— Встреча состоится после обеда, — нетерпеливо прервала его Аннетт, которой идея, похоже, нравилась все больше и больше. — Вы к тому времени десять раз успеете вернуться. Вдвоем с Мирандой мы сумеем ее уговорить!

Улыбнувшись, он пожал ее руку.

— Тебе нравится Лесли, правда?

— Как она может не нравиться! — Экономка фыркнула, как будто вопрос этот показался ей в высшей степени странным. — Да я влюблена в нее до безумия, как, впрочем, и все, кто с ней знаком. Уж вам-то это должно быть известно лучше, чем кому бы то ни было!

Даниэль вздрогнул и отчаянно пожалел, что не может видеть в эту минуту глаз Аннетт. Что она хотела этим сказать?

— Все в нее влюблены?

— Ну, — замялась Аннетт, — за исключением, может быть, Симона. Нет, как женщина она ему, конечно, нравилась. А вот любить он по-настоящему никого не любил. Во всяком случае — в последние годы. Что же касается остальных, то тут я могу сказать наверняка: все просто без ума от Лесли…

В том числе и вы, мысленно закончил за нее Даниэль. Итак, всем все было известно: Симону, Келтону, Аннетт… Похоже, вся Калифорния знала о его чувствах к Лесли Стиворт. А он считал себя таким осмотрительным.

— Ответь мне на один вопрос, — внутренне холодея, спросил он. — Как к этому относился Симон? К тому, что в нее были влюблены… все?

Наступила долгая пауза, во время которой — Даниэль это знал — пожилая женщина обдумывала ответ. Она бы никогда не смогла солгать ему и сейчас подыскивала такие слова, чтобы правда не оказалась для него слишком болезненной.

— Конечно, ему это было небезразлично, — медленно начала Аннетт, вероятно, вспомнив о том, что плохо владеет английским, а потому стараясь выражать свои мысли как можно понятнее. — Но относился он к этому не так, как вы думаете. Симон был словно охотник, у которого из-под носа пытаются утащить добычу. Понимаете? Как кот, у которого прямо из зубов отнимают воробья. Уверена, вам больно это слышать, — добавила она, помолчав. — Но именно так все и было.

И пока Даниэль решал, стоит ли ему показать, что он понял, что она имеет в виду, Аннетт вышла из комнаты.

Лесли все еще держалась враждебно. Она была подчеркнуто вежлива, но Даниэль явственно различил острые кристаллики льда в ее голосе, когда она отвечала Аннетт: разумеется, она сможет отвезти Даниэля в больницу.

Сейчас Лесли, не пытаясь хотя бы для приличия заговорить, сидела рядом с ним в приемной доктора Флетчера и листала иллюстрированный журнал, переворачивая страницы с размеренной периодичностью, свидетельствующей о том, что она не читает ни единого слова.

К счастью, устроившаяся на стуле напротив них Миранда болтала без умолку. Она очень просила взять ее с собой, и Лесли с Даниэлем, понимая, что им необходим буфер, с готовностью согласились.

— Я хочу, чтобы первой, кого ты увидишь, была я, — говорила в этот момент Миранда, с такой силой раскачивая свой стул, что содрогался и стул Даниэля. — Или, во всяком случае — второй. Первым, безусловно, будет доктор Флетчер. Но потом не смотри ни на сестер, ни на кого-нибудь еще. Чтобы я была первой девушкой, которую ты увидишь. Обещаешь?

— Обещаю, Анди, — стараясь говорить строго, отвечал Даниэль, хотя ему и самому не терпелось снова увидеть ее родное веснушчатое лицо. — А сейчас, пожалуйста, угомонись и сиди смирно.

Она послушно затихла, но Даниэль знал, что это ненадолго. И в глубине души был благодарен сестре за то, что она своей неукротимой активностью отвлекает его от мыслей о том, что произойдет через несколько минут.

Тысячи раз представлял он себе, как войдет в кабинет доктора Флетчера, как тот возьмет свои ножницы с тупыми концами и начнет, слой за слоем, срезать закрывающие его глаза бинты. А потом… А потом он опять сможет видеть. Он откроет глаза и опять увидит все: висящие на стенах дипломы, сверкающую чистотой посуду и инструменты в шкафчиках со стеклянными дверцами, обрамленное пышной седой шевелюрой лицо доктора Флетчера и свое собственное лицо, которое он не видел вот уже столько дней.

