Горгоны, через которые она прошла, прежде чем свершилось рождение Пегаса. В школе я
увлекалась греческой мифологией, могла часами странствовать по страницам старой
пожелтевшей книги “Мифы древности”, декорированной рельефным золотым тиснением,
которая досталась нашей семье от какого-то знатного родственника, жившего в
конце XIX века. Родители хотели подарить её своему знакомому букинисту-коллекционеру,
но я категорически воспротивилась этому, и они оставили эту затею – мне почти всегда
давали то, что я просила, за исключением того, что было действительно важно.
Ещё будучи ребёнком, я научилась ценить хорошие книги и обращалась с ними крайне
бережно, с уважением и любовью. Возможно, я тогда даже не понимала, но чувствовала: в
них сокрыта не только мудрость поколений, но и нечто большее – дух человечества. Ничто
не приносило мне такого удовольствия, как эти картины души. К мифам я всегда относилась
с особенной любовью. Меня притягивало первобытное мышление человека, его мистический
взгляд на мир, отголоски которого я отчётливо слышала в своём сознании. Легенда о Медузе
Горгоне поразила мой детский разум. Медуза не стала для меня олицетворением зла и
коварства, напротив, мне было жаль её: исходя из того, как был пересказан миф, можно было
заключить, что она не была таким уж чудовищем. Позже я прочла “Метаморфозы” Овидия, и
окончательно прониклась к ней. Для меня её история была наполнена невероятным
трагизмом и возмутительной несправедливостью – именно жестокие боги превратили её в
безжалостное чудовище. Когда-то она была доброй девушкой, о красоте которой ходили
легенды, и больше всего она поражала своими роскошными волнистыми волосами цвета
солнечного янтаря. Однажды она молилась в храме Афины, где её увидел Посейдон. Ему
понравилась эта прелестная девушка, и он насильно овладел ею прямо в священном месте.
Узнав об этом, Афина, вопреки справедливости, обрушила весь свой гнев на несчастную
девушку, превратив её удивительные волосы в отвратительных змей, лишив возможности
общаться с близкими людьми, ведь теперь один только её взгляд обращал всё в камень.
Меня очаровывал этот образ, который отчасти создало и моё воображение, – сильная и
жестокая, вызывающая страх и восхищение женщина, творящая зло, не в силах заглушить в
себе неумирающую боль. Уже тогда мой детский разум стремился выявить во всём причину
зла, ведь, в конце концов, у всего на свете должна быть причина.
Однажды брат подарил мне небольшой инклюз с маленьким чёрным паучком, а я потеряла
его буквально на следующий день. Помню, это расстроило Андрея… Я нашла его только
спустя три месяца после смерти брата, когда разбирала свои старые дневники, школьные
тетради, книги детства. Было так странно обнаружить его среди сочинений Овидия и
Еврипида. Тогда я подумала, почему время сохранило мысли именно этих великих людей,
живших ещё до нашей эры, почему природа пожелала увековечить именно это насекомое,
маленького паучка, застывшего в янтаре? Была ли в этом какая-то логика, какой-то замысел?
И был ли хоть какой-то смысл в том, что Андрей умер так рано? Как мне хотелось тогда,
чтобы на всё это у меня был один ответ. В тот день я написала стихотворение, которое
назвала “Фарфоровая жизнь”:
Обняла коленки из фарфора,
Никуда сегодня не пойдёшь.
Там, за дверью, назревает ссора,
Третий месяц за окошком дождь…
Все в чернилах руки перемажешь,
Но растает тоненький листок;
И в коробочку свою обратно ляжешь,
Фантики сложив у самых ног.
На ресницы опускается тревога,
Механизм внутри тебя дрожит,
Прячешься под шкаф – боишься рока,
Кто-то в комнате твоей сидит.
Маленькими ножками цепляясь
За ковер искусственный, летишь.
Кто же так смеется, забавляясь,
Наблюдая с белых гладких крыш?
Трогаешь руками жуткий ветер –
Скользкие перила предают.
