Она хотела возразить в том же язвительном тоне – мол, собственно, рабочий день еще не начался, чем хочу, тем и занимаюсь!.. Но на лице Клаудии застыла такая явственная насмешка, что Берти решила промолчать.
– Говорят, в Сиднее сейчас отличная погода, – произнесла Клаудия, заняв кресло возле стола, заставленного колбами и мензурками. Закинула одну ногу на другую.
На что она, интересно, намекает, говоря про Сидней? Это что, вопрос с подвохом? – недоумевала Берти.
Меж тем Клаудия, заметив ее удивление, тоже вытянула физиономию и произнесла с явной озадаченностью:
– А ты разве не в курсе?
– В курсе чего?
– Шеф летит в Австралию сам и берет меня с собой. Ведь это я его ассистент.
Если бы в эту минуту выдержка изменила Берти, то какая-нибудь мензурка с красителем обязательно устряпала бы безупречный светло-серый костюм Клаудии.
Но для чего они нужны, эти хорошая выдержка и воспитание, когда такая несправедливость?!
Она едет вместо меня! – Только сейчас до Берти дошла вся чудовищность сказанного. Этого не могло быть! Но Клаудия не из тех, кто бросается словами.
– Профессор Вансберг вчера сказал, что после того конфуза с докладом… ну ты понимаешь… ты и Декстер себя дискредитировали. На вас полагаться нельзя, – как бы виновато произнесла Клаудия, но Берти-то прекрасно знала, что никакой вины эта особа испытывать не может по определению.
Она едет вместо меня! И это после того, как я целый месяц плохо спала ночами! После того как выполнила несколько испытаний по новым методикам профессора и он прилюдно хвалил меня и называл самым перспективным специалистом! А ведь мне так нужна эта поездка! Зачем были эти бессонные ночи?! И как я теперь буду смотреть в глаза дочери? А родителям?
Теперь результатами изысканий воспользуются другие. И не кто-то, а Клаудия, которая, по определению Берти, относилась к категории «лизунов» – то есть тех особ, кто готов доказывать свою преданность начальству любыми, даже самыми сомнительными способами.
И, что самое интересное, комар носа не подточит! Никто из директората никогда не обвинит профессора Вансберга в том, что он исповедует принцип личных симпатий. В их научном бюро не может быть собственных и независимых изысканий – здесь не частная лавочка, и пусть каждый сколь угодно мнит себя Эдисоном, он выполняет распоряжения начальства. А Декстер и Берти в самом деле оконфузились на конференции, доклад не представили, фактически подставили бюро. Так что формально шеф абсолютно прав…
Так она думала, пока Клаудия, с блеском торжества в глазах, сидела напротив, не собираясь никуда уходить. Хотя испариться на ее месте было бы сейчас правильным решением. Выдержка выдержкой, но…
И когда Клаудия, посмотрев на часы, поспешила к себе, Берти Рейн выскочила из кабинета, забежала в дамский туалет, где заперлась в кабинке и все-таки разрыдалась.
Не сдерживая себя, ревела, как девчонка. Как школьница, провалившая все мыслимые экзамены. Бумажные платочки не справлялись с потоком слез.
Щелкнул замок входной двери, раздались шаги, клацнул замок соседней кабинки, и Берти пришлось на десять минут (они показались бесконечными) затаиться, хотя позывы к рыданию никуда не исчезли. Она давилась слезами, меняла намокавшие платочки один за другим. Скопившееся за месяц напряжение, казалось, желало излиться в один момент. И когда опять послышались удаляющиеся шаги, затем щелчок и снова тишина – Берти громко заплакала, хотя уже и не так горестно, как в первую минуту.
Уже несколько успокоившись, она не стала приводить себя в надлежащий вид – глаза красные, лицо опухшее, и ничего с этим не поделаешь. Все увидят – ну и пусть! Не отсиживаться же до вечера.
Ей срочно хотелось поделиться с кем-нибудь переживаниями, не держать все в себе. Но с кем? Кроме Декстера другой кандидатуры не было. И она выложила ему все, как есть, даже не рассчитывая особо на поддержку, лишь бы только избавиться от разрывающей душу обиды. Как она и предполагала, Декстер отнесся к ее рассказу с присущей ему прохладцей.
