Я уверена, что если бы Кешка все же нашел в себе силы бросить свой алкогольный марафон на длинные дистанции, мы бы вполне могли быть счастливы. Периодически (но не реже раза в год) меня охватывало такое жгучее отчаяние и понимание всей бессмысленности нашего брака, что я начинала метаться и страдать, как птица в клетке. И кричать, и бить посуду, и взывать к Кешкиному разуму. Я просила его бросить пить, привести в порядок нашу жизнь, в конце концов, завести детей. Завести детей не получалось. Непонятно, почему. Врачи клялись и божились, что все у нас хорошо. Просили подождать, не думать о плохом, а Кешка говорил, что для него это вообще не важно. Что он хотел только меня в полумраке и тишине нашей спальни. Он был неутомим, он мог неистово заниматься со мной сексом, но никакие силы не заставили бы его со мной поговорить. И уж, конечно, никакие силы не могли заставить его бросить свою любимую… бутылку. Зато он вполне смог бросить меня.

– Ничего-ничего, – сказала я себе. – Пусть теперь она помучается. Пусть теперь она его потаскает до кровати, пусть постаскивает с него носки.

Не помня себя и никак не контролируя своего маршрута, я все же оказалась перед дверью своей квартиры, дрожащей рукой нащупала в сумке ключи и отперла эту дверь. Темнота рассеялась не сразу, и хотя так было всегда, я вдруг испугалась, сама не знаю чего. Я подумала, что теперь мне всегда вот так придется входить в свой дом, точно зная, что меня там никто не ждет. И не то чтобы я была так уж рада, когда Кешка оказывался дома и сидел, пялился там в свой ящик. И все же сейчас мне почему-то стало страшно оттого, что этого теперь не случится больше НИКОГДА. Я бросила сумку в прихожей и сразу, не снимая туфель, протопала в кухню и набрала мобильный номер Милы Градовой, Кешкиной помощницы и заместительницы по разного рода вопросам. У меня к ней как раз есть вопросы.

– Мила, это правда? – с места в карьер начала я.

– Что правда? – ледяным голосом переспросила она. Мила никогда не любила меня, считала зазнайкой, высокомерной стервой. Отчасти она была права. Нет, она была полностью права. И плевать на нее, я тоже никогда ее не любила. Кстати, очень может быть, что она даже немного влюблена в Кешку, так она ему предана. Как бы там ни было, мы часто виделись на всяких там вечеринках, она любила делать вид, что дружна со мной. Это лишний раз подчеркивало ее якобы близость, почти родственность к нашей прекрасной семье. Мы даже курили вместе на лестнице, сплетничали. Теперь она не отвертится, все мне выложит.

– Что у Кешки роман с кем-то?

– Если у Иннокентия Александровича с кем-то роман, как ты выражаешься, я этого в любом случае не буду обсуждать, – патетично ответила она. Но я отметила, что голос у нее дрожит. И что ей есть что мне сказать. И сказать это ей очень хочется. Люди всегда любят поговорить именно о том, о чем говорить нельзя.

– А что, может быть, у него роман с тобой? – предположила я, а про себя язвительно подумала: «Нет, это вряд ли. Ты не в его вкусе». Он всегда проходил мимо коротеньких женственных особ с тяжелыми бедрами. Ему подавай что-то такое спортивное, порывистое, с длинными ногами, чуть мальчишеское, задорное. Иными словами, ему всегда хотелось только меня. Это была еще одна причина, почему я была почти уверена, что его новое увлечение – блажь и безумие. И что у него это обязательно пройдет.

– Как ты могла такое подумать! – возмутилась она, но от самого предположения о том, что это возможно (Кешкина страсть к ней, Милой Миле), воспарила и расцвела. Голос потеплел. – Да я, если хочешь знать, никогда в мыслях. Слушай, ты что, плачешь? Тебе плохо? Может, ты выпила?

– В общем-то, еще нет, но собираюсь. Скажи мне, с кем он, – настойчиво повторила я. – Ты ее знаешь?

– Я не понимаю, почему ты звонишь мне? – тихо прошипела в трубку она. – Если у тебя какие-то проблемы с мужем, ему и звони. Но если ты хочешь знать мое мнение, то это было неизбежно. Нельзя так обращаться с таким мужчиной!

– Много ты понимаешь, как надо обращаться с мужчинами. Много ты знаешь о Кешке! И мне плевать на твое мнение! – хотелось сказать мне, но я удержалась и заставила себя сказать:

– Просто так вышло. Я не думала, что все так получится. Я тоже переживаю, ведь я все-таки его жена и его люблю (вранье, вранье!).

– Он тоже тебя всегда так любил! И так страдал. Пожалуйста, не мучай ты его. Он так счастлив!

