Драгойка спрыгнула на палубу, перекатилась и выстрелила от пояса, не целясь. Ее оружие извергло горячий свинец. Огонь мерсеян обрушился на нее. Тогда вылетел Ферок, стреляя из своего автомата. За ним выскочили другие стрелки. Затем — еще. Офицеры в рубке, укрытые за своим бастионом, открыли огонь. Снизу примчался кормовой состав. Пули и молнии прошивали флиттер. Флэндри пригнулся у приборной доски, поджав ноги, и чуть не взмолился.

Последний тигериец выпрыгнул на палубу. Флэндри направил свой флиттер вверх. Удача не изменила ему, флиттер был поврежден, но не разрушен. Флэндри смутно ощутил жгучую боль в руке. Описав дугу, он поднялся над рубкой, развернулся и, схватившись одной рукой за сиденье, другой начал стрелять через открытую дверь. Ответные выстрели прошли мимо: у него все-таки была какая-то защита. Он очистил палубу от мерсеян. Вдруг раздался взрыв, от которого у Флэндри застучали зубы. Заглох мотор, и флиттер с трехметровой высоты рухнул прямо на боевую рубку. Через минуту Флэндри пришел в сознание. Он прополз на четвереньках через изуродованный фюзеляж, быстро выглянул и сполз на палубный мостик. На пути лежало дымящееся тело. Он оттолкнул его в сторону и выглянул из-за перегородки. Дюжина тигерийцев, оставшихся боеспособными, захватила переднее орудие и использовала его как прикрытие. Они прикрывали вторую группу, которая находилась где-то под Флэндри. Но из кормового люка уже спешило подкрепление.

Флэндри установил широкий луч на своем бластере и выстрелил. Еще! И еще! Команда на лодке, должно быть, небольшая… Скольких он уложил? Стоп, не забыть бы про люк на рубке! Нет, его флиттер блокировал выход.

Тишина обрушилась на него. Только ветер и плеск воды да непрерывное всхлипывание истекающего кровью мерсеянина с оторванной ногой нарушали его. Ну и чертовщина! Мы сделали дело! В самом деле, все удалось! Флэндри глядел на свою свободную руку, отвлеченно думая, какой она все же чудесный механизм, смотри — сгибает пальцы.

Нельзя терять время. Он поднялся. Пуля, выпущенная откуда-то с носа лодки, просвистела рядом.

— Эй вы, тупоголовые! Не стреляйте! Это я! Драгойка, ты жива?

— Да, — она, торжествующая, вышла из-за орудия. — Что дальше?

— Кто-нибудь пойдите на корму. Пристрелите всех остальных.

Драгойка вынула свой меч.

— Мы их будем преследовать.

— Это же идиотизм! Ты не сделаешь этого! — Флэндри рассвирепел. — Тебе хватит забот, когда ты будешь сдерживать ситроллей.

— А ты…. сейчас, — она возбужденно дышала, — ты не мог бы развернуть эти пушки на ваз-сираво?

— Тоже нельзя, — сказал Флэндри (Господи, как он устал!). — Во-первых, мне одному с этой тяжестью не справиться, а вы не знаете, как мне помочь. Во-вторых, не хотим же мы, чтобы какой-нибудь геройский засранец, который мог затеряться внизу, решил, что он способен еще хорошо послужить, утопив нас всех.

Он настроил свой коммуникатор. Нужно связаться с Военно-Морской Командой, чтобы забрали тигерийцев и его самого. Если они испугаются вмешиваться в политику, не захотят заполнить лодку анестезирующим газом, взять ее в качестве приза, он сам лично устроит так, чтобы она затонула. Наверняка к такому решению отнесутся благосклонно. Победителей не судят, а политика — всего лишь извинения, которые ты выдумываешь по мере того, как продвигаешься вперед, если у тебя есть разум. И с Сестринством надо держать связь. Необходимо, чтобы они колоколами созвали боевую команду. Если их организовать, курсовикянские корабли могут рассеять армаду ситроллей, разве что она не уйдет сама, после того, как их карта будет бита.

А дальше…. дальше Флэндри не знал, что будет. На выбор: неделю отлежаться в постели, затем медаль и задание — делать на Земле пропагандистские кассеты о себе самом. Однако он не собирался этим заниматься. Мерсея продвинула войну еще не один шаг. Земля должна была либо ответить, либо убраться. Он взглянул на Драгойку, которая расставляла своих тигерийцев на посты. Она увидела его и улыбнулась. Он подумал, что после происшедшего ему не слишком-то хочется убираться.

Руней Скиталец подался вперед так далеко, что его темные плечи и мрачное зеленое лицо чуть не влезли в жилую комнату офиса Хоксберга.

— Мой лорд, вам известна правовая официальная позиция нашего правительства. Морской народ суверенен в водах Старкада. Кораблям тигерийцев можно уступить ограниченное право проезда — морской народ согласен. Точно так же инопланетные корабли могут летать здесь только на свой страх и риск. Вы обвиняете нас в эскалации напряженности? Честно говоря, я проявил изрядную выдержку, не приказав моему Военно-Воздушному Флоту начать боевые действия после вашего нападения на мерсеянскую подводную лодку.

Хоксберг выдавил улыбку.

— Если мне позволено будет говорить так же откровенно, командующий, — ответил он, — то замечу, что вступление в бой воздушных сил Земли фактически целиком на вашей совести.

Руней пожал плечами.

— В таком случае, кто же нагнетает напряженность?

— Используя чисто мерсеянскую боевую единицу против… э-э… города Тоборко, вы непосредственно втянули вашу планету в войну.

— Это возмездие, мой лорд, причем не с Мерсеи, а со стороны шестиконечных обитателей Злетовара с использованием иностранных добровольцев, временно отозванных со службы на своих основных базах. Ведь Земля так долго провозглашала доктрину, что ограниченное возмездие не повод для войны!

Хоксберг бросил на него сердитый взгляд. Представляя Империю, он не мог высказать своего неодобрения этого принципа.

— Это уходит далеко в историю, в эру межнациональных войн. Мы используем его теперь для того, чтобы наши люди в отдаленных частях космоса имели некоторую свободу действий, когда нарастает напряженность, чтобы не посылать курьеров домой с вопросом об указаниях. Конечно, принцип этот не совсем удачен. Вероятно, можно договориться об его отмене, по крайней мере между вашим и моим правительствами. Но, естественно, взамен нам нужны гарантии.

— Ведь это вы дипломат, не я, — сказал Руней, — что же касается нынешнего положения, я хочу, чтобы прежде всего были возвращены все пленные, которых вы задерживаете.

— Я не знаю, взяли ли кого-нибудь, — ответил Хоксберг.

Он отлично знал, что их несколько и что Абрамс не отпустит пленных, пока они не будут допрошены тщательным образом, возможно, и гипнозондированы. Хоксберг почувствовал — Рунею известно о том, что он знает о пленных. Очень неловко получилось.

— Я узнаю, если вы хотите, и потребую.

— Спасибо, — сухо сказал Руней. И через минуту продолжил: — Я не спрашиваю о ваших военных секретах, но хотелось бы знать, каким будет следующий шаг союзников Земли?

— Не союзников. Земная Империя ни с кем не воюет.

— Не надо продолжать! — фыркнул Руней, — я предупреждаю вас, как предупреждал адмирала Энрике, что Мерсея не будет сидеть сложа руки, если агрессоры попытаются разрушить то, что она помогала создавать для улучшения всей жизни Морского народа.

«Вот удобный случай!»

— По сути дела, — сказал Хоксберг как можно небрежнее, — после нападения на Юджанку мы пытаемся сдержать курсовикян. Они жаждут отмщения и тому подобного, но мы убедили их провести переговоры.

На челюсти Рунея дрогнул мускул, глаза цвета слоновой кости расширились на миллиметр, и с полминуты он сидел, не двигаясь.

— В самом деле? — сказал он бесстрастно.

— В самом деле, — Хоксберг завладел инициативой. — Очень скоро отправится флот. Мы не могли это держать в секрете от вас, как не могли скрыть и тот факт, что устанавливаем контакт с сираво. Так что вам сообщат официально, так же, как я сообщаю сейчас, что флот не будет вступать в бой, разве что в целях самообороны. Хочется верить, что ни один мерсеянский доброволец не будет участвовать ни в каком нападении. Если это случится, войска Земли вынуждены будут вмешаться. Но мы надеемся послать под воду дипломатического представителя, чтобы обсудить возможность перемирия с последующим установлением постоянного мира.