Вокалист то брал гитару в руки, и под его чуткими пальцами рождались пронзительно-впечатляющие соло, то оставлял инструмент в стороне и носился по сцене с безумным взглядом, зажигая в сердцах зрителей огонь. Он зачаровывал Саманту низким приятным голосом, то мелодично вторя гитаре, то срываясь на крик. Это был крик души, в этом не усомнился бы ни один из присутствовавших в зале. Скулы его в переменчивом свете заострились, выделенные черным глаза пристально вглядывались в толпу. Казалось, он со сцены заглядывал к каждому присутствовавшему в душу и знал о нем все. Он касался своим голосом самых потаенных струн души, дергал за них, заставляя их стонать от восторга или плакать от счастья.

Такие волшебные ощущения нельзя было сравнить ни с чем. Толпа, и Саманта вместе с ней, задыхалась в предчувствии экстаза, тянула руки к повелителю мелодий, готова была умереть, отдать за него последний вздох, надрывалась в призывном крике, сгорала в вихре страстей.

Когда зазвучала последняя песня, Саманта замерла на месте, во все глаза глядя на солиста. Он снова взял в руки гитару, присел на сабвуфер и, глядя поверх повернутых к нему лиц, поверх протянутых ладоней, запел. Он пел о фиолетовых глазах своей малышки, а Саманте казалось, что песня была про нее и звучала только для нее. Она была в толпе, и в то же время далеко отсюда, там, куда человек на сцене устремил свой глубокий взгляд, там, в тишине одиночества, в пламени горевших свечей, в пустоте неизбежного расставания, в лабиринте загадок, в радужном сиянии чувств. В эти мгновения она почти любила вокалиста, дрожала от возбуждения, от желания коснуться его лица, утешить и обнять, прижаться и не отпускать, сказать, что его малышка здесь, совсем рядом, и стоит ему только позвать — она будет с ним.

Музыканты ушли со сцены, толпа начала рассеиваться: кто-то отправился в бар, кто-то пошел караулить музыкантов у задней двери, а Саманта все не могла заставить себя сдвинуться с места.

Музыка и проникновенный голос еще звучали у нее в голове, и она подумала, что надо будет обязательно попросить у Бобби записи этой группы. Словно почувствовав, что о нем вспомнили, на сцене появился племянник Джиллиан и начал сматывать провода. Саманта махнула ему рукой, он спрыгнул и подошел к ней.

— А Джиллиан где? — Он оглядел зал.

Саманта объяснила, что та уже давно отправилась домой, не выдержав и половины концерта. Бобби махнул рукой, объявив, что не сомневался в том, что его тетка долго не продержится.

— А вам, я смотрю, понравилось?

Саманта кивнула.

— Это еще слабо сказано. Я в восторге! У них записи есть?

— Ну да, — кивнул Бобби. — Они классные парни, у меня все их альбомы.

Саманта кивнула и поспешила спросить, сможет ли он дать их ей на время. Тот пообещал и вдруг неожиданно предложил:

— А не хотите лично познакомиться с ребятами? Они пока не ушли — убирают инструменты, а потом, может, у нас посидят, пиво попьют.

Сердце Саманты подпрыгнуло. Если бы она знала, как здорово играют эти музыканты, какое впечатление на нее произведет их концерт, она бы не удержалась и обязательно пообщалась с ними еще до начала выступления, когда они с Джил сидели в подсобке, нашла бы способ ненавязчиво завести разговор. Предложение Бобби было настолько заманчивым, что она уже открыла было рот, чтобы согласиться, но внезапно опомнилась и мысленно одернула себя. Появиться в подсобном помещении снова значило бы обратить на себя лишнее внимание. Она вовремя вспомнила, что пришла на концерт инкогнито. Уйти с него следовало незаметно, не привлекая к себе лишнего внимания.

Поэтому Саманта поблагодарила Бобби, но поспешила отказаться. Ей даже показалось, что тот вздохнул с облегчением. Парнишка предложил ее познакомить с музыкантами, явно не подумав, и сразу же опомнился — ведь им может не понравиться такая инициатива с его стороны: сложив инструменты, те собирались своей маленькой компанией посидеть, отдохнуть, и, скорее всего, их вряд ли бы обрадовало появление кого-то со стороны.

