сбежать от одиночества. Но можно обмануть себя, растворившись в забвении придуманных

грёз. Это помогает, как таблетка успокоительного в тот момент, когда думаешь, что осталось

совсем немного до разрыва сердца.

Я примкнула к небольшой группке, которая состояла из тех, кто часто прогуливал школу,

чтобы попить пиво и покурить травку (по крайней мере, в них не было никакой

омерзительной фальши), хотя сама редко пропускала уроки, поэтому чаще всего сидела одна,

что впрочем, не мешало мне отражать нападки “лидеров” и всякий раз доказывать, что я не

лёгкая добыча. Вскоре им надоело сражаться со мной, и они предложили мир. Но прошло

несколько дней, и они потребовали скрепить наш договор – для этого я должна была стать

блондинкой. Должно быть, они долго изобретали эту примитивную шутку. В общем, в тот

же день я купила ярко-зелёную краску. Это был открытый вызов – моя личность стала

слишком заметной, чтобы они могли простить это. Но постепенно у меня стали появляться

друзья из параллельных классов, а через год наш класс расформировали, и всё их влияние

исчезло само собой. Они больше не существовали для меня, и всё-таки иногда, заглядывая в

себя, я видела их черты, и от этого становилось невыносимо гадко.

– Простите, кого вы имеете в виду? Кто дал ей это имя?

Карлик смущенно опустил глаза. У его ног лежали ярко-красные и белые анемоны. Это

сочетание было мне знакомо – такой букет отец покупал для своей любовницы. Я случайно

увидела это, когда ехала в институт. Тогда я подумала, что он покупает их маме, но, когда я

вечером спросила у неё про цветы, она заплакала и всё мне рассказала. Я не понимаю,

почему она терпела его измены, почему умоляла меня не вмешиваться, делать вид, что мне

ничего неизвестно. Возможно, и в её прошлом были свои тёмные пятна. Мне хотелось

ненавидеть их обоих, но я не могла, и вместо этого возненавидела свой большой город,

который, как я думала, убил их любовь. Не желала верить, что её никогда и не было между

ними.

– Думаю, нам тоже пора уходить, – сказал Ветер и, взяв меня под локоть, повёл к выходу,

прежде чем я успела опомниться.

– Подожди! Я желаю, наконец, всё понять. Эта женщина хотела, чтобы ты открыл мне

правду.

Ветер иронически изогнул бровь.

– Неужели?

– Мне так показалось...

– Так и есть – тебе показалось, – ответил он, с удовольствием глядя на то, как потухает мой

взгляд.

Мы вышли в коридор, в котором было совершенно пустынно. Теперь все двери были

закрыты, и за ними царило шумное оживление – звучала плавная музыка, слышались

возбуждённые голоса, звон посуды, шарканье подошв и шорох платьев. Я попыталась

открыть одну из них, но дверь не поддалась.

– Бесполезно. Туда пускают только парами.

Я кинулась вперёд и принялась яростно трясти другие двери, стучать в них, калеча руки, при

этом не чувствуя никакой физической боли. Кто-то из тех странных людей должен был

помочь мне, и это упорное убеждение не желало отступать.

– Ненавижу тебя! – крикнула я, когда Ветер приблизился.

– Идём, – негромко сказал он, и я сразу подчинилась, словно меня накачали каким-то

наркотическим средством, превратив в послушную марионетку. От этого воздействия было

невозможно освободиться, несмотря на то, что я продолжала всё чётко осознавать.

Оказавшись на улице, я ещё некоторое время находилась в таком состоянии, пока какая-то

девушка не подбежала ко мне и не поцеловала в щёку. Я не сразу узнала Радугу.

– А что ты здесь делаешь? Решила сменить свою скучную работу? – хихикнула она и

посмотрела на моего спутника. – Неужели ты, наконец, завела себе дружка?

Прежде, чем я успела что-либо ответить, Радуга прильнула к нему и промурлыкала сладким

голосом:

– Котик, для тебя – совсем недорого.

Рядом с нами остановилась машина с затемнёнными стёклами, но никто из неё не вышел.

Ветер молча отстранил от себя Радугу, и направился к автомобилю.

– Хочешь оставить меня тут?

Я сошла с тротуара на дорогу, и угодила в разноцветную масляную лужу, насквозь промочив

ботинок.

– Я скоро приду за тобой, – ответил он, скрываясь в машине.

Его слова обрадовали меня, хотя для этого не было никакого повода – теперь я окончательно

убедилась в том, что от Ветра не следует ждать помощи. И всё-таки я хотела, чтобы как

можно быстрее наступило это “скоро”. Похожие чувства влекли меня на железнодорожные

станции, где я бесцельно бродила по платформам, наблюдала за людьми, провожала поезда в

разные города и страны, глотая железный ветер и мечтая о кочевой жизни, вместе с тем

заглушая в себе спонтанные порывы, побуждающие купить билет и отправиться куда-нибудь

далеко-далеко, где “много чудесного видит земля”: было ясно, что это желание – лишь

романтический самообман. Рельсы не вывезли бы меня на правильный путь и не спасли от

разъедающей тоски, которую не просто заглушить шумом колёс, но я всё равно стремилась к

поездам по малейшему зову души. Чего же я ждала там?

– Какой грубиян, – фыркнула Радуга. – Ты уже спала с ним?

– Нет, и не собираюсь. Я вообще ещё не с кем не спала, если хочешь знать, – раздражённо

ответила я, присев на бордюр и спрятав лицо под капюшоном пальто.

– Не могу поверить, что никто ещё до сих пор не залез к тебе под юбку! – с изумлением

воскликнула Радуга.

– Один однажды попытался, но недооценил беззащитную девушку.

Я пожалела, что затеяла с ней этот разговор, но теперь надо было идти до конца – если я

открываюсь кому-то, то непременно расставляю все точки над “i”.

– Ты точно не из этого мира.

Радуга присела рядом и заглянула мне в глаза. Чересчур румяные щеки и огромные

накладные ресницы уродовали её милые черты.

– Просто я считаю, что для этого нужна любовь.

– Тогда тебе давно пора полюбить, – уверено заявила она. – Это проблема?

Я тяжело вздохнула.

– Понимаешь, для меня любовь – это неразрывная привязанность к близкой душе. Я сейчас

говорю лишь о её платонической стороне. Я уже любила однажды...

– Кого?

Глаза моей собеседницы хищно заблестели, словно она почувствовала мою обнажённую

боль и обрадовалась ей, как долгожданной добычи.

– Своего брата.

Мой ответ Радуга встретила режущим смехом.

– Иллюзия, это разные вещи, если, конечно, это не то, о чём я подумала.

Я отвернулась от неё и сильнее надвинула капюшон.

– По правде говоря, я не вижу сильных различий. У любой страсти короткая жизнь, а

настоящая любовь вечна, и она может быть бестелесной.

– Не правда! Ты ничего не знаешь о любви. Но пора прекратить этот разговор – вижу, ты

упёрлась рожками, и будешь стоять на своём. Только ответь ещё на один вопрос – своих

родителей ты тоже любила, как брата? – она с вызовом произнесла это, совершенно

убеждённая в своём подозрении.

– Я любила их, но наши взаимоотношения нельзя было назвать союзом родственных душ, а

без этого любовь никогда не станет такой, какой может стать. Они хотели видеть во мне

себя, но всегда разочаровывались. Я пыталась стать для них идеальной дочерью, но у меня

всё равно ничего не вышло.

Радуга пробормотала что-то невнятное и положила голову мне на плечо. Теперь я могла уйти

– говорить больше ничего не стоило. Я решила направиться к реке, что протекала

неподалёку, чтобы встретить там рассвет. К счастью, мне удалось покинуть Стеклянную

улицу, не привлекая лишнего внимания.

Я расположилась на берегу у самой воды и стала ждать пробуждения неба. Мне нравилось

встречать здешние зори – они были невероятно красивы, и будто срисованы с красочных

картин Тёрнера, любившего изображать романтические пейзажи. Созерцание этих чарующих