Катя осмотрелась. Квартирка маленькая, но чистая и симпатичная. Две комнаты и кухонька. Для Кати, привыкшей спать на кухне, вообще хоромы. Ей не понравились побеленные по евростандарту стены и безликая мебель из «Икеа», но она прикинула, что, если расставить книги, повесить занавески вместо казенных жалюзи, застелить стол скатертью, сшить на мягкую мебель чехлы, все можно устроить очень даже неплохо. А главное, она будет здесь одна.

Много лет Катя прожила в кошмаре раздвоенности, хорошо знакомом женщинам. Ей не хотелось видеть мужа, и все же по вечерам она подсознательно ждала его возвращения, замирала, прислушиваясь, не остановится ли лифт на их этаже, не повернется ли ключ в двери. Катя сама презирала себя за это, но ничего с собой поделать не могла.

Потом, когда стало совсем плохо, она уже ждала остановки лифта и поворота ключа с настоящим ужасом, молила бога, чтобы лифт не остановился и ключ не щелкнул в двери. Но суть дела от этого не менялась: она все равно ждала. А теперь – никакого лифта, и в этих дверях Алик точно не появится. Тут все на сигнализации.

Этери показала ей, как включать и выключать сигнализацию, как поднимать и опускать тяжелые стальные рольставни на первом этаже, где помещалась галерея.

–  Ты меня прости, – прервала ее Катя, – но остальное давай отложим на завтра. Я просто падаю.

–  Да я уж вижу, – проворчала Этери. – Я тебе только в кухне покажу, как и что. Вот, тут есть кофеварка, электрический чайник. Микроволновка. Плита. Тарелки, чашки. Вот тут – вилки-ножки, как я в детстве говорила. Кастрюли, сковородки… Черт, холодильник пуст. Я же не знала, что нам предстоит бегство. Знаешь что? Ты отдыхай, а я сбегаю куплю чего-нибудь пожрать.

–  Не надо, – отказалась Катя. – Я сама… завтра…

–  С утра пораньше? Натощак? – насмешливо уточнила Этери. – Ты приляг, а то на тебя и правда смотреть больно. Я мигом.

Катя легла на диван, укрылась пледом и задумалась. На чем держится ее дружба с Этери? У Этери дед и отец – знаменитые художники, а сама она художницей так и не стала. У Кати отец – автомеханик, но художницей она стала. Это признали и великий Сандро Элиава, и его не менее известный, правда, на Катин вкус, куда менее даровитый сын. Это безоговорочно признавала и сама Этери.

Но Этери никогда ей не завидовала, и Катя не завидовала подруге, хотя та была замужем за обожавшим ее состоятельным бизнесменом, родила двух прекрасных детей, жила на Рублевке и, как казалось Кате, несколько злоупотребляла по части бриллиантов.

Но не было в Этери ни капли «рублевской» стервозности. Она не сидела дома, сама была преуспевающей деловой женщиной, держала уже три галереи и была полна творческих планов. Она часто советовалась с Катей, и теперь Катя вдруг подумала: почему она не пошла работать к подруге раньше? Этери ее звала.

Теперь из журнала придется увольняться. Жаль, но там Алик ее обязательно выследит. Очень жаль, Катя проработала там столько лет… Столько было веселья… Шутки, розыгрыши, капустники на Новый год…

Над окошечком кассы спокон веков висело выжженное на деревянном наличнике каким-то неизвестным остряком двустишие:

Не секущий юмора Шестикрылый Серафимыч много раз порывался этот перл как-то убрать – закрасить, заштукатурить или даже снять весь наличник, – но каждый раз редакция вставала на дыбы, грозя чуть ли не забастовкой, и полюбившийся всем стишок оставался на месте.

А над письменным столом ответственного секретаря, замученного визитерами, Катя, по его личной просьбе, прикрепила красочный коллаж в своем собственном художественном исполнении: охотник на лесной поляне целится во что-то из двустволки, только вместо стволов – карикатурно огромные сигареты. Оба эти ствола перечеркнуты крест-накрест, и сверху надпись: «Не стреляй!»

Много еще было таких шуток, придумок, находок… Столько друзей… Димка – дурак… Она даже не спросила, сколько он Алику одолжил… В записной книжке Алика было написано, но она не запомнила. Надо будет Димку спросить…

Она вздрогнула, когда Этери мягко тронула ее за плечо.