Точнее, то, что от него осталось. Даниэль знал, что большинство порезов было поверхностными, но — не все. Один, более глубокий, шел от левого уха к подбородку, второй рассек правую бровь. Раны до сих пор сильно болели, но Даниэль был слишком горд, чтобы спрашивать, как он теперь выглядит.

Совсем скоро он сможет увидеть это сам.

Видеть…

Но почему чем ближе эта минута, тем сильнее чья-то холодная безжалостная ладонь так больно сжимает его сердце? Что, если лечение не дало результатов? Что, если после того, как доктор Флетчер снимет повязку, вокруг не окажется ничего, кроме все той же постылой темноты?

О Боже! На мгновение Даниэлю захотелось самому сорвать бинты, подобно тому, как страдающий боязнью высоты человек испытывает непреодолимое желание броситься в пропасть, не в силах более переносить страх сорваться вниз.

Как будто его волнение передалось и ей, Лесли вдруг перестала листать журнал, и Даниэль невероятным усилием воли успокоил свое дыхание. Через несколько секунд монотонный шелест страниц возобновился.

Черт подери! Это какое-то издевательство — заставлять их ждать так долго. Они торчат здесь уже не меньше получаса…

— Мистер Винтер!

Наконец-то! Даниэль поднялся не спеша, небрежно, хотя мышцы были напряжены так, что могли бы запросто подбросить его вверх как из катапульты.

Мгновенно вскочившие Лесли и Миранда подхватили его под руки, чтобы довести до кабинета.

Миранду трясло от возбуждения, Лесли была неестественно тихой. Он бы вообще не догадался, что она рядом, если бы не легкое прикосновение ее руки.

Однако в последнее мгновение, когда они уже были у двери, она неожиданно заговорила:

— Даниэль…

Он повернул к ней голову.

— Я хотела тебе сказать… — Голос ее все еще был холоден, но льдинки в нем уже потеряли свои острые края. — Я уверена… — Она запнулась, не в силах продолжать.

— Я понимаю — кофейная гуща? — улыбнулся Даниэль, и сам удивился тому, как мягко, тепло, а главное — спокойно звучит его голос. Его собственные страхи мгновенно улетучились, едва возникла необходимость успокоить Лесли. — Держу пари, ты уверена, что все будет хорошо? Правда?

— Да, — ответила Лесли. Льдинки растаяли бесследно, и теперь в ее голосе слышались сочувствие и поддержка. — Не сомневаюсь, что все будет хорошо.

— Вот и прекрасно, — сказал он и прижал ее руку к сердцу. — Знаешь, я начинаю безгранично верить в эту твою кофейную гущу.

Даниэль знал, что она растерянно смотрит на него, пытаясь понять, как совместить ту теплоту, с какой он говорил с ней сейчас, с его вчерашней жестокостью, да он и сам был не меньше растерян, не умея объяснить, что с ним происходит, когда рядом находится эта женщина. Откуда такая безумная смена чувств: от любви до ненависти, от желания до отвращения? Чувств, невероятных по своей силе и совершенно неподвластных его воле.

Но ничего, скоро он положит этому конец: либо любовь — либо ненависть. Только не оба эти чувства вместе. Хватит. Больше так продолжаться не может. Скоро он снова сможет ее видеть, сможет заглянуть в ее глаза. И тогда — глаза в глаза — он заставит ее сказать ему всю правду.

Наверное, так же невыносимо тянется ожидание где-нибудь у ворот седьмого круга ада, подумала Лесли, взглянув на часы. Боже, почему так долго? Сколько можно ждать, изучая рецепты приготовления яблочного джема, принуждая себя улыбаться и делая вид, что ты абсолютно спокойна?

Миранда и не думала прикидываться, будто не волнуется. Она вертелась у двери кабинета, временами стремительно подбегая к Лесли только затем, чтобы узнать, который час. И не было ничего удивительного в том, что именно она увидела, как приоткрылась дверь.

Даниэль!!!

В следующее мгновение она уже крепко обхватила брата руками, спрятав лицо у него на груди. Первые восторг и радость сменились счастливыми слезами, и теперь она тихо плакала, приговаривая: