Вскоре после этого, пражское радио опять стало посылать обращения к советской армии с просьбой выслать десант и ускорить продвижение советских войск к Праге. Восьмого мая по советскому радио было объявлено, что войска маршала Конева подходят к Праге для поддержки восстания. На самом же деле войска советской армии вошли в Прагу только 9-го мая, уже после объявления капитуляции Германии.

В районе действий полка Сахарова восьмого мая появилось несколько американских танков. Полковник Сахаров связался с американцами. Он узнал, что эта группа не имела никаких боевых заданий и направлялась в Прагу с совершенно с другими целями. Это были корреспонденты, репортеры, журналисты, которые с большим интересом рассматривали власовские войска, фотографировали их и делали при этом заметки в своих блокнотах.

Один американский офицер в разговоре с полковником Сахаровым, сказал ему:

— «Я сомневаюсь в том, что американское командование стало бы вести с вами переговоры об интернировании. Но я надеюсь, что ваши боевые действия в Праге против немцев, могут послужить для вас хотя бы частичным искуплением вашей вины перед советским правительством за ваше сотрудничество с немцами во время войны…»

Это была первая встреча и первый разговор с американцами. Тяжело было видеть полное непонимание американцами Власовского Освободительного Движения и полное незнание сущности коммунистического режима. Утешением было только то, что это мнение было выражено каким-то отдельным лицом, которое, по всей видимости, совершенно не понимает сущности событий и создавшейся ситуации и что это совсем не отражает взглядов командования американской армии и правительства США.

Этот разговор с американцами оставил тяжёлое впечатление и был предметом долгих обсуждений среди солдат и офицеров Первой дивизии.

Всю ночь до рассвета 8-го мая полки выходили из боя, собираясь в предместьях Праги, а утром дивизия направилась к тому месту, где стояла до входа в Прагу.

Чешское население с удивлением и тревогой смотрело на уходящие власовские войска. Чехи были поражены, узнав о происшедшем. Никто не мог понять причины такого отношения со стороны откуда-то появившегося «правительствам к власовцам, которые оказали чешскому народу, как они сами говорили, «братскую помощь в минуту их смертельной опасности…» Население выражало удивление и самому факту существования «правительства», о котором ничего не было до этого известно.

Дивизия пешим маршем отходила от Праги.

Снова улицы были заполнены народом. Но не радостным было его прощание с власовскими войсками. Не с восторженными криками и приветствиями, а со слезами страха и отчаяния люди провожали бойцов, обращаясь к ним с мольбой не уходить, а остаться защищать их. Женщины, плача, становились на колени, протягивали своих детей, преграждая путь уходящим полкам…

Солдаты шли с мрачными, суровыми лицами, молча, не глядя на убитое горем мирное население… Объяснения, которые давались населению о причине ухода Первой дивизии, мало утешали чехов. Многие говорили, что это была советская провокация… Чешские офицеры из штаба восстания несколько раз догоняли уходящую дивизию на автомобилях, умоляя вернуться в Прагу…

Переночевав в районе Бораун, Мнишек, Горшовиц, Первая дивизия тронулась в дальнейший путь с целью выйти на территорию, занятую американскими войсками… По радио было объявлено о капитуляции Германии. Война была закончена, но мир еще не наступил, бои местного характера продолжались… Во многих местах еще существовали очаги сопротивления немецких войск. В лесах и горах отсиживались СС-цы, не желая сдаваться, продолжая свое бессмысленное, безрассудное сопротивление. Упорство этих немецких войск доходило до фанатизма. Поразительной была сила дисциплины и самоотверженное выполнение воинского долга — подчинение приказу!

По пути движения, части её головного походного охранения, иногда обстреливались немецкими заслонами. Головное охранение разворачивалось в боевые порядки, но немцы не ввязывались в бой, поспешно снимались с позиций и уходили… В этих местах ещё не было ни американских, ни советских войск.

При прохождении дивизии через город местные жители сообщили о том, что накануне чешские коммунистические партизаны захватили каких-то трёх власовских генералов и держат их в своём штабе, который находится в этом же городе. Через город проходил первый полк дивизии. Командир полка, подполковник Архипов, получив сведения о пленении власовских генералов, немедленно окружил партизанский штаб и потребовал выдачи захваченных генералов. Партизаны ответили, что генералов у них нет. Обыск, произведённый во всем доме, обнаружил несколько человек солдат и унтер-офицеров из группы охраны начальника штаба Освободительной Армии, генерал-майора Трухина. Они сообщили, что чехами были захвачены генерал-майор Трухин, генерал-майор Боярский и генерал-майор Шаповалов с небольшой группой охраны в то время, когда они ехали на автомобилях в Первую дивизию. Куда делись генералы, тогда установить так и не удалось. Только позднее выяснилось, что генерал Боярский и генерал Шаповалов были убиты партизанами, в то время когда они пытались оказать сопротивление, а генерал Трухин был передан советским войскам и впоследствии отправлен в Москву. [7]

Поздно вечером 9-го мая всё ещё на территории Чехословакии, дивизия пришла в район Розенгал, Боильшиц, Классойовиц, в 30-ти километрах юго-западнее Пршибрам. Танковые части 3-й американской армии находились уже в этом районе, но дивизия ещё не встречалась с ними. Штаб дивизии расположился в деревне Хвождианы.

С утра 10-го мая в расположении полков стали появляться американские танки. Американские офицеры требовали сдать оружие и отвести полки в указанные ими районы, где ожидать новых распоряжений. Командиры полков категорически отказались выполнить распоряжение американцев и заявили, что они не станут выполнять никакие распоряжения, помимо своего командира дивизии. Американцы, не желая создавать конфликтов, уезжали, не вступая в споры. Полки же оставались на местах, ожидая дальнейших событий в полной боевой готовности. После этого все вопросы стали разрешаться через штаб дивизии. В тот же день генерал Буняченко получил приказ от американского генерала разоружиться. Пришлось подчиниться безоговорочно. Части дивизии сдали оружие 10 и 11 мая. В полках разрешено было оставить по десять винтовок на роту, а всем офицерам их личное оружие. Первая дивизия начала рушиться. Дальнейшая её судьба оставалась неизвестной.

К концу дня 11-го мая обезоруженные полки дивизии были стянуты в одно место, где расположились бивуаками, строго сохраняя свою организацию, поддерживая внутренний порядок, дисциплину и внешний вид воинских частей. Солдаты смотрели на своих командиров с полной надеждой и верой, вручив им свои судьбы. Дивизия считала себя интернированной и с доверием относилась к американскому командованию. Все верили, что американцы не предъявят власовцам незаслуженных обвинений и, что они получат, если не признание и поддержку, то, во всяком случае, право убежища и защиту.

Генерал Власов 11 мая приехал в американский штаб и был помещён в замок Льнарж, возле города Шлюссельбурга. В тот же день стало известно, что район, в котором была расположена дивизия, должен быть передан советским войскам, прибытие которых ожидалось буквально с часу на час.

Генерал Буняченко попытался связаться с американским командованием, чтобы добиться права перехода дивизии на американскую территорию, где и ожидать разрешения вопроса о судьбе дивизии. Попытка эта не увенчалась успехом. Дивизия должна была оставаться на месте, на нейтральной, вернее, ещё не занятой советскими войсками территории. Это взволновало людей — что же будет дальше? Появились признаки морального разложения, дисциплина падала, но вера в своих командиров ещё оставалась. Они оставались на своих местах, в своих подразделениях, со своими солдатами. Это действовало сдерживающе и ободряюще. Это поддерживало надежду, что переговоры с американцами приведут к благоприятному исходу, а, значит, и к выходу из создавшегося положения.