–  Просыпайся, соня! Я тебе жратвы принесла. Ты что, так и будешь спать одетая?

–  Да зачем ты, я у мамы поела…

–  Брюхо – подлец, старого добра не помнит. Ну, ты как? Совсем разваливаешься? Я бутылочку взяла, думала, хоть спрыснем это дело…

–  Нет, я подремала, теперь вроде ничего… Фирка, вот скажи: почему ты такая хорошая?

–  Так, этому столику больше не наливать… Все остальное на этом белом свете тебе понятно? Больше тебя ничего не интересует?

На миг она обняла Катю, прижалась щекой к ее щеке. Потом они вместе пошли на кухню. Этери принялась деловито загружать холодильник.

–  Ну ты даешь… – протянула Катя. – Мне этого за месяц не съесть!

–  А ты поднатужься. Нет, серьезно, Катька, ты похудела.

–  Вот и хорошо!

–  Все хорошо в меру. Вот, я пиццу купила, – Этери выложила на стол итальянскую сырную лепешку. – С грибами и маслинами, как ты любишь. Давай ее в напополаме разъедим? Под бутылку, а?

–  Давай! – радостно согласилась Катя.

Она распаковала пиццу и сунула ее в микроволновку, выставила на стол тарелки и приборы.

–  А бокалов нет…

–  Извини, штатным расписанием не предусмотрены, – насмешливо откликнулась Этери. – Ничего, мы этот пробел восполним. А пока из чашек выпьем. Не тот кайф, конечно, но на первый раз придется потерпеть.

–  То ли мы в жизни теряли! – с улыбкой подхватила Катя и тут же помрачнела. – Знаешь, я решила уйти из журнала.

–  Когда это ты успела? – удивилась Этери.

–  Да вот, пока тут лежала и думала… Алик запросто меня там выследит.

–  Слушай, а чего ты его так боишься? – спросила Этери. – Может, он… – Ее восточное лицо вдруг потемнело, она схватила Катю за руку через стол. – Он тебя бил? Бил?

–  Да нет. – Катя высвободила руку. – Конечно, нет. Но он не оставит меня в покое, будет устраивать скандалы, не даст работать… Представляешь, вдруг он ворвется в галерею?

–  А на этот случай у тебя сигнализация есть. Легким движением руки… брюки превращаются…

–  А если в галерее будут посетители? А я надеюсь, они будут…

Этери задумалась.

–  Есть выход. Лично я была бы только рада, если бы ты бросила на фиг этот твой долдонский журнал. Но раз он тебе дорог как память… В общем, так: завтра звонишь в редакцию, берешь больничный… Хотя нет, больничный нельзя: поликлиника по месту жительства. Ерунда, можно и без больничного обойтись. Ты ж там бываешь раз в неделю, так? Если Алик туда позвонит или подъедет, попроси своих друганов сказать, что ты уволилась. Он поверит, вот увидишь.

–  Мне макет делать… – тихо возразила Катя.

–  Макет здесь сделаешь в свободное от работы время. Тем более работа тут – не бей лежачего. Завтра же туда сгоняю и привезу. А потом обратно отвезу. Элементарно. Да, а зачем вообще ездить? Почему бы не сделать на компе? Легким движением руки… макет перегоняется…

–  У нас в редакции есть только один долдон, и он работает главредом. Главвредом, как мы говорим. Я уж не знаю, то ли это скупость, то ли дурость, но наш Шестикрылый компам не доверяет, и денег на комп ему жалко. Работаем по старинке.

–  Без руля и без ветрил. – Этери покрутила пальцем у виска. – Я бы на твоем месте плюнула да ушла. Такую работу за такие, извиняюсь, деньги можно еще где-нибудь найти.

–  Нет, я привыкла, – отказалась Катя.

–  Ну и ладно, главное, Алик тебя не найдет. Можешь спать спокойно. Я, пожалуй, поеду.

–  Прости, – сказала Катя. – Уже так поздно, тебе давно домой пора…

–  Да не смеши. Стояла бы я весь вечер в пробках у нас на Рублевке. А так я прекрасно время провела. Теперь поеду с огоньком.

–  Слушай, – вдруг спохватилась Катя, – а как же ты поедешь? Ты же выпила!

–  Спокойно, я водителя вызвала. А могла бы и сама доехать с тем же успехом. Подумаешь, дело большое! Не так уж много я выпила. С моими номерами никто бы меня не тронул.