Через месяц Давид снова предложил Ирине инвестировать. Она решила рискнуть и отдала миллион из своих пяти. И через пару недель Давид перечислил ей миллион и сто тысяч.

Ирина была очень довольна коммерческой смекалкой своего любимого. Жизнь восхитительна, любовь восхитительна, Давид восхитителен! Она представила, как дарит своей дочери многомиллионный фонд ее имени в день совершеннолетия, чтобы Бейла поняла: ее мама в финансовом отношении не менее успешна, чем папа, и очень ее любит.

В один прекрасный день Давид предложил Ирине инвестировать все ее сбережения. Подсчитав будущую прибыль, Ирина, уже смело доверяющая любимому, согласилась.

— Я так рад, что ты приращиваешь свой маленький капитальчик, моя любимая! Кстати, — спохватился Давид, — завтра мы идем с тобой на прием к американскому послу, возьми утром из банковского сейфа свои самые впечатляющие украшения и приготовь красивое платье. Хотя тебе все к лицу Ты — самая красивая женщина в мире!

Ирина принесла утром из банка свой баснословно дорогой бриллиантовый гарнитур, подарок бывшего мужа на их свадьбу состоящий из колье, серег, браслета и кольца. Все из платины с камнями чистейшей воды. И дав команду своему банкиру сделать перечисление Давиду на пять миллионов, уехала к подруге на обед.

Вечером Давида дома она уже не застала. Драгоценностей тоже. Банкир на следующий день развел руками — деньги ушли.

Через неделю ее адвокат, нервно стуча пальцами по столу, предположил, что Давид сделает себе пластическую операцию и надолго уедет из Франции.

После мучительных месяцев, проведенных несчастной в слезах, гневе, боли и раскаянии, бывший муж простил неверную жену и позволил вернуться в лоно семьи.

Только теперь на посторонних мужчин Ирина глаз не поднимает. На память о Давиде остались лишь его подарки, которые оказались хорошей ювелирной подделкой.

Однажды летом мы с подругой Элеонорой, успешной российской бизнес-леди, были приглашены на ужин нашей французской приятельницей Изабель в ее красивый дом в St-Jean Cap Ferrat.

Дом, а точнее, три здания дома Изабель располагались на живописном участке площадью в целый гектар с панорамным видом на Средиземное море.

Первое здание у въезда с позолоченными чугунными воротами предназначалось для проживания прислуги: горничные, повар, управительница, пара садовников и охранник, выполнявший по совместительству функции водителя хозяйки.

Второе, чуть поодаль, небольшое элегантное здание с мраморной лестницей было гостевым домом для размещения приезжающих родственников и многочисленных подруг Изабель. В самой глубине, на возвышенности, располагалось основное здание, площадью в три тысячи квадратных метров, с огромными белыми окнами.

Друзья и работники разъезжали по территории на маленьких электрических автомобильчиках для гольфа. В саду стояли мраморные статуи, огромные антикварные вазы, а все пространство между островками живописных садов с пальмами было заполнено коротко стриженными изумрудными газонами.

Припарковав наших стальных немецких лошадей в саду на подъездной аллее, мы с Элеонорой зашли в дом по широкой лестнице, по случаю вечеринки красиво украшеной горящими свечами сексуального диаметра.

Вышедшая навстречу хозяйка дома, видимо, решила поразить наше воображение величиной рубина на шее, который издалека на белом платье казался кровавой дырой, странным образом не мешающей ее обладательнице широко улыбаться.

— Девочки, а у нас сегодня сюрприз: вечеринка с холостяками! Не ругайтесь, если бы я вас об этом предупредила, то вы бы приехали еще более сногсшибательными, чем сейчас, и затмили бы меня уже не только своей красотой и молодостью, но и нарядами!

Поприветствовав европейскими поцелуйчиками по касательной «девочек» далеко за четырнадцать, то есть нас с Элеонорой, Изабель шепнула мне, что посадит рядом со мной только что разведенного французского красавца.

В огромной гостиной с двумя каминами могло бы легко, не касаясь потолка, разместиться стадо слонов. Но слонов не было. Были холостяки. Полдюжины, разного калибра и разной степени подержанности.

