Просто хорошая женщина недостаточно хороша для мужской любви, поэтому, Вероника, – добро пожаловать в наш новогодний клуб Неудачниц.

И третья, Лена Кузина, или проще, Кузя, моя соседка из дома напротив. Мы с ней вместе когда-то ходили в спортивный клуб, а после изнурительных тренировок трепались в спортбаре за стаканчиком свежевыжатого сока. Было это давно и неправда, да и наша любовь к спорту с тех пор много раз видоизменялась. На тренажерах мы с Кузей продержались недолго, зато любовь посидеть в баре и потрепаться осталась. Только свежевыжатый сок мы заменили алкогольными коктейлями. Что-нибудь вроде мохито.

– Девчонки, как же это хорошо – справить Новый год безо всяких мужиков, а? Сейчас салатиков нарежем, посидим, выпьем… – мечтательно потирала ручки Зинка, пока Вероника молча эти самые салатики реально кромсала. От нее, от Вероники, вообще всегда одна сплошная польза.

– Ага, – мрачно добавила Кузя.

Ленка замуж так и не сходила, несмотря на многочисленные попытки и даже поданное однажды заявление. Кузя была слишком хороша, мужики ее просто боялись. Впрочем, был в ее жизни один смелый мужчина, они встречались вот уже лет десять, время от времени, когда его жена уезжала куда-нибудь. Кузя старательно уверяла всех, что это и есть любовь, в ее случае. А что встречаются редко – так еще не вечер, вот вырастут дети и тогда… А пока что пойдем-ка лучше выпьем, посидим, да и на улицу: приключений искать.

– Нет, ну действительно, хорошо же вот так собраться чисто женской компанией.

– Ну, не знаю, девчонки. Мне как-то не по себе, – откровенно призналась я. – Я ничего не могу поделать. И понимаю умом, что, слава богу, еще так легко отделалась. Ведь я же его не любила. Он же был всегда какой-то жалкий, мне его приходилось тянуть. Уговаривать не пить, терпеть все эти его похмелья, дружков этих.

– Вот подожди, еще хлебнет эта фифа с твоим горюшка, – поддержала меня Зинка. – С таким-то пьяницей. Еще пригонит его тебе обратно, скажет, что не подписывалась на такое счастье.

– Зина! – недовольно крикнули все.

Мы с Зинкой не то чтобы очень-то дружили. Она была как-то резковата, груба, что ли. Иногда такое ляпнет, что хоть стой – хоть падай. Однажды мы с еще парой девчонок были в японском ресторане, так она девочке-японке, которая что-то ей не так подала, сказала:

– Что, из Улан-Удэ приехала? Японцев-то брать дорого, теперь бурятов у нас нанимают японками работать?

– Зина, ты что! – сдавленно шипели мы, но ей было все нипочем. Мы сидели красные, а она во весь голос говорила, что сейчас в японских ресторанах ни одного реального японца не встретить. В общем, с тех пор я с ней стараюсь особенно никуда не ходить. Но курить на работе я с ней курю. У нас все курят со всеми, иногда большими шумными дымными компаниями, а иногда расползаясь по парам. Сейчас я постоянно курила с Зинкой, как с чуть ли не единственной в нашей «бухгалтерьне» (как нечто среднее между бухгалтерией и богадельней) разведенной дамой. Она думала, что поддерживает меня своими советами и мудрыми напутствиями. На самом деле я просто старалась как можно меньше времени проводить в одиночестве, которое все больше сводило меня с ума.

– Так, кто за то, чтобы пропустить по стаканчику? – Кузя звякнула бокалами и призывно кивнула. – Грустить на Новый год – это дурной тон. Напьемся, девки?

– А то как же! Обязательно напьемся, – поддержали все. А я не стала откладывать и перешла от слов к делу. И опрокинула бокал с шипучкой в себя. Мы все вчетвером, нашим безмужицким коллективом, сидели на моей маленькой кухоньке (6 м кв., в бедрах тесновата, если бедра как у той тетки из загса) и пили шампанское, раскладывая салаты по мискам. Кешка обычно на Новый год старался меня куда-нибудь вывезти. Туда, где тепло и нету снега, потому что я люблю, когда тепло и нету снега. А когда холодно и кругом снег – я не люблю. Сейчас в Москве снег был, но был он какой-то мерзкий, подтаявший, смешанный с грязью от машин и оставляющий следы на обуви. Интересно, где там Кешка, что он там сейчас делает со своей новой женщиной? Хотя о чем я? На часы-то смотрела? Уже почти двенадцать, в это время Кешка уже напился вусмерть и лежит где-то в номере, ловит вертолеты. А его Лера сидит в баре в вечернем платье и думает, как ей это все до смерти надоело. Впрочем, зачем я-то об этом думаю в новогоднюю ночь? Я решительно налила еще шампанского в бокалы.

