— Это объясняет и то, почему майор Блант подумал, что в кабинете были вы. Услышанные им отрывки фраз могли произноситься только когда диктуют, и его подсознание отметило, что с мистером Экройдом были вы. Сознание же его было занято совсем другим — женщиной в белом, которую он заметил в темноте. Он подумал, что это была мисс Экройд. На самом же деле он увидел, конечно, белый передник Урсулы Борн, когда она незаметно пробиралась в садовый домик.

Реймонд пришел в себя от изумления.

— Все равно, — заметил он, — это ваше открытие, хотя оно и блестящее (я уверен, что никогда бы не додумался до такого) оставляет все без изменения: в 9.30 мистер Экройд был жив, если он говорил в диктофон. Кажется ясным и то, что этот Чарльз Кент к тому времени уже ушел. Что же касается Ральфа Пэтона?..

Взглянув на Урсулу, он нерешительно замолчал.

Ее румянец вспыхнул снова, но она ответила спокойно:

— Мы с Ральфом расстались как раз когда было без четверти десять или около этого. Он не проходил возле дома, я в этом уверена. У него не было такого намерения. Меньше всего он хотел встретиться со своим отчимом. Он боялся этой встречи.

— Я нисколько не сомневаюсь в правдивости ваших слов, — объяснил Реймонд. — Я всегда был уверен, что капитан Пэтон невиновен. Но не следует забывать о суде и о тех вопросах, которые могут быть там заданы. Он в самом неблагоприятном положении, но если бы он откликнулся…

Пуаро перебил его.

— Это ваш совет, да? Что ему нужно откликнуться?

— Непременно. Если вы знаете, где он…

— Я вижу, вы не верите, что я знаю. А я водь только что говорил вам, я знаю все. Правду о телефонном вызове, о следах на подоконнике, об убежище Ральфа Пэтона…

— Где он? — резко спросил Блант.

— Не очень далеко, — улыбнулся Пуаро.

— В Кранчестере? — спросил я.

Пуаро повернулся ко мне.

— Вы все время спрашиваете меня об этом. Кран-честер — это ваша idée fixe[44]. Нет, он не в Кранчестере. Он — вот!

И драматическим жестом он выставил указательный палец. Мы все обернулись. В дверях стоял Ральф Пэтон.

В эту минуту было очень неловко мне. Я с трудом воспринимал последовавшие восклицания и возгласы удивления. Когда я в достаточной мере овладел собой, чтобы понять, что происходит, Ральф Пэтон стоял уже возле жены, держа ее руку в своей, и улыбался мне через комнату.

Пуаро тоже улыбался и красноречиво грозил мне пальцем.

— Разве я не говорил вам сто раз по крайней мере, что скрывать что-либо от Эркюля Пуаро бесполезно? — спрашивал он. — Иначе он узнает сам?

Он повернулся к остальным.

— Вы помните, у нас однажды за столом уже было небольшое собрание? Нас было шестеро. Я обвинил остальных пятерых присутствующих здесь лиц в том, что каждый что-то от меня скрывает. Четверо из них рассказали мне свои секреты. Доктор Шеппард своего секрета не открыл. Но у меня все время были подозрения. В тот вечер доктор Шеппард пошел в «Три вепря» в надежде увидеть Ральфа. Там он его не застал. Но предположим, сказал я сам себе, что по пути домой он встретил его на улице? Доктор Шеппард был другом капитана Пэтона, и он пришел прямо с места преступления. Он должен был знать, что обстоятельства складывались очень неблагоприятно для Ральфа Пэтона. Возможно, он знал больше, чем другие…

— Знал, — сказал я с раскаянием. — Я полагаю, что теперь и я мог бы чистосердечно во всем признаться. В тот день я побывал у Ральфа. Сначала он не хотел посвящать меня в свои тайны, но потом рассказал о своей женитьбе и о тяжелом положении, в котором находился. Как только было обнаружено преступление, я понял, что когда эти факты станут известными, подозрение непременно падет на Ральфа… или, если не на него, то на девушку, которую он любит. Вечером все эти факты я напрямик выложил перед Ральфом. Мысль о том, что ему, может быть, придется давать показания против своей жены, заставила его принять решение любой ценою…

Я нерешительно замялся, и Ральф восполнил недостающее слово.

