– Ну вы тут пока подискутируйте, проголосуйте. Обдумайте альтернативные варианты, поторгуйтесь, посчитайте, составьте бизнес-план… – Катрин взяла с телеги плащ.

Командирша была весьма зла, но стоило лечь и закрыть глаза, как нечленораздельный гвалт сообщества взбудораженных полунемых и им сочувствующих отдалился и угас…

Узкая ладонь погладила ее по щеке, Катрин открыла глаза и увидела перечеркнутое черным лицо Блоод. Солнце висело высоко, и под плащом было ужасно жарко. Катрин села.

– Чего? Куда?

– Поехали, – суккуб протянула кружку с яблочным компотом.

– Куда?

– Знакомиться.

…Взмокшие от возни с воротами мужчины, наконец завели лошадей во двор. С конюшней было легче – последние десятилетия она простояла настежь распахнутой.

Катрин хотелось поторопить товарищей. Фир Болг ждал официального представления в «тронном», в смысле, каминном зале. Похоже, он нервничал не меньше, чем новоселы. Насторожившийся замок, казалось, дышал отголосками давешнего ужаса. Тридцать лет прошло, а как-то именно сейчас ощущается. Ингерн потерянно торчала посреди двора, тиская древко копья. Даже Блоод сейчас жалась поближе к подруге.

– Ты-то что? Тоже сказок в детстве наслушалась? Он старенький, приставать не будет. Или тебя это и смущает?

– Не смущает. Они не терпят. Таких. Как я.

– И всего-то? – проворчала Катрин. – Кто ж вас терпит? Только я да Энгус…

Катрин несла свечу, и неверный свет выхватывал из темноты то перевернутую скамью, то стопку почерневших тарелок.

– Пыли-то, пыли, – бормотала бредущая следом Ингерн. – За век не убраться. Зачем мы сюда пошли? Здесь сто лопат нужно какашки мышиные выгребать…

– Молчи! – шикнула Катрин, но откуда-то спереди уже донеслось утробное угрожающее рычание.

Ингерн едва слышно охнула. Мужчины вскинули оружие.

– Что это? Он?!

– Нет. Собачка. Осуждает твое сквернословие по поводу мышиного помета.

– Собачка?!

– Да. