Доброволок уже набралось больше, чем достаточно, а все идут и идут. Призыв защитить отечество нашел отклик у многих женщин. С обмундированием, оружием и довольствием тоже всё хорошо — верховный главнокомандующий приказал снабжать батальон вне категорий. Делу придается большое значение. Не военное, конечно: понятно, что ни батальон, ни полк, ни даже дивизия женщин положение на фронте не изменят. Но движение может вызвать новый взрыв патриотизма, укрепить боевой дух уставшего от войны народа.

Романов слушал очень внимательно. Затея уже не казалась ему ни водевильной, ни абсурдной.

— …Две тыщи записались, — говорила Бочарова. — А скольких медицинская комиссия отсеяла — не счесть. Я докторов попросила построже. Чтоб ко всему придирались. Старше тридцати пяти лет не принимаем. Которые с детьми — тоже. А всё одно много. Конечно, большинство через неделю сбегут, не выдержат. Иных я сама выгоню, как эту, с сережками. Человек триста оставлю, больше не нужно. Но уж жемчужину к жемчужине. Чтоб ни одна не дрогнула, не опозорила.

— Интеллигентных, кажется, много, — сказал Алексей, приглядываясь к лицам ударниц, что попадались им по дороге и старательно салютовали офицерам. — Не привыкли они К лишениям. Трудно им будет.

— Да, образованных большинство. Они душою выше, потому что вдали от грязи росли. Но есть и работницы, кухарки, горничные. Я вот сама — мужичка бывшая. Вся женская Россия собралась… Мне хорошие инструктора позарез нужны. Я же неученая, звездочку на погон получила за кресты и ранения, а пуще того — для революционного примера. Одно название что офицер. Очень я на вас, господин штабс-капитан, надеюсь. Но только… — Она остановилась и снизу вверх, исподлобья, глянула на Романова. — Два вопроса у меня к вам сначала будет.

— Спрашивайте.

— Первый вопрос такой. Сможете вы на женщин только как на солдат смотреть? Если нет — лучше сразу уходите.

Отличный был момент, чтобы избавиться от позорного назначения. Но упустил Алексей свой счастливый шанс. Ответил:

— Смогу.

И подумал про себя: какие ж это женщины — лысые уродки в мешковатых гимнастерках и ботинках с обмотками? Прямо скажем, не искушение святого Антония.

— Слово?

— Слово. Скажите, а зачем их машинкой наголо бреют?

— Чтоб вшей не разводить.

Алексей пожал плечами:

— Даже мужчин сейчас под ноль не корнают. Можно было б стричь коротко. Ведь у вас там на парикмахерском пункте ужас что такое. Вой, как на похоронах.

— Это и есть похороны. Монашек раньше, я читала, тоже волос лишали. Потому что они из мира уходили. Мы тоже уйдем. Голову теряешь — что ж по волосам нюниться?

Она всё еще смотрела на него испытующе.

— Теперь второй вопрос. Командир батальона — я. За совет хороший в ноги поклонюсь, но если что приказала — выполнять без споров и обид. Хоть я женщина полуграмотная и только прапорщик, а вы штабс-капитан и по лицу видать, что в университетах обучались.

— Неужели еще видно? — удивился Алексей. — Я уж и забыл… А насчет субординации не извольте беспокоиться. Должность выше чина. И ваш пол меня, пожалуй, тоже не смущает. Жанна д’Арк была неграмотная крестьянка, но ей беспрекословно повиновались первые рыцари французского королевства.

Они уже подошли к двери, на которой белел листок с красивой надписью «ШТАБЪ БАТАЛІОНА», но тут Бочка остановилась, поглядела вокруг и понизила голос.

— Заладили все: «Жанна, Жанна». А я ее на картинке видала. На меня нисколько не похожа. Она красивая была, тоненькая, как гимназистка. А я вон — бабища каменная.

Она похлопала себя по здоровенным бедрам.

— Жанна д’Арк была точь-в-точь такая, как вы, — уверил ее Романов. — Можете не сомневаться. Если б была тоненькая, не смогла бы носить железных лат и меча бы не подняла.

