Но я узнаю. Непременно узнаю, если меня не убьют в бою, если не случится или, наоборот, случится множество разных смешных и страшных вещей.

Я знаю, что мой путь начался. Он не будет легким, но я клянусь, что пройду его.

И если мне предстоит сражаться, то я пойду вперед не за ЗЕФ, Землю или человечество.

Я буду драться за Пашку, за Дитриха, за неразумного Грега, за Веру и за всех, кто мечтал и мечтает. Потому что свобода – это не пространство вокруг. Свобода – это то, что находится в твоем сердце, то, что уже никогда и никто не отнимет. И ради того, чтобы добыть свободу для всех людей, неважно, живут они в ЗЕФ или за ее пределами, я и буду сражаться.

Нужно победить и раскрыть тайны инопланетян. Нужно выяснить, в конце концов, для чего меня создали.

В небе ожили далекие всполохи. Я не слышал грома, но знал, что это начало грозы. И упругие струи скоро смоют с моей души накипь боли и страха.

Я знал, верил, что справлюсь.

От тяжелых дум я задремал и проспал оставшуюся часть полета над океаном. Проснулся, когда под днищем транспорта потянулись леса и поля материка.

Транспорт летел в автоматическом режиме – Лосев не рискнул сажать в кабину пилота. Либо он, собираясь взорвать машину, не хотел жертвовать своим человеком, либо не должен был знать, куда доставит меня этот транспорт. Познакомившись с начальником тюрьмы, я склонялся ко второму варианту.

На кого же работал Лосев, если рискнул пойти против решения правительства ЗЕФ? Единственной мыслью было только одно – предательство. Выходит, что Лосев прислуживал рыночникам. Чутье снова затаилось и промолчало, но я все равно узнаю, в какие игры этот человек играл. Путь не сейчас, а позже.

Огни города в рассветных сумерках выглядели непривычно. Мелькающие тут и там транспорты навевали какое-то смутное беспокойство. На острове я все-таки успел одичать. Страшно было подумать, что скоро меня со всех сторон обступит шумная столичная жизнь. Я узнал эти места – бесконечные поля, силами людей поделенные на шахматные клетки, огромные заводы и башни космодрома вдали. Это Воронеж. Именно здесь меня собираются поставить в строй.

Нельзя сказать, что война особенно поменяла столицу. Когда транспорт пошел на снижение, я пытался углядеть хоть какие-то перемены в зданиях или людях. Но нет. Все так же, как и шесть лет назад, – человеческий муравейник, подсвеченный радужными брызгами реклам и разбавленный тушками транспортов и грузолетов.

Меня ждали. На посадочной площадке я увидел дюжину человек. Половина из них была в военной форме, вторая – носила серые пиджаки. Транспорт мягко опустился на асфальтовое покрытие, открылись запечатанные двери. Люди, ожидавшие моего прибытия, медленно направились к летательному аппарату.

Тут меня посетила шальная мысль. Пусть я не узнаю, кто и зачем меня создавал, но я не стану работать на них!

Мне захотелось увидеть свой родной дом, захотелось снова побродить по поселку, где я вырос. Я лучше окажусь там, чем буду прислуживать этим генным инженерам. Мне небезразлична начавшаяся война с АС, но я прежде всего хочу защищать свою родину как человек, а не как орудие. Я хлебнул сполна справедливости нашего государства. И лучше сам пойду воевать, добровольцем. Пусть эти «серые пиджаки» заставят меня работать на себя, если смогут!

Я выскочил из транспорта и рванул по площадке влево. Неторопливая походка приближающейся группы через мгновение сменилась стремительным бегом.

– Стой! – донесся до меня крик кого-то из этих людей. – Сто-ой!

Я никак не прореагировал на эти вопли. Подбегая к низкому зданию служебного пропускного пункта, я обернулся и увидел, что солдаты уже нагоняют меня. У них, вероятно, были какие-то мышечные усилители, помогающие бегу и дракам. Передвигались военные длинными размашистыми прыжками.

Я влетел в домик, сбил ошарашенного сторожа и «рыбкой» перепрыгнул через турникет. Пока мужчина искал в кобуре оружие, я успел вскочить на ноги и выбежать на улицу. Повезло, что двери не были заперты.