– Не волнуйся, переживем.
До самого обеда, всякий раз, когда она проходила по коридору или заглядывала в общий зал лаборатории, Берти казалось, будто коллеги как-то странно смотрят на нее. Она видела в их глазах разные эмоции – то сожаление, то осуждение или насмешку. Так и до паранойи недалеко. Хотя вполне возможно, что здесь постаралась Клаудия. Поэтому следующую половину дня Берти старалась не высовываться из своего рабочего закутка.
Вечером Берти стала собираться домой и выглянула из своего кабинета, проверить – не «рассосались» ли коллеги. И вдруг столкнулась с самим профессором Вансбергом. Пробормотав приветствие, она хотела вернуться к себе, но профессор сказал, что как раз шел за ней и что Декстер уже сидит в его кабинете.
– У меня к вам серьезный разговор, – произнес шеф. – Пойдемте.
Профессору Вансбергу было шестьдесят лет – не так уж много – и обычно его лицо не выглядело морщинистым и усталым. Но не сегодня.
Берти не было его жалко. Вероятно, профессор намерен сказать о своем непростом решении лично, с глазу на глаз, но как-то так получилось, что Клаудия узнала обо всем первой и тут же поспешила выложить перед Берти козыри. Интересно, если рассказать старичку о нетактичном поведении ассистентки, это его расстроит? И в какой, хотелось бы знать, момент он шепнул Клаудии на ушко, что та едет в Австралию, – вчера вечером после работы или в более интимной обстановке?
Декстер поджидал в профессорском кабинете и, по мнению Берти, выглядел чересчур уж спокойным, как будто уже смирился с заранее предугаданным решением начальства. Он посмотрел на Берти виновато, но тут же спрятал взгляд.
Профессор Вансберг издалека заходить не стал и удивил сотрудников неожиданной откровенностью.
– Тут у нас ходят слухи… – Он запнулся и кашлянул в кулак. – Слухи, будто я… как бы это сказать помягче… Будто я насаждаю фаворитизм. Не знаю, откуда они берутся, но лично мне это неприятно. Очень неприятно, – повторил профессор и почему-то странно посмотрел на Берти. – Когда я подбирал кандидатуры для поездки, мне было трудно принять решение. Я знаю, вы оба рассчитывали на поездку. Но после вашей выходки на конференции возник вопрос – поймет ли меня начальство? Но, опять же, учитывая слухи, о которых я уже говорил, я решил…
Профессор Вансберг сделал многозначительную паузу.
– В общем, в Австралию поедут Декстер и Клаудия.
– Декстер?! – Берти даже подскочила.
С одной стороны, она была рада за Декстера. С другой – недоумевала. Если шеф вдруг решился проявить милосердие, то почему бы не к обоим?
Она посмотрела на Декстера, ища поддержки, но тот снова отвел взгляд.
– Вы, видимо, плохо слышите, мисс Рейн, – улыбнулся профессор, но не понять – благодушно или с иронией. – А на будущее хочу сказать, что не потерплю людей, которые потворствуют распространению слухов насчет меня.
– Но я… – Берти не успела даже ничего сказать, как профессор Вансберг остановил ее жестом.
– Вы для меня очень ценный специалист, и мне хочется, чтобы вы не занимались ерундой, а работали.
Берти казалось, что весь мир летит в тартарары. Как он мог подумать такое о ней? Никогда она не распространяла слухи. Единственное – пожаловалась Декстеру на Клаудию…
Берти снова выжидающе посмотрела на Декстера. А тот по-прежнему делал вид, что не замечает ее взгляда и что внимает каждому слову шефа.
Ах, вот оно что! – осенило ее. Декстер ведь уже сидел в кабинете, когда профессор пришел за ней. Значит, он все и выложил начальнику.
– Вы поняли меня, мисс Рейн? – услышала она голос шефа.
– Да, – ответила она, чувствуя комок в горле.
Даже не заметила, как снова очутилась в коридоре. И Декстер был рядом.
– Вот уж не думал, что шеф так на тебя попрет, – произнес он.
– Не думал? – усмехнулась Берти. – Ты можешь мне объяснить, что происходит? Это ты рассказал ему о нашем разговоре?