– Давайте, девочки, выпьем за мой развод – чтоб земля была пухом моему браку, – сказала я, поднимая бокал. – И еще давайте выпьем за свободную женщину Маргариту Дорофееву, то есть уже теперь опять Маргариту Иващенко. С Новым годом!

– С Новым счастьем! – дружно поддержали девчонки, выразительно подмигивая мне. Мол, чего ты грустишь, не грусти! Какие наши годы, будет еще и на нашей улице праздник. Не Кешкой единым жив человек! Будешь ты еще счастлива – счастливее его! Я слушала их, кивала, улыбалась в ответ, но внутри совсем не чувствовала уверенности в том, что все так и будет. Мне было плохо. Уже давно, вот уже несколько месяцев, только я не хотела себе в этом признаваться. Раньше, пока я была с Кешкой, я часто влюблялась. Не то чтобы специально, просто так получалось, что мужчины крутились вокруг меня целыми стаями. А сейчас как повымерло, просто никого, хотя я действительно, и это тоже надо признать, нуждалась в помощи.

Я заметила, что практически все мужчины готовы переспать с женой своего друга, коллеги, босса, хотя официально они считают мужскую дружбу святее святых. Ой, да чего один только Виноградов стоил! Теперь он в мою сторону и смотреть не хочет, и жене своей не дает, а сам в свое время как дышал, как дышал. Полный страсти и любви, плевал на Кешку с высокой колокольни. Нет, мужики – это просто сволочи, подумала я. Наверное, потому они все разбежались, что чувствуют, как я их ненавижу. Всех без исключения. И вообще, настоящей любви никакой нет, есть только обоюдовыгодный обмен.

Сейчас из всех моих прежних знакомых в строю остался один только Виктор, да только и того я погнала сама. Как-то они все мне разом осточертели, женатые мужики, готовые соврать любому ради собственного удовольствия. Я бы с удовольствием обошлась без них. Но я скучала по Кешке.

Это было необъяснимо, но иногда я даже просыпалась по ночам в слезах, оказывалось, что я плакала прямо во сне. Мне часто снилось практически одно и то же, будто он сидит в моей комнате напротив нашей кровати и молча смотрит, как я сплю. И я просыпалась с ощущением, что он все еще здесь, рядом. И уже не могла заснуть, до утра сидела на кухне, курила, пила остывший кипяток из носика электрического чайника. Смотрела в окно, как зима покрывает снегом машины. Как темное небо становится серым и остается таким на весь день. Жизнь была пуста и бессмысленна, но я старалась об этом не думать.

– У тебя созависимость, – сказала мне умная Зинуля.

– От чего?

– Не от чего, а от кого. От мужа твоего бывшего. Не можешь ты без него обходиться.

– Но я же не люблю его! – удивлялась я.

– А знаешь, так бывает. Я вот совершенно не люблю свою работу. Но без нее тоже не могу – скучаю.

– Это не одно и то же, – обиделась я немного. Но что-то в Зинкиных словах было правдой. Я жила словно в постоянном ожидании. Ну когда же это наконец кончится? Ну когда же все встанет на свои места? И что это за места?

К весне я выдохлась совсем. Я устала, ужасно устала и к тому же неважно себя чувствовала. Я зверела от вопросов окружающих, от моих жалких попыток изобразить, что у меня все хорошо, от их все равно сочувствующих взглядов, от постоянно кончающихся денег. Тот конверт, что мне сунул Кешка на разводе, я брезгливо пересчитала и отдала целиком, как есть, за квартиру. Квартира была съемная, так что надолго бы этого все равно не хватило. Но по крайней мере я могла не думать о переезде до конца весны. Но и весна наступила быстро и неотвратимо, а в моей жизни не поменялось ровно ничего. И я сидела на своем рабочем месте со страшной головной болью, с желанием покурить и страхом, что боль от этого только усугубится. Сегодня мне было как-то особенно плохо. Я пришла на работу практически на автопилоте.