Следующая страница была занята гравированным видом Портдженского замка с западной стороны, потом следовало рассуждение о готической архитектуре, потом мысли о фортификации, далее Портдженский замок с запада и после — история фамилии Тревертонов. Шроль с величайшим любопытством остановился на виде Портдженны с северной стороны. После этого открытия Шроль быстро перелистал книгу, чтоб увидеть, что в ней еще заключается, и к неописанному удовольствию нашел план северного сада, а за ним именно то, о чем просил Роберт Ченнэри, — план внутренности северной половины дома.

Первым движением Шроля было спрятать книгу в безопасное место, где бы можно было ее найти, когда придет посланный за ответом. Но подумав, он пришел к той мысли, что, распорядившись так произвольно чужою собственностью, он навлек бы на себя негодование своего господина, который ни в каком случае не любил церемониться. Вследствие того Шролю пришла другая, более безопасная мысль, — снять верную копию плана и продать ее.

С этою мыслью он спустился в кухню, взял старое иссохшее перо и бутылку чернил и возвратился с ними на чердак снимать самую вернейшую копию. С первого взгляда работа эта показалась ему весьма обыкновенною; но, рассмотрев внимательнее чертеж, он совершенно отчаялся в успехе своего предприятия.

Комнаты лежали рядом, одна возле другой, представляя небольшие квадратики, в которых мелким шрифтом напечатано было их название; двери, лестницы, коридоры означены были параллельными линиями различной длины и толщины. После нескольких неудачных опытов Шроль нашел, что самый легкий способ перерисовать план, положить на него бумагу и обвести чернилами все линии, какие в состоянии будет уловить его глаз. Долго он пыхтел, ворчал и храпел над этой трудной работой, однако ж привел ее к вожделенному концу.

Тогда явилась другая, не менее трудная задача — скопировать названия комнат. К счастью для Шроля, который не очень привык к употреблению пера, все имена были недлинны, ему все-таки было трудно написать их таким же мелким шрифтом, каким они были написаны на плане. Однако ж, сделав отчаянное усилие над своими грубыми пальцами, он вписал все имена, в том числе и слово Миртовая. Таким образом труд его увенчался полным успехом, и когда он взглянул на свое произведение, лицо его просияло улыбкой полнейшего удовольствия.

На другое утро калитка в жилище Тимона Лондонского представляла совершенно новое зрелище. У нее красовалась фигура Шроля, который сидел, скрестив ноги и засунув руки в карманы, в ожидании прихода посланного доктора Ченнэри за получением ответа.

По дороге из Лондона в Портдженну мистер и мистрисс Фрэнклэнд остановились девятого мая на Вест-Винстонской станции; одиннадцатого июня они снова отправились оттуда, а двенадцатого, пробывши ночь в дороге, прибыли к вечеру в Портдженскую башню.

Целое утро шел сильный дождь с бурею, к вечеру, непогода утихла, и в то время, когда путешественники подъезжали к дому, ветер унялся, густой белый туман закрыл море от глаз, и порывистый, неровный дождь время от времени падал на землю. Никого не было видно на террасе дома в ту минуту, как коляска, вмещавшая в себе мистера и мистрисс Фрэнклэнд, ребенка и двух слуг, подъехала, к крыльцу. Никто не вышел к ним навстречу, потому что никак не ожидали возвращения их в тот день. Кучер должен был слезть с козел и позвонить в колокольчик; только через несколько минут ворота отворились. Под дождем, падавшим непрерывно на крышу коляски, в холодной сырости, проникавшей сквозь все покровы, молодая чета ждала, чтоб; ее впустили в собственный дом, как следовало бы ждать только незваным гостям.

Когда, наконец, двери растворились, то мистер Мондер. и мистрисс Пентрис, Бэтси и слуга Фрэнклэнда, все высыпали в сени и рассыпались в извинениях, что не встретили коляски у крыльца. Появление ребенка превратило извинения ключницы и служанки в выражения восхищенного удивления; но мужчины оставались по-прежнему серьезными и печальными и все говорили о дурной погоде. Провожая молодых хозяев на лестницу, они объяснили, что буря, бывшая утром, погубила трех портдженских рыбаков, которые утонули в море и смерть которых повергла в уныние всю деревню. Слуги только и делали, что толковали об этой катастрофе, и мистер Мондер счел долгом объяснить, что отсутствие поселян при прибытии владельцев имения должно быть приписано единственно впечатлению, произведенному между ними смертью рыбаков. Если б не это печальное обстоятельство, то, конечно, терраса была бы наполнена народом, и въезд коляски был бы приветствован громкими криками радости.