Тут оказалось, что Бочка умеет улыбаться — обрадовалась, что похожа на французскую Деву. Широкое лицо засияло, словно выглянувшее из-за туч солнце, сделалось по-детски простодушным, и Романов подумал, что эта женщина, вначале показавшаяся ему сорокалетней, совсем еще молода. Возможно даже, его ровесница.

Когда-то в этой зале с зеркальными стенами и ослепительно лакированным полом юные барышни учились бальным танцам, которые так необходимы девице, вступающей в жизнь. Сейчас поверх зеркал были налеплены плакаты с цитатами из воинских уставов, паркетный пол покрылся пятнами от сапожной ваксы, а рояль превратился в стеллаж, заставленный ящиками с облегченными гранатами Лемона — так называемыми «лимонками».

Батальонная канцелярия расположилась на нескольких партах: пишущая машинка, переносной сейф, кипы бумаг. В углу — складная койка, над которой торчала деревянная вешалка для верхнего платья. Там висели шашка, кобура, бинокль, а венчала эту конструкцию фуражка с кокардой в виде черепа и костей.

— Хотела всем такую заказать, да не успевают, — сказала Бочарова. — Только погоны сделали особенные и нарукавный шеврон. Времени мало. Через две недели, много через три, нам нужно быть на фронте. Не в кокарде дело! Меня боеготовность тревожит. Вот скажите мне, можно за такой срок их хоть как-то к фронту приготовить?

Они стояли у окна, наблюдая, как на плацу всё тот же унтер-офицер обучает взвод штыковому бою. Три девицы старательно, но неловко тыкали винтовками в соломенные чучела. Инструктор что-то им объяснял, качая головой.

— Слезы, а не ученье. — Командирша вздохнула. — Покурим?

От протянутого портсигара отказалась, сказала, что привыкла к солдатским, и скрутила себе цигарку из махорки.

— Что молчите, штабс-капитан? Вас ко мне помощником прислали, так помогайте! Не говорите только, что за две недели толпу баб и девок ничему научить нельзя. Это я без вас много от кого слыхала.

— Две недели? — Алексей выпустил струйку дыма. — М-да. Любой нормальный строевик за такое дело не взялся бы. Но я служил в контрразведке. Мне к невозможным задачам не привыкать. Стало быть, так… К штыковой атаке готовить личный состав не будем. Пустая потеря времени. Лучше освоим окапывание и огневую подготовку. Для меткой стрельбы физическая сила не нужна, довольно аккуратности, а у женщин с аккуратностью всё в…

— Нельзя нам без штыковой! — перебила его Бочарова. — Моим девочкам не в окопах сидеть. Не для того мы на фронт едем. Иначе все скажут: чем они мужиков лучше? Нам атака нужна. Чтоб наше «ура» на всю Россию грохотнуло.

Романов ткнул недокуренной папиросой в жестянку, которая здесь заменяла пепельницу.

— Какая к лешему атака? С ума вы что ли сошли! Вы знаете, что такое штыковая атака? Я один раз видел. На всю жизнь запомню.

Он сказал это зло, с ожесточением, а начальница ответила спокойно:

— Я два раза в атаке была. После первой здесь дыра. — Показала на правый бок. — После второй — вот здесь. — Ткнула пальцем в левое плечо. — Ночью, бывает, от крика просыпаюсь. Но без атаки нам никак. Думайте, старший инструктор.

Алексей побарабанил пальцами по стеклу, понаблюдал, как унтер втолковывает что-то обступившим его доброволкам.

— Тогда учить будем иначе. Протелефонируйте в штаб округа, чтоб сегодня же прислали шестнадцать опытных унтеров из Преображенского, Измайловского и Семеновского полков. Второе: трехлинейки не годятся — слишком длинные и тяжелые. Третье: понадобятся заграждения из колючей проволоки. Четвертое…

Он сбился, поймав на себе странный взгляд командирши.

— Вы что? Я слишком быстро говорю?

Бочка сказала:

— Повезло мне с тобой, штабс-капитан. Вижу.

Помощник командира батальона Романов совершил обычный обход классных комнат, где в послеобеденное время шли теоретические занятия четных взводов, и отправился на плац — там нечетные взводы отрабатывали полевые упражнения.

Алексей, вздыхая, понаблюдал, как ползают по-пластунски. Плохо ползали, и ничего с этим поделать было нельзя.