Превратишься завтра в хрупкий пепел –
Куклы на том свете не живут!
Думаю, это мой единственный стих, в котором я бы не стала ничего менять, не потому что не
вижу в нём недочётов, совсем напротив, но так нужно – все те эмоции и слова должны жить
в своём первозданном виде, как корявый рисунок древнего человека в глубоких недрах
пещер.
Решив, что прошло уже достаточно времени, я выглянула из-за своего укрытия – улица была
пустынна. Я встала и уже собиралась продолжить свой путь, как спиной почувствовала чей-
то взгляд и порывисто оглянулась. Снизу, из окна, покрытого ржавой решёткой, на меня
смотрел изнурённый худенький мальчик в грязно-белой пижаме. Заметив меня, он испуганно
отпрянул от окна и скрылся за шторами, оставив на стекле маленький лёгкий след своей
детской руки. Я оцепенела. Тот, о котором я столько думала, о котором столько
расспрашивала у обитателей этого города, так просто возник прямо передо мной. Мёртвый
или живой, но он дал знать о своём существовании. Всё внутри взбудоражено трепетало.
Найти его – означало наполовину пройти игру, ведь он мог рассказать о том, кто убил его, и
что нужно сделать, для того, чтобы снять проклятие с Города Дождя. Он должен был стать
для меня переменой к чему-то другому, к чему-то более светлому и тёплому. Я
действительно верила в это.
Обогнув невысокое строение, я обнаружила неприметную каменную лестницу,
примыкавшую к боковой стороне здания, которая вела вниз к маленькой деревянной двери,
чья краска давно облупилась. Я ожидала увидеть внутри заброшенное полуподвальное
помещение с грудой всякого хлама, с обшарпанными стенами, заросшими паутиной, с
гниющим полом, но и представить себе не могла, что меня ждёт там. Едва переступив порог,
я уловила звучание живой музыки, а вскоре перед моими глазами предстал просторный зал,
освещённый множеством свечей, которые были повсюду – в серебряных подсвечниках на
дубовых столиках, покрытых вишнёвым атласом, на сиреневых стенах в красивых лампах, на
отдельных извилистых стойках, напоминающих спираль. В центре зала стояла юная девушка
и божественно играла на скрипке. Людей тут было значительно меньше, чем вампиров. Они
сидели вместе с ними за общими столиками, болтая непринуждённо, словно совсем не
боялись своих опасных собеседников. Возможно, их рассудок был затуманен вампирским
воздействием на подсознание и они не подозревали, что вскоре станут главными блюдами. Я
ещё раз внимательно обежала глазами помещение. Где же он прячется? Мой взгляд упал на
узкую тёмно-синюю дверь в конце зала. Должно быть, именно там я видела мальчика. Я
осторожно двинулась вперёд, но мне преградил дорогу какой-то вампир крепкого
телосложения с прилизанными светлыми волосами в элегантном белом костюме.
– Позвольте мне ваш дождевик, уважаемая, – вежливо сказал он, хотя его пристальный
наглый взгляд совсем не гармонировал с его словами.
– Вы не похожи на обслугу, – сказала я, всё же снимая и отдавая ему дождевик.
Он улыбнулся мне неприятной улыбкой.
– Может быть, мне просто захотелось за вами поухаживать. Чем я могу вам помочь?
Его назойливое внимание заставило меня нервничать. Мне во что бы то ни стало надо было
попасть в ту дальнюю комнату за синей дверью, но сперва надо было обойти это
препятствие.
– Просто уйдите с дороги и дайте мне пройти.
Звучало грубовато, но он будил во мне резко отрицательные эмоции, и вскоре я поняла
почему. Он напоминал мне одного человека. Как-то Вадим пригласил меня в ресторан,
чтобы познакомить со своим другом. Кажется, его звали Денис. Этот высокий ухоженный
блондин с высокомерным взглядом смотрел на меня, как на инопланетное существо, одетое
непонятно во что и говорящее непонятно что. Конечно, я сильно отличалась от окружения
