Людям свойственно ошибаться, и я, к сожалению, не была исключением из этого правила. Время от времени меня заносило… немного. Обычно я могла с легкостью, как дважды два, доказать, что я ни в чем не виновата. И даже больше, я с идеальной точностью пояснила бы, почему и где не прав ОН. И это не являлось бы натяжкой. Возможно, это была бы даже правда. Возможно, но только не на этот раз. И хотя в кафе, где я вот уже полчаса дожидалась чашки эспрессо, меня позвал он, я все равно чувствовала себя неуютно. Он пригласил меня для разговора, но не просто для разговора, а для РАЗГОВОРА – большого выяснения наших непростых отношений. И мне бы лучше репетировать примирительную речь, но вместо этого я только и думала о том, что кофе все не несли.

– Какого черта вы ни хрена не делаете? – показывала я всем своим видом. – Вы что, слишком заняты, чтобы заняться своими прямыми обязанностями?

– Мы вас не видим, мы слишком заняты, чтобы смотреть по сторонам, – демонстративно отворачивались они. Хотя аншлага в кафе не было. В другой день я бы наверняка что-то им сказала. Или вообще удалилась бы из кафе, предоставив Кешке искать и вызванивать меня по телефону. А на вопрос, почему это я уехала, не дождавшись его, я бы ответила, что сидеть в подобном месте выше моего терпения. Но сегодня я сидела молча. У меня так сильно от волнения пересохло во рту, что если бы мне пришлось что-то сказать сейчас, получился бы только петушиный крик, а не членораздельная речь. Хорошо, что он еще не пришел, подумала я. Не стоит ему знать, что я волнуюсь.

Я перекинула ногу на ногу, подперла подбородок кулачком и вздохнула. Признаю, в этот раз меня занесло несколько сильнее обычного. Может быть, поэтому я сегодня так нервничала? Все-таки быть виноватой совсем не так приятно, как громыхать в приступе праведного гнева. Второе у меня получается гораздо лучше первого. Виноватой я быть не умею и не люблю. Да и так ли уж я виновата в сложившейся ситуации, если вдуматься? В таких ситуациях, если еще разок вдуматься, всегда виноваты двое. Это как минимум. А еще лучше, чтобы виноватым в итоге оказался он. Я гораздо лучше умею прощать, чем просить прощения. Мне это больше идет.

– Извините, пожалуйста, – ко мне подошел долговязый паренек-официант, забавно обмотанный фирменным длинным фартуком.

– Да, что? – я вынырнула из своих мыслей и попыталась собраться в единое целое. Что-то плоха ты сегодня, милочка. Давай, давай, просыпайся.

– Извините, это вы заказывали латте?

– Нет, – помотала головой я. – Я заказывала двойной эспрессо и, если честно, совсем не понимаю, почему его нет на моем столе вот уже, – я демонстративно взглянула на дорогие часы на моем запястье, – вот уже полчаса.

– Извините, – еще сконфуженней пробормотал паренек. Я машинально отметила, что рука у меня немного дрожит.

– Я бы и рада вас извинить, но ведь вы и сейчас пришли без моего кофе. Почему?

– Кассир перепутал номера… номера столиков. Сейчас принесу. Секундочку.

– Хотелось бы верить, что наши с вами секундочки одного размера, – раздраженно ответила я и отвернулась. Мои любимые часы: стекло из цельного хрусталя, благородный темно-малиновый оттенок, по кругу россыпь бриллиантов – его подарок, разумеется. Он выложил за них в прошлом году чуть ли не всю прибыль от какой-то сделки. Широкие жесты – это весомый плюс в моем списке. Он всегда умел их делать, в меру своих возможностей, конечно. Другие мужчины, между прочим, и побогаче него, таких часов мне не дарили. Большинство представителей сильного пола всегда умело сопоставляло степень потенциального удовольствия от общения с величиной расходов. Так вот, мои любимые часы показали не только то, что кофе нет возмутительно долго, но и то, что Кешка опаздывает уже на десять минут. Не похоже на него.