— Любой ценою смыться, — закончил он весьма образно. — Видите ли, оставив меня, Урсула вернулась в дом. Я подумал, что, возможно, она еще раз попытается поговорить с моим отчимом. В тот день он уже обошелся с ней очень грубо. Он, пришло мне в голову, мог оскорбить ее так непростительно, что не сознавая, что она делает…

Он замолчал. Урсула освободила свою руку и отступила назад.

— И ты это подумал, Ральф! Ты действительно подумал, что я могла это сделать?

— Но давайте вернемся к заслуживающему порицания поведению доктора Шеппарда, — сухо сказал Пуаро. — Доктор Шеппард пошел на все, чтобы помочь ему. Ему удалось укрыть капитана Пэтона от полиции.

— Где? — спросил Реймонд. — В своем доме?

— А! Нет, конечно, — сказал Пуаро. — Вам бы следовало задать себе один из тех вопросов, какие задавал себе я. Если славный доктор укрывает молодого человека, какое место он для этого выберет? Оно обязательно должно быть где-нибудь под рукой. Я думаю о Кранчестере. Гостиница? Нет. Квартира? Тем более — нет. Где же? А! Понятно. Частная лечебница. Лечебница для душевнобольных. Я проверяю свою теорию. Придумываю себе душевнобольного племянника и советуюсь с мадемуазель Шеппард относительно подходящей лечебницы. Она называет мне две, неподалеку от Кранчестера, куда ее брат направляет своих больных. Делаю запросы. Да, в одну из них в субботу утром был доставлен больной самим доктором. В этом пациенте, хотя он был и под другим именем, я без труда узнаю капитана Пэтона. После некоторых необходимых формальностей мне разрешают увезти его. Сегодня рано утром он прибыл в мой дом.

Я посмотрел на него с унынием.

— «Эксперт Министерства внутренних дел» моей сестры, — машинально пробормотал я. — Подумать только, что я не догадался!

— Теперь вы понимаете, почему я обратил внимание на сдержанный характер вашей рукописи, — тихо сказал Пуаро. — Она строго правдива по ходу фактов, но эти факты раскрываются не полностью, а, мой друг?

Я был слишком сконфужен, чтобы спорить.

— Доктор Шеппард очень верный друг, — сказал Ральф. — Он был со мной в радости и в горе и сделал то, что считал наилучшим. Теперь я вижу, после того, как месье Пуаро рассказал мне, что в действительности это было не самым лучшим. Мне следовало выйти из убежища и открыто встретить трудности. Но в лечебнице мы не видели газет. Я ничего не знал о происходящем.

— Доктор Шеппард — образец осторожности, — сказал Пуаро сухо. — А я все маленькие тайны раскрываю. Это моя профессия.

— Теперь мы можем узнать, что с вами произошло в тот вечер, — нетерпеливо вставил Реймонд.

— Об этом вы уже знаете, — ответил Ральф. — Добавить остается очень немного. Я вышел из садового домика приблизительно без четверти десять и бродил по дорожкам сада, стараясь придумать, что делать дальше, как вести себя. Должен признаться, что у меня нет и тени алиби, но даю вам честное слово, что я не подходил к кабинету и не видел отчима ни живым, ни мертвым. Как бы ни думали другие, я хотел бы, чтобы вы мне верили.

— Никакого алиби, — тихо сказал Реймонд. — Это плохо. Я верю вам, конечно, однако дело скверное.

— Хотя и очень простое, — весело возразил Пуаро. — Очень простое.

Мы посмотрели на него с недоумением.

— Вы понимаете, что я имею в виду? Нет? Чтобы спасти капитана Пэтона, настоящий преступник должен сознаться. Только и всего.

Он смотрел на всех нас с сияющей улыбкой.

— Да, да, именно это я имею в виду. Вы видите, я не пригласил сюда инспектора Рэглана. Это я сделал с целью. Я не хотел рассказывать ему все, о чем знаю… по крайней мере — сегодня.

Он подался вперед, и вдруг его голос и весь он сам изменились. Он вдруг стал опасным.

— Это я вам говорю… Я знаю: убийца мистера Экройда находится сейчас в этой комнате. Теперь я говорю убийце. Завтра правда будет известна инспектору Рэглану. Вы поняли?