Бобби попрощался и вернулся к своим прямым обязанностям, а Саманта поспешила выйти из клуба, пока не передумала. Как ни обидно было упускать такую замечательную возможность познакомиться с этими талантливыми людьми, но она давно выбрала для себя иной путь, чем тот, которым ей хотелось следовать в ту минуту.

На улице было прохладно. Лето еще не вступило в свои права и ночи были заметно холоднее дней. Саманта накинула рубашку, хотя разгоряченное после активных движений тело еще хранило тепло. Умом она понимала, что следует поймать такси и отправляться домой, но не чувствовала в себе силы поступить так.

Концерт словно освободил что-то в ней, то, что она давно держала в узде. На несколько часов Саманта снова стала сама собой, и ей абсолютно не хотелось расставаться с собой настоящей. Этой Саманте не надо было притворяться, изображать из себя идеального законопослушного гражданина, пример для подрастающего поколения и гордость отца. Ей хотелось петь, лететь на крыльях через ночь, смеяться от восторга. В голове звучал проникновенный голос вокалиста, сердце еще помнило, как вторило ударным, душа пела звоном гитарных струн. Такси мигом домчало бы Саманту до ее шикарной квартиры — результата усилий модного дизайнера и предмета мечтаний многих рядовых американцев, — но возвращаться туда немедленно ей не хотелось. Идти бы так всю ночь, куда глаза глядят, ощущать себя свободной, слушать песню души.

Предаваясь размышлениям, Саманта не заметила, что от самого клуба за ней нетвердой походкой следовал тот «кожаный» мужик огромного роста, которого она отшила в клубе во время перерыва и про которого уже давно и думать забыла, полагая, что тот потерял к ней интерес. Однако она ошибалась, он не забыл ничего, весь концерт продолжал накачиваться алкоголем и издалека наблюдать за ней.

Саманта вздрогнула от неожиданности, когда за спиной раздался его хриплый пропитой бас:

— Куда ты так спешишь, детка? Где же твой дружок? Такой красотке не следует оставаться одной. Иди ко мне, мы с тобой славно развлечемся.

Она вынырнула из мечтаний, и сердце ее разогналось от страха. Откуда-то пришло понимание, что в подобной ситуации заморозить его презрительным взглядом или осадить хлесткой фразой ей не удастся. Саманта промолчала и, не оборачиваясь, прибавила шагу, она чувствовала, что ей грозит нешуточная, вполне реальная опасность. В глаза моментально бросилось то, что ярко освещенная улица, обычно довольно оживленная даже в поздний час, по несчастливому стечению обстоятельств вдруг оказалась пустынной. Ни случайных прохожих, ни машин. Адреналин гулкими ударами забился в висках.

— А ну стой, — прохрипел «кожаный», почувствовав, что добыча не испытывает ни малейшего желания подчиниться ему и пытается ускользнуть. Нетвердые шаги за спиной ускорились и зазвучали громче.

Саманта краем глаза заметила движение сбоку, почувствовала тяжелое дыхание возле уха, следовало срочно что-то предпринять. Она резко шагнула в сторону, надеясь, что преследователь по инерции проскочит мимо, а она тем временем даст деру, скроется за поворотом, а там…

Но маневр не прошел: парень на удивление ловко для пьяного схватил ее за рукав. Саманта рванулась изо всех сил, и джинсовая рубашка осталась у него в руках. Пытаясь увернуться, она шагнула в сторону полутемного провала между зданиями, и теперь преследователь оказался между ней и основной улицей. Путь к освещенной дороге и назад к клубу был отрезан.

Саманта, недолго думая, рванула глубже в подворотню. Как спасение она увидела впереди небольшую дверь, освещенную фонарем, и побежала к ней, набирая воздух в легкие.

Крикнуть она так и не успела, пьяный обожатель нагнал ее, набросился сзади, повалил и всем весом вжал в землю. Пытаясь вырваться, она исцарапала об асфальт все руки, но скинуть его с себя так и не смогла. От возни парик съехал у нее с головы и теперь валялся в пыли.

— Так ты, оказывается, блондиночка! Прелесть! — распалялся мужик, зажимая ей рот потной вонючей ладонью. Вторая ладонь тем временем пыталась нащупать молнию ее джинсов.