Обычно опаздывала я, просто потому, что время для меня не имело никогда большого значения. Я не говорю сейчас о тех традиционных десятиминутных опозданиях, которые мы, женщины, практикуем испокон века. Мы были так долго женаты, что все эти игры давно отошли в небытие. Когда-то, когда мы еще только встречались, я вволю повеселилась, глядя, как он подпирает дурацкие часы на столбе около станции «Аэропорт» и держит в руках предназначенные мне цветы. Держит как веник – цветками вниз. А когда приподнимает рукав свитера, чтобы посмотреть на часы на руке, веник смешно подлетает вверх и замирает, как шлагбаум. Потом опять вниз. Почему-то он всегда смотрел на свои наручные часы, а не на те, что на столбе. Не доверял он столбам. А сегодня вот на часы смотрю я. И такое, дай бог памяти, чуть ли не впервые.

– Ваш двойной эспрессо, – гордо произнес запыхавшийся официантик.

– И на том спасибо, – кивнула я, обдавая его холодом. Сейчас мне так хотелось хоть кого-то порвать на куски. Мне было слишком не по себе, так что… прости, мальчик, ты просто попал не в то время не в то место. Где ж ЕГО все-таки черти носят!

– Что-нибудь еще?

– Принесите пепельницу. У вас тут ведь, вроде, можно курить?

– Да, можно. Странно, что пепельницы нет на столике, – огорчился мальчишка. Было видно, что он сильно старается, чтобы переменить мой гнев на мою милость. И, думается мне, тут дело не только в чаевых. Какие чаевые могут быть за чашку кофе? Есть я не собиралась, было уже около восьми вечера. Не то чтобы я соблюдаю диету, но иногда, время от времени, мне хочется начать наконец заботиться о себе. Как сегодня, к примеру.

– Пепельницы не летают, – усмехнулась я. – Если их нет, значит, их не поставили.

– Это вообще-то не мой столик, – разобиделся он. – Я только подменяю напарницу.

– Послушайте… – устало начала было я, но махнула рукой. – Просто принесите пепельницу и пачку Vogue. И все будет просто отлично.

– Да, конечно, – он поспешно отпрыгнул куда-то в сторону на своих длинных ногах и через мгновение вернулся, положив передо мной и пепельницу, и сигареты. Да, сразу видно, молодой еще. В моем возрасте уже не станешь вот так стараться из-за каких-то чаевых.

– Прекрасно, просто прекрасно, – улыбнулась я, на этот раз тепло. – Хотите, напишу о вас отзыв?

– Отзыв? – нахмурился он. Видно, хорошего от меня он уже не ждал.

– Ну да, отзыв, – невозмутимо пожала плечами я. – О том, как прекрасно вы подменяете свою напарницу. Чтоб вам благодарность объявили. И премию дали.

– Нет, не стоит, – отказался он, так и не решив, издеваюсь я над ним или уже наоборот. Но в этот момент я увидела в дверях ЕГО, так что мальчишка-официант в одну секунду просто перестал для меня существовать.

Он стоял еще довольно далеко от меня, у самого входа в кафе, и щурился, словно вошел в темень из яркого света. Был он довольно растерян, но так он выглядел всегда – как ребенок, потерявшийся в супермаркете и не понимающий, куда ему двигаться дальше. Он ждал, чтобы к нему кто-то подошел, направил его, задал вектор его движению. С моего места не было видно, трезв он или напротив. Издалека этого никогда нельзя было разобрать. Для того чтобы понять его кондицию, требовалось подпустить его к себе чуть ближе. Но независимо от того, трезв или нет мой муж, я вдруг почувствовала сильнейший прилив крови к щекам. Я неритмично, но глубоко вздохнула и вцепилась в салфетку. Страстно захотелось посмотреться в зеркало на предмет степени румяности моих щек. Ощущение было такое, что они просто пунцовые, словно их натерли свеклой. А мне сейчас совсем не хотелось выглядеть плохо. Когда угодно, но сейчас мне надо быть самой собой: Маргаритой-красоткой, Маргаритой-вамп, Маргаритой-повелительницей и все такое. Пунцовые щеки в мои планы не входили, и я уже было решилась поднести к лицу зеркальце из косметички, но увидела, что он уже идет ко мне, естественно, в сопровождении распорядителя зала. И… да, он был трезв. Хоть в этом повезло, но это-то и странно. Признайся, как часто ты, моя дорогуша, видела его трезвым в такое время да еще по такому поводу?