать этот разговор, было жарко, она устала и жаждала принять прохладный душ.

Он все еще улыбался, когда она повернулась, чтобы взять с дивана свой портплед.

— Я не могу уйти, пока все вам не объясню.

— Объясните что— вашу грубость? — Лили обернулась и увидела, что на лице Витторио уже нет и следа улыбки. Это побудило ее к решительным действиям. — Не стоит беспокоиться. Мы вряд ли будем продолжать отношения, так что в объяснениях необходимости нет.

— Я не намерен объяснять вам то, что вы называете грубостью, а что касается продолжения нашего знакомства, то это ведомо только Богу.

Его глаза потемнели, а лицо сделалось суровым. Внезапно ее бросило в жар, и она поняла, что итальянцы ужасны, — не внешностью, она без сомнения хороша, — но тем, что скрывается за нею — той холодностью, которая приводит ее в смущение, несмотря на его юмор.