Я не особенно церемонился, расталкивая прохожих направо и налево. Над головой проносились люди на флаерах, авиетки, грузолеты. Дух перехватывало. Столица подавляла. Только не было времени приходить в себя и думать о моем отношении к Воронежу.

Солдаты двигались чертовски быстро. Нужно было срочно что-то предпринимать. Еще несколько секунд – и меня настигнут.

Я свернул на первом же перекрестке, сбивая вектор движения преследователей. Солдаты мгновенно отреагировали на маневр и через секунду снова оказались за моей спиной.

Мне приходилось петлять, стараясь разминуться с прохожими и затеряться в толпе. Не удавалось. Столицу я знал плохо, здесь у меня нет преимущества. Неужели схватят?

Я снова резко свернул, на этот раз в незаметный переулочек. Остались еще и такие в огромном Воронеже.

Здесь людей практически не было, дома нависали надо мной не хуже сводчатых стен в Колодце. Вот она – близкая изнанка любого мегаполиса. Незнакомая мне и грязная.

Может быть, бросок в проулок не заметили? Может быть, меня оставят в покое?

Надежды на такой исход, правда, было не много. Меня легко могли проследить по вживленному датчику. Если, конечно, у них имелся мой идентификатор из базы данных Забвения. Помня о действиях Лосева, я мог надеяться на то, что такого ключа у преследователей нет.

Стены, стены, помойка. Ничего подходящего. Я поднял глаза. Обшарпанные пожарные лестницы, балконы, местами обсыпавшиеся карнизы. Уже лучше.

Лестницы начинались на уровне метров четырех. Видимо, это делалось в целях безопасности, чтобы не доставали дети. А пожарные или обслуживающий персонал привозили и подставляли дополнительные стремянки.

Оставалось только собраться и прыгнуть. Как вчера вечером. Нужно было лишь вспомнить Пашку и проскользить это расстояние по воздуху, как, бывало, делал он. Только в этом я видел возможность уйти.

Дыхание обжигало горло, легкие разрывались от тяжелого городского воздуха. Я пронесся мимо одной лестницы, обогнул мусорный бак. Вот еще одна возможность. Эта лестница была даже лучше предыдущей – находилась чуть ниже и вела к разбитому окну.

Повезет?

Я разогнался, как только мог, сделал два широких шага и оттолкнулся, напрягая все силы. Постарался в точности воспроизвести все то, что делал в прошлый раз. Метр вверх. Два. Время замедляется. Я продолжаю подниматься. До ступеней ржавой лестницы остаются считанные сантиметры.

И вдруг сила покидает меня. Не резко, но все быстрее и быстрее. Понимаю, что больше не смогу держаться в воздухе. Подо мной край мусорного бачка, асфальт и несколько метров пыльного воздуха – приземление будет очень жестким.

– Я смогу! – кричу непонятно кому. Не себе, это точно. Скорее – всему враждебному миру.

И, последним усилием выбросив руку, я все-таки ухватился за перекладину нижней ступени. Пальцы соскальзывали, но я смог подтянуться, перехватить руку и залезть на треклятую лестницу.

– Стой! – в очередной раз закричали преследователи.

Пятеро солдат уже, перескакивая мусор, размашистыми прыжками двигались по проулку. Времени было мало. Солдаты, вероятнее всего, достаточно быстро заберутся на лестницу. Мышечные усилители помогут им.

Я поспешил к выбитому окну, которое заметил еще снизу.

Порез на руке, полученный во время подъема, кровоточил и саднил, но я знал, что это ерунда. И заживет маленькая ранка гораздо раньше, чем состоится моя свадьба.

Я с силой ударил в остатки стекла ногой и ввалился в окно. Осколки рассекли одежду и кожу на животе и локтях, но и эти порезы были не смертельны. Я сразу позабыл о них.

Дело в том, что в комнате, где я оказался, находились люди. И одного из них я обещал убить собственными руками.

– Урод! – взвыл я, поднимаясь. – Вот мы и встретились снова!

Председатель попытался изобразить ироничную ухмылку, но не успел – я бросился на него. На лице ненавистного мне человека промелькнул страх, а затем меня схватили двое охранников толстого выродка.