— Лэнни, я почти жалею, что мы поторопились приехать сюда, — прошептала Розамонда, судорожно сжимая руку мужа. — Грустно и неприятно возвращаться домой в такой день, как сегодня. Этот рассказ о несчастных рыбаках — печальный рассказ, встречающий меня при вступлении в то место, где я родилась. Пошлем завтра же утром узнать, что мы можем сделать для бедных, беспомощных вдов и сирот их. Я не буду покойна до тех пор, пока мы не облегчим хотя немного судьбу их.

— Я надеюсь, сударыня, что вы осмотрите все исправления в доме? — сказала ключница, указывая на лестницу, ведущую во второй этаж.

— Исправления? — отвечала Розамонда задумчиво. — Я не могу теперь слышать этого слова без того, чтоб не думать о северных комнатах и о средствах, которые мы изобретали для того, чтоб заставить моего бедного отца жить в них. Мистрисс Пентрис, мне нужно о многом расспросить вас и мистера Мондера касательно всех необыкновенных вещей, случившихся в то время, как эта таинственная женщина и этот непонятный незнакомец приезжали осматривать этот дом. Но скажите мне сначала, далеко ли мы теперь от северных комнат, долго ли нужно туда идти?

— О, сударыня, не больше пяти минут, — отвечала мистрисс Пентрис.

— Не больше пяти минут! — прошептала Розамонда, снова сжимая руку мужа. — Слышишь ли, Лэнни? Через пять минут мы можем уже быть в Миртовой комнате.

— Ну, — отвечал Леонард, улыбаясь, — при нашем настоящем неведении всего мы так же далеко от нее, как если бы были теперь в Вест-Винстоне.

— Не думаю, Лэнни. Может быть, это одно воображение, но теперь, когда мы на месте, мне кажется, будто мы проникнули в самые сокровенные изгибы тайны. Теперь мы в доме, который хранит эту тайну, и никто не уверит меня, что мы не скоро разъясним ее. Но довольно нам стоять на этой холодной лестнице… По какой дороге нам ближе идти?

— По этой, сударыня, — сказал мистер Мондер, ухватившись за первый удобный случай, чтобы выставить себя. — В зале горит огонь. Вы мне позволите, сэр, иметь честь повести вас туда? — прибавил он, церемонно подавая руку мистеру Фрэнклэнду.

— О, конечно, нет! — быстро перебила Розамонда. С обычною быстротою соображения она угадала, что в мистере Мондере не было чувства деликатности, которое должно бы ему помешать смотреть с любопытством на ее слепого мужа в ее присутствии, и за это она уже заранее была не расположена к нему. — Где бы ни была эта комната, я сама поведу туда моего мужа, а вы, если хотите услужить нам, идите вперед и отоприте двери.

Видимо приведенный в негодование этим ответом, мистер Мондер пошел вперед, указывая дорогу в залу. Та горел яркий огонь, старомодная мебель стояла в живописном порядке, обои на стенах были свежи и красивы, мягкий и густой ковер грел ноги. Розамонда усадила мужа в кресле у камина, и теперь только почувствовала, что она у себя дома.

— Право, все очень хорошо, — сказала она. — Когда мы сбросим с себя это платье, пропитанное сыростью, когда зажгут свечи и подадут чай, нам решительно не о чем будет печалиться. Тебе нравится этот чистый, теплый воздух, не правда ли, Лэнни? Здесь и фортепьяно есть, мой милый; я могу по вечерам играть тебе в Портдженне, как играла в Лондоне. Кормилица, садись, пожалуйста, и устрой как можно спокойнее для себя и для ребенка. Прежде чем мы снимем шляпки, я должна пойти с мистрисс Пентрис осмотреть спальни. Ну, а тебя как зовут, розовая добрая девушка? Бэтси, кажется? Ну, Бэтси, ступай и принеси нам чаю; очень обяжешь тоже, если достанешь поесть чего-нибудь холодного.