Тот, к которому подвела меня, настойчиво подмигивая, Изабель, был мускулист, строен и преисполнен осознанием своей красоты. Но Красавец не произвел на меня впечатления, потому что у меня аллергия на самодовольных эгоцентричных львов, особенно гороскопальных, и за весь ужин я, несмотря на выработанный условный рефлекс обмена координатами, даже не попросила его номера телефона.

Гастрономической темой ужина были муссы — из омара, авокадо, стерляди и даже из спаржи. Сославшись на срочную сдачу рукописи ненасытному издателю, я не дождалась десерта, наверняка еще какого-нибудь мусса, и отбыла восвояси. Я, вообще, хоть и обожаю всякие десерты, не очень-то люблю ночные бдения в сигарном дыму с выпившими людьми. Попробовав еще в университете курить, я решила, что это самое глупое из увлечений и уж лучше вышивать крестиком. Так же глупо, но не так вредно.

В европейских ресторанах, к счастью, уже не разрешается курить, а вот дома, да еще и гостям, этого не запретишь. Вот Изабель и великодушничала. Плюс ко всем прочим достоинствам материнство перевело меня в разряд устойчивых «жаворонков». В первые месяцы жизни моего сыночка сон казался мне редкой роскошью, поэтому со временем я стала высоко ценить это удовольствие и почти никогда не пропускала возможности спать по ночам.

На следующее утро мой дивный сон с грезами о каком-то мускулистом блондине прервался Элеонориным звонком.

Голосом, который грозился засахариться, так много в нем было меда, она сообщила, что «переспала с моим парнем». Я возразила, что парень вовсе не мой, мне его предложили, а я, не проникшись энтузиазмом, не взяла, так что очень за нее рада.

Но Элеонора, в силу извечного женского соперничества, находилась в приятном возбуждении при мысли о том, что ей удалось соблазнить парня, предназначавшегося подруге. Я могла бы не задавать типичный в таких ситуациях женско-мужской вопрос «ну, и как он?», так как Элеонора сама начала захлебываться от восторга.

Поведав о том, как вечеринка превратилась в классические пьяные танцы до четырех утра, она перечислила все анатомические закоулки своего тела, куда наш Красавец целовал Элеонору уже ближе к рассвету в спальне ее уютной pied-a-terre в центре Монако.

Я смиренно вытерпела впечатления от поцелуев в ушко, в пупочек, в животик и между пальчиками ног и пожелала ей счастливого продолжения исследований.

Видимо, научно-исследовательская деятельность Элеонору так захватила, что друзья и подруги потеряли ее на месяц.

Когда мы начали беспокоиться, оказалось, что статный Красавец, будучи — какое совпадение — профессиональным капитаном, уже работает на Элеонориной яхте, курсирующей по Средиземноморью, с зарплатой, превышающей в пять-шесть раз и без того щедрые заработки водителей частных плавучих дворцов. Но, как видно, часть средств шла на научно-исследовательские издержки. Не говоря уже о новом золотом Rolex, засиявшем на загорелом запястье.

Нас насторожила лишь информация нашей подруги Изабель о том, с кем Красавец только что развелся, — с дочкой хозяина другой частной яхты, на которой он, по случайному совпадению, тоже работал капитаном.

Счастливая Элеонора активно знакомила Красавца со своим миром. Возила его в Лондон на прием к принцу Чарльзу, к своей подруге, греческой миллиардерше, на ее частный остров, к нашим друзьям в замок во Франции, который стоял в живописном месте в Солони на 800 гектарах, на бал «Красного Креста» в Монте-Карло с принцем Альбертом Вторым и на дни рождения всяких голливудских звезд. Повсюду они останавливались с полным комфортом в люксах паласов и пятизвездочных отелей.

Видимо, ее мир ему понравился, потому что Красавец в него перебрался.

В Монако он жил в ее квартире и ездил на ее красной Ferrari, в Москве жил в ее доме на Рублевке и водил ее джип Lexus, а на Майорке урчал мотором ее кабриолета Mercedes и жарил креветки на гриле на террасе ее виллы.