– Лорд Вейдер, – губы девушки чуть подрагивали, но держалась она ровно и смотрела прямо перед собой. – Старкиллер захвачен аборигенами.

Отброшенное Вейдером кресло прокувыркалось через всю залу и, ударившись о стену, осыпало дождём обломков протокольного дроида.

– Безмозглый мальчишка!

Владыка ситх в несколько быстрых шагов пересёк Резервный оперативный центр и навис над Эклипс.

– Как это произошло, лейтенант?

Девушка стояла теперь ещё прямее, но страха заметно не было. Таус мимолётно позавидовал её выдержке. Протокольный дроид очень-очень вежливо выкатился за дверь.

– Я посадила «Тень» согласно приказу, в укромном месте. Генератор невидимости всё время был включён, визуально обнаружить нас не могли. Радарами тоже… кажется, у них вообще нет радаров.

Девушка на секунду умолкла, восстанавливая дыхание.

Таус подумал, что даже если у аборигенов этой чахлой планетки и есть какие-то там радары, то засечь Имперский диверсионный корабль они всё равно вряд ли могли. Он не сомневался, что «Тень», о которой говорила девушка, была диверсионным транспортом – раз уж на нём установлен генератор невидимости.

– Старкиллер приказал открыть люк и вышел, – продолжала девушка, – просто вышел. Он сказал только, что пойдёт к источнику Силы и заберёт то, что должен.

– Он взял с собой дроида? – гораздо спокойнее спросил Вейдер.

– Нет, мой Лорд. Но он сказал, что Прокси всё записывает, у Старкиллера в комбинезоне была спрятана камера. В воротнике.

Владыка ситх молча протянул руку. Эклипс тут же достала из нагрудного кармана карту памяти, отдала Вейдеру. «Умная», – подумал Таус, внимательно разглядывая нагрудный карман.

Так же молча Вейдер прошёл за стол, сел в одно из уцелевших кресел, откинул плащ. Нагрудные индикаторы системы жизнеобеспечения мигали приветливо, как вечно слезящиеся глаза флаг-капитана Банну. Таус заворожённо наблюдал, как Вейдер вставляет карту в разъём на броне. Ему всегда хотелось иметь возможность залезать в Голосеть без помощи вычислителя или планшета. Стоишь себе на вахте, заскучал – открываешь, например, нар-шаддарский канал «твилекка+»…

Вейдер резко откинулся в кресле, матовые перчатки стиснули подлокотники, широкие плечи поочерёдно подрагивали.

Капитан поглядел на Эклипс. Девушка чуть заметно ему подмигнула.

– Безмозглый мальчишка, – негромко повторил Вейдер. Чёрные его ладони по-прежнему крепко сжимали подлокотники, но сидел он теперь ровно. – Он был слаб, когда я нашёл его. Теперь ненависть стала его силой. Он слишком привык идти напролом.

Эклипс сделала шаг вперёд, и Таус снова поразился её отваге.

– Мой Лорд, я прошу разрешения взять отделение легионеров и…

– Я займусь этим лично, лейтенант. Нам потребуется дроид-переводчик. Подготовьте «Тень».

После драки с водолазом, который сначала оказался диверсантом, а потом сварщиком, Колю было уже сложно удивить, на сегодня запас удивления казался исчерпанным.

Там, на площади, сперва его крепко скрутила набежавшая охрана. Половинкин потрогал набухший нос. Но потом ничего, разобрались. Куда унесли бесчувственного юношу, он не знал. А сам он тут же предъявил удостоверение, дал первичные показания, мол, так и так, диверсанта задержал, чего ж.

Прикатил товарищ генерал-майор Абакумов, здоровый мужик, явно и сам не дурак подраться. Посмотрел на Половинкина, на рассыпанные цветочки. Похмыкал, забрал Колю с собой.

Поехали на Лубянку, к следователям. Коля снова всё подробно рассказывал, отвечал на вопросы. Вечерело. Следователь был ласков, предложил папиросу, потом бутерброд. Папиросу Коля взял, а вот от бутерброда пришлось отказаться: прибежал взмыленный майор и забрал Половинкина. В коридоре коротко бросил: «Крути дырки, орден заработал», – и потащил за собой. Коля подумал, что орден, конечно, гораздо лучше бутерброда.