– С кем у него роман? – сжала зубы я. Терпения почти не оставалось. – Скажи мне, и я не буду тебе больше звонить. Пожалуйста, – я выдавила это с огромным трудом. Мне хотелось на нее наорать, еще лучше, схватить за волосы и бить о столешницу, пока она не перестанет пищать своим противным голоском. Но я сказала «пожалуйста» самым теплым и жалостливым тоном, на который только была способна. И старая сплетница Мила сломалась. Тем более у нее уже язык зачесался до дыр.

– Ее зовут Лера. Она… ну… просто менеджер. Их фирма закупала у нас экскаваторы для своей стройки.

– Давно? – тихо спросила я.

– Наверное, с полгода. Не понимаю, как ты могла допустить, чтобы он ушел. Он сказал, что ты его прогнала.

– Сколько ей лет? – перебила ее я. Совершенно случайно отметила, что намотала провод от домашнего телефона на палец так, что он посинел. Квартира у нас была съемная, и многие вещи в ней стояли с допотопных времен. И этот телефон, доисторический уродец с круглым циферблатом, который потрескивал, когда набирали цифры.

– Ну… я точно не знаю, – заколебалась Мила.

– Мила, сколько ей лет на вид? Она красива? У них это серьезно? – я старалась не упустить контакт. Второго разговора уже не будет, потому что уже через пять минут Мила пожалеет о том, что была столь откровенна со мной. Но пока ей хочется говорить…

– Она нашего возраста, – доверительно сообщила мне Мила, хотя мне был всего тридцатник с небольшим, а ей уже глубоко за сорок. Интересно у нее с математикой дело обстоит! И что я должна понять? Моей конкурентке сколько? Мне что, искать среднее арифметическое?

– А как она, ну вообще?

– В принципе, ничего особенного. Хотя… наряжается все время. Каждый день разные наряды. Вчера пришла в рубашке с каким-то галстуком. Может, это и стильно, но выглядит так, будто она просто надела мужскую рубашку с мужским галстуком.

– Значит, ничего особенного? – еще раз уточнила я. Хорошо бы, чтобы она была вообще замухрышкой. Стерва!

– Ну не то чтобы уж совсем. И еще, знаешь… я даже не знаю, как сказать, – заюлила Мила перед тем, как сказать что-то самое вкусное. Тот самый десерт, который она оставила на потом, чтобы не спеша развернуть бумажку, прошуршать фантиком, вдохнуть восхитительный запах сладкого шоколада и только потом запихнуть все это себе в рот.

– Ну что ты тянешь кота за одно место! Они что, уже вместе живут?

– Да, – просто и легко сказала она.

– Даже так, – ахнула я и почувствовала, что мне становится трудно дышать.

– Но дело не в этом.

– Не в этом?

– Ты понимаешь, – затараторила она, – когда он впервые пришел к нам с этой своей Лерой, я, честно говоря, даже растерялась. Она, конечно, не такая симпатичная, как ты, но вообще-то она просто вылитая твоя копия. Не с лица, конечно. Хотя тип лица у нее такой же. И она тоже блондинка, только крашеная, потому что брови-то не спрячешь. И красить не будешь раз в месяц, если, конечно, не хочешь остаться совсем без бровей. В общем, она стояла спиной, и я подумала, что просто у тебя новый деловой костюм. Отличный костюм, кстати.

– И что? – тихо прошептала я.

– Ну, я ей и говорю, мол, Ритуля, как тебе этот костюм идет. Так фигуру подчеркивает! А она повернулась, взяла Кешу под руку… то есть Иннокентия Александровича, и мне говорит: меня зовут Валерия. И таким, знаешь, холодом на меня полыхнуло – я чуть не кончилась прям там. Думала, все.

– Что все-то? – на каком-то автопилоте ухмыльнулась я.

– Ну, что с работы меня Кеша теперь уволит. С тех пор я с ней стараюсь лишний раз и не пересечься – боюсь, съест. Говорю тебе – он ее выбрал, потому что она на тебя похожа. Но ты же не скажешь Иннокентию Александровичу, что я тебе все рассказала? – заволновалась она. Я кое-как заверила ее в своей способности хранить тайну. В результате Мила выгрузила на меня дополнительно, в качестве бонуса, что Лера имеет сына десяти лет, еще по меньшей мере один брак за плечами и квартиру на Павелецкой, где и проживает сейчас мой разлюбезный Кешка. А также вышеупомянутая Лера, оказывается, имеет желание перейти из своей строительной конторы на работу к Кешке, чтобы (цитирую Милу) «он уж точно никуда не рыпнулся, а был на глазах цельный день». Но пока ей это сделать не удалось.