— Доброе утро, — сказала она. — Добро пожаловать, ваше величество, королева мая! Вы не расстались с вашими волшебными чарами, дорогая? Не могли бы вы даровать мне вечную молодость и красоту?

Я весело рассмеялась.

— Думаю, что ты обладаешь ими, мама, — сказала я, усаживаясь у ее ног. — Ты выглядишь непозволительно молодой и очаровательной с тех пор, как дядя Джон вернулся домой.

— Это потому, что я счастлива, — улыбнулась она. — а как ты? Не устала после ваших утренних песнопений?

— Нет, — ответила я, потянувшись. — Хочется спать, но я не устала, хотя прогулка оказалась дольше, чем я ожидала. Я ведь прежде не ходила туда пешком.

— Ты можешь отдохнуть до завтрака, — предложила мама. — Или даже ложись поспи, а я разбужу тебя к полудню.

Я встала с кровати и подошла к окну.

— Не искушай меня, пожалуйста. Раз в деревне праздник, то, значит, следить за скотом придется мне. После завтрака я съезжу проведать овец, а потом к Фении — посмотреть коров.

Мама кивнула и, откинув одеяло, выскользнула из кровати.

— Ты пристыдила меня, я уж было подумала, что у нас всех праздник.

Вдалеке хлопнула калитка.

— Кто это? — спросила мама, накидывая пеньюар и становясь у окна рядом со мной.

— Джем привез почту, — и я пошла к дверям. — Может быть, будет что-то от Джеймса!

Я вихрем слетела с лестницы и почти упала в объятия Дженни Ходжет, которая только что забрала у Джема целую пачку писем.

— Есть что-нибудь для меня? — спросила я.

— Да, мисс Джулия, — ответила она, улыбаясь. — и похоже, что от вашего молодого человека.

Я взглянула на конверт. Он был надписан знакомым наклонным почерком Джеймса, но опущено письмо было в Англии.

— Дженни! — воскликнула я. — Письмо опустили в Англии. Джеймс уже дома! — Она просияла в ответ. — Я прочту его позже, — мне вдруг захотелось побыть одной. — Передайте маме, что я вернусь к завтраку. — Выскользнув из дверей, я побежала через сад к конюшне.

Джем был в своей комнате наверху, и там мне никто не мог помешать. Мисти стояла в своем стойле, там, где я оставила ее все еще под седлом, ее венок висел рядом на крюке. Войдя к ней, я уселась на опрокинутое ведро, ощущая ее теплое, пахнущее овсом дыхание.

Письмо было коротким.

«Сердце мое,

это письмо опередит меня не более чем на шесть дней. Сегодня после полудня я возвратился в Англию. Завтра я буду у адвокатов, и, как только дам отчет моему отцу, я отправляюсь из Бристоля к Вам и буду у Вас на следующий день — 6 мая. Если Вы согласитесь потесниться, я смогу остановиться у Вас. Если же нет, я буду спать на клумбе под Вашим окном. Но если я не увижу Вас сразу, я положительно заболею.

Контракты для нашей свадьбы уже готовы — завтра я их подписываю. То, что собирается выделить мне отец, позволит нам построить дом даже больший, чем ваш Вайдекр Холл. Я привезу с собой некоторые чертежи, когда приеду, и мы сможем сразу же приступить к постройке.

Если бы это зависело только от меня, мы могли бы пожениться завтра, Вы бы не возражали, надеюсь? Или Вам нужно время, чтобы приготовить приданое? Нет, я не хочу, чтобы Вы считали меня нетерпеливым. Следующая неделя наступит очень быстро.

Моя любимая, я целую Ваши руки, Ваши ноги, землю, по которой они ступают, и камни на этой земле.

А если серьезно, все деловые приготовления к свадьбе уже сделаны, и только от Вас зависит назвать день, когда Вы сделаете меня счастливейшим из людей… и наполовину сквайром Вайдекра!

Пожалуйста, сделайте это поскорей.

Ваш навсегда

Джеймс».

Я протянула назад руку и погладила гладкий бок Мисти. Наконец Джеймс приезжает домой, и уже ничто не может помешать ему. Может быть, он и пошутил, говоря о том, что готов жениться на мне завтра, но я знала Джеймса. Если он говорит это, пусть даже в шутку, значит, так оно и есть. И видит Бог, я тоже готова стать его женой.

Я поднялась на ноги, собираясь идти домой и рассказать маме о приезде Джеймса, а также попросить миссис Гау приготовить парадный обед в тот день, когда он должен приехать, — но потом я помедлила. Мне хотелось побыть в одиночестве и тишине еще чуть-чуть. Счастье, в котором я пребывала в это спокойное солнечное утро, было слишком большим для того, чтобы нарушать его суматохой забот о меню, нарядах и приготовлениях. Я подтянула подпругу Мисти и вскочила в седло, предварительно сложив и засунув письмо в маленький карманчик жакета. Выехав со двора, я направила ее к Вайдекр Холлу.

Я скакала совершенно бездумно, опустив поводья, мечтая о том дне, когда Джеймс приедет ко мне, о том, как я поеду встречать его к остановке дилижанса, и о том, как он улыбнется, увидев меня, терпеливо поджидающую его, словно крестьяночка своего пастушка. Мысленно я стала перебирать все свои наряды, выискивая самое лучшее платье, которое он еще не видал. Потом я стала думать о меню для обеда, о том, какие пудинги он предпочитает и как лучше приготовить для него мясо. На моих губах играла улыбка, я плавала в золотом блаженстве радости от приезда Джеймса.

У строителей тоже был праздник, поэтому сад и новый Холл были пусты. Я медленно проехала мимо террасы к розовому саду, мне хотелось посидеть на солнышке и еще помечтать, прежде чем я вернусь домой и расскажу маме о том, что нам пора готовиться к венчанию. Я привязала Мисти к плетеному трельяжу у старой беседки и вошла внутрь. Там было тихо и уютно, приятно пахло сухими листьями и свежеобструганными досками. Я уселась на пол и оперлась на теплую деревянную стену. Зажав в руке открытое письмо Джеймса, я закрыла глаза и задремала, все еще улыбаясь и мечтая о дне, когда он будет со мной.

Сначала это показалось частью сна — поцелуй, легкий, как прикосновение крыла бабочки. Я улыбнулась, не открывая глаз. Это казалось частью сна о Джеймсе, частью того давнего сна, который я видела здесь же, когда я была Беатрис. Я чувствовала себя будто в трансе, как и тогда, и я, как спящий ребенок, подставляла лицо поцелуям. И когда я ощутила тяжесть чьего-то тела на себе, я безмятежно, как сама Беатрис, обхватила его за шею и притянула к себе. Меня поцеловали в губы, и я слегка раскрыла их.

Прикосновение его языка было как лед.

Мои глаза распахнулись, и я отдернула голову.

Это был Ричард.

Я сразу же попыталась вырваться от него и вскочить на ноги, но он не пускал меня. Его вес, который был так приятен мне, внезапно стал препятствием, он приковывал меня к полу, и я не могла преодолеть эту тяжесть.

— Ричард! — гневно воскликнула я. — Пусти меня! Отпусти сию же минуту!

Он ничего не отвечал, стараясь не смотреть мне в глаза. Но полез ко мне под юбки, игнорируя мои бессильные протесты.

И внезапно поднял их до пояса. Я задохнулась от ужаса, и внезапно мне вспомнилась картина борьбы и безотчетный ужас, который испытывал ястреб в руках Ричарда. Я освободила левую руку и изо всех сил ударила Ричарда по лицу.

Он мотнул головой, словно бык, одолеваемый оводом, и схватил меня за нее. Моя другая рука была прижата моим собственным телом. Я извивалась как могла, но была беспомощна.

— Ричард! — сказала я еще громче и резче. Но в моем голосе послышалась нотка паники, и мы оба почувствовали это. Тогда он в первый раз взглянул мне в глаза. Но взгляд его был пустым, как стекло, и совершенно безучастным. И тут он вставил колено между моими ногами и резко раздвинул их, причиняя мне боль.

Я завизжала.

Завизжала, даже не думая о том, что кто-то может услышать меня, просто в безотчетном ужасе. В том же приступе панического страха, который заставил ястреба взвиться в воздух, даже такой жестокой ценой.

И сразу же, будто мой крик был сигналом для него, Ричард схватил меня за запястье и сжал его так сильно, что меня обожгло, словно огнем. Я открыла было рот, чтобы закричать, но все, что мне удалось выдавить из себя, это был вздох ужаса, так как я услышала треск ломаемой кости и почувствовала, что мою руку и все мое тело пронзила боль. Ричард отпустил мою руку и зажал мне ладонью рот.