Поехали снова в Кремль. Коля снова отвечал на вопросы. Пришли Абакумов, товарищ комиссар государственной безопасности первого ранга Меркулов – ну, этот-то явный интеллигент, – сержанту госбезопасности эти люди, конечно, были известны, но вот на личное знакомство он никак не рассчитывал. С ними седоусый гражданский по имени Евгений Оскарович. Показали Коле электрическую трубу, что он выбил из рук у диверсанта на площади. Половинкин твёрдо знал, что это оружие – но обосновать не мог. Гражданский сердился, шевелил усами, наконец ушёл. Коля думал об орденах и бутербродах. Но больше всё-таки о бутербродах. С толстой ливерной колбасой. С жареными куриными сердечками, разрезанными вдоль и смазанными сметаной. С крыжовниковым вареньем…

Додумать ему не удалось, потому что снова пришлось удивляться. Пока они вместе поднимались в бывший Сенатский дворец, товарищ Меркулов благожелательно рассказывал, что товарищ Иосиф Виссарионович Сталин живёт в Кремле с 1922 года, в 1930 тут сделали перепланировку, а центральное отопление появилось совсем недавно, до этого топили дровами, но идут они, конечно, не домой к товарищу Сталину, а в рабочий кабинет, на второй этаж.

С этого момента сержант госбезопасности, что называется, «поплыл». Слишком уж много впечатлений свалилось на парня в один день. Коля думал, что даже если получит орден – у деда в Саратове всё равно их два и ещё несколько медалей. Думал, что бес с ними, с бутербродами – не в бутербродах счастье. Думал, что Зинаида – девушка глупая, но даже если бы была умная – много девушек на свете.

А товарищ Сталин – один.

Ну ведь просто же никто не поверит, когда он будет рассказывать, как спас товарища Сталина от сварщика-диверсанта, а товарищ Сталин ему за это, может быть, даже пожал руку.

И до того ото всей этой катавасии обалдел Коля, что не мог потом вспомнить ни как шёл по коридору, украдкой ощупывая дубовые панели со вставками из карельской берёзы, ни проверявшую его охрану, ни доброе лицо товарища Поскрёбышева, как раз протиравшего синей бархоткой умную лысую голову.

Восстанавливаются Колины воспоминания вот с какого эпизода.

Стоит, значит, он по стойке «смирно!» в кабинете товарища Сталина и смотрит на стол. На столе – телефон, графин, пепельница, всякие такие полезные вещи. И, кстати, чай с бутербродами. А в центре стола – тот самый маленький сварочный аппарат, которым диверсант на площади размахивал.

За столом кругом сидят товарищи Меркулов, Абакумов, Берия… господи, Берия!.. какой «господи», я же комсомолец… Ещё какой-то незнакомый генерал-лейтенант с цепкими глазами…

И вот тут сержанта госбезопасности, что называется, «отпустило».

Потому что смотрел он прямо на товарища Сталина, а товарищ Сталин улыбался в усы, и понимал Коля, что нигде, никогда, ни за что не случится в честной его жизни ничего более важного. И даже если придётся отдать честную его жизнь за социалистическое Отечество, и если вдруг бог на небе всё-таки есть, и если Коля вдруг вознесётся на небо – даже там, на небе, не увидит Коля никого главнее товарища Сталина.

Тут товарищ Сталин снова указал ему на стул, и только Коля Половинкин выдохнул и собрался наконец присесть, как знакомые подружки-иголочки остро и беспрекословно упёрлись ему в виски. Как-то совсем нехорошо упёрлись.

Из приёмной послышался металлический хруст, крики и звуки падающих тел. Что характерно, падали эти тела не на пол, скорее разлетались по стенам и даже вроде бы к потолку. Раздался глухой треск, и Коля почему-то сразу понял, что это разваливается напополам письменный стол. Звенело стекло.

Первым среагировал незнакомый генерал-лейтенант. Подобравшись и хищно ощерившись, будто раскусил негодную цукерку, он прыжком занял позицию справа от двери. Одной рукой нашаривал он кобуру, да кобура была пуста; другой отмахнулся за спину, мол, не спи, укрывай! Абакумов с Меркуловым двигались тоже, и Берия, сидевший ко входу спиной, неудобнее всех, разворачивался вместе со стулом, на одной ножке.

Товарищ Сталин по-прежнему стоял с нераскуренной трубкой в руке. Он не казался напуганным, ни даже взволнованным. Он казался довольным.