— Спасибо за мудрый совет, докторишка ты говенный! — Как же он мог успокоиться, когда уже раз десять звонила Вирджиния Рендольф и возмущенно кричала что-то по поводу бухгалтеров и землемеров, шныряющих сегодня весь день по ее любимому Боксвуду? Уж не собирается ли он продать старую фамильную плантацию? А может, и их всех он решил отправить на рынок белых рабов? А хоть бы и так! Разве не он владеет Боксвудом, а? Все шито-крыто, и никаких претензий. Это не его забота, что Джеймс Рендольф и его папаша, как последние кретины, проматывают состояние, соревнуясь в своей спортивной лиге?
— Они же меня ненавидят. Они споются, что-нибудь придумают и всадят мне нож в спину.
Доктор Корбин покачал седой головой: в самом деле что-то надо делать с кингменовской манией преследования.
— Кингмен, я же объяснил вам все тысячу раз.
Корбин только что опубликовал исследование "О самоубийстве как акте видоизмененного убийства", где научно доказывал, что гнев, направленный на другого, обращается против самого себя. В статье, написанной для журнала "Модерн сайколоджи", он трактовал суицид как высший акт мщения. Там он описывал случай, когда мать убила себя кухонным ножом прямо на свадьбе дочери, после того как та произнесла клятву верности человеку, которого мать ненавидела. Через всю жизнь дочь должна была пронести чувство личной вины за смерть матери — вот чего добивалась мать.
Описал он и знаменитый случай с обитательницей Бронксвилла, которая, облачившись в платье для коктейлей, легла под рельсы вечернего пригородного поезда, отправлявшегося с вокзала Гранд-Централ. Этим поездом всегда возвращался домой ее муж. Так она рассчиталась с ним за все плохое, что он, по ее мнению, совершил. Месть!
А чего стоит тот случай во время празднования Дня независимости — Четвертого июля! Когда житель штата Коннектикут, впавший в депрессию после того, как его подружка ушла к другому, оставил на фонарном столбе записку для нее, сунул себе в рот мощную ракету-шутиху, поджег ее и разлетелся на куски перед парадной дома, где жила его возлюбленная! Тоже средство заставить ее всю жизнь мучиться от того, что она взорвала его жизнь. Разновидность мести.
Нет, эти две женщины, серьезно подраненные Кингменом, не были способны на убийство. Только на самоубийство. По правде говоря, им стоило проявить больше упорства в отстаивании своих прав, но Кингмен совершенно сознательно окружал себя мягкими, морально зависимыми от него женщинами. Эти две пациентки были чрезвычайно похожи друг на друга, хотя по социальному положению и воспитанию были далеки, как небо от земли. Обе они — робкие, неуверенные в себе, и в то же время и та, и другая способны на большую всепоглощающую любовь, ради которой готовы пожертвовать всем, включая и самих себя. Обеих Кингмен Беддл использовал и бросил. И все же, по в высшей степени профессиональному мнению доктора Корбина, они не были способны на что-то большее, чем хандра и саморазрушение. И уж совершенно определенно — не на убийство.
Он терпеливо успокаивал Кингмена и покорно сносил его брань и гнев еще в течение получаса, до тех пор пока Кингмен напоследок не врезал ему промеж глаз: возможно, ему придется заложить свою долю в Эджмиере, Пейнсхилле, Королевской бухте и Филдморе, каковыми он владел вместе с доктором Корбином. Так что доктор Корбин может и потерять свои тепленькие "кемпинги для сумасшедших", как Кингмен называл эти учреждения для оказания психологической помощи.
— ……….. я тебя хотел, доктор Мудила! — И Кингмен с грохотом бросил трубку на аппарат.
Нью-Йорк
Частный ужин с Гордоном Солидом — событие из ряда вон! Званый обед с Гордоном Солидом и его женой Бидди — рядовая пустышка, тлен и суета. Частный ужин с Гордоном Солидом и его подружкой Таней означает, что на тебя обратили внимание. Более того — доверяют.
Кингмен заказал столик в ресторане Элио, столик подальше от двери, у задней стены, там, где предпочитает сидеть Солид. Обычно, встречаясь с людьми ранга Солида, Кингмен бронировал места в популярных французских ресторанах "ЛЕ СИРК", "ЛА ГРЕНУЛЬ", "ЛЕ БЕРНАРДЕН". Но Гордон любил итальянские заведения и интим. Он вообще предпочитал оставаться незаметным, невидимым. Лимузин оставлял дома и брал тачку, а то и просто шагал пешком от ресторана "КАРЛАЙЛ" (дом 76) до "ЭЛИО" (дом 84). Гордон — великий ходок. Он из тех парней, что непременно гасят свет, выходя из комнаты на минуту. И при этом он сидит на восьми миллиардах долларов! Наличными!
Кингмен разглядывал бутылку минеральной воды "ФЬЮДЖИ", стоящую на хрустящей белой скатерти. Что делать! Гордон и Таня не пьют спиртного.
— Сделай все по-умному, Кингмен, — Гордон покрутил в руке похожий на папиросную бумагу кусочек хлеба. — Сматывай удочки и не забудь о спасательных кругах. Никто не говорит, что ты не сделаешь все, что в твоих силах. Но профсоюз пилотов несокрушим, а "Трансаэр" — дохлый пес. Все это уже было. Назови ее хоть Королевской, хоть Императорской компанией, ситуация останется такой же безвыходной. Я взглянул на расчеты. Распродав ее по частям, ты останешься с приличным барышом. Берни Болсам из пищевой корпорации готов купить свою часть — он там аккуратно впишется в дело. "Глоубл" готова купить аэропорты. Я сам готов взять "Билко", заводы по ремонту военных самолетов, если ты предложишь.
Гордон улыбнулся Кингу, Таня — Гордону, официант — им всем, после чего унес меню.
Самые твердолобые кингменовские советчики в один голос призывали хозяина обеими руками держаться за "Билко". Гордон, едва взглянув на расчеты, моментально сообразил, что это — золотоносная жила.
— Продай все, и я возьму процентов сорок-шестьдесят в "Билко". Мы славно повеселимся. — "Повеселиться" в устах Гордона означало либо провернуть крутую сделку, либо сидеть с Таней, обвившейся вокруг него, как лиана вокруг дерева. Дед Тани и прадед Гордона когда-то были партнерами по бизнесу. Таня говорила на семи языках, ходила на лыжах, как шведка, а также писала романтические истории об Арни де Реснэ и его творчестве, в настоящее время входящие в список бестселлеров. Гордон терпеть не мог посредственных женщин.
Когда Таня вышла позвонить, Гордон Солид склонился над столом и негромко, скрипучим голосом сообщил: "Я слышал, ты вел переговоры с Мишимой и этой японской командой. — Гордон закачал головой и поцокал языком. — Не стоит тебе связываться с этими парнями".
Он аккуратно сложил салфетку.
— У Аврама Исаака в Женеве был очень неприятный опыт работы с Мишимой и его ссудной компанией. Очень неприятный. — Гордон сделал из салфетки что-то вроде самолета или птички. — Его младший сын попал в страшную автокатастрофу на перевале Карниш возле Монте-Карло. Потерял зрение и обе руки. Трагедия, истинная трагедия.
Кингмен готов был поклясться, что видит слезы в холодных, расчетливых глазах Гордона. Гордон любил собственных сыновей и, наверное, сочувствовал Авраму.
— Аврам уверен, что за всем этим стоит Мишима, и происшествие вовсе не было случайной аварией.
Кингмен, не отрываясь, смотрел на загорелое лицо Гордона и слушал, как зачарованный.
— Гордон, — сказал он, встряхнувшись, — эти парни — законопослушные и влиятельные банкиры. Боже ты мой! Они же имеют долю в Ай-Би-Эм. Мишима ссужая деньги "Сити-груп" и брату президента!
— Я не из тех, кого проведешь красивыми байками, — прошептал Гордон, склонившись над тарелкой с паштетом из свежего базилика и томатного соуса — без масла. Гордон собирался дожить до ста лет. Он следил за содержанием холестерина в крови. — Мишима и его люди — это банда.
Гордон покрутил вилку и зацепил паштет.
— Организованная преступная группировка, если ты еще этого не понял, Кинг. И никакому брату президента они ничего не ссуживали. Насколько я понимаю, Мишима ссудил кредитному дому Сузуми и двум другим легально действующим кредитным домам, которые затем и завязали отношения с президентской родней. Все, что они рассказывают о себе, — сплошная липа. Аврам убежден: причина происшествия в том, что он не смог выплатить вовремя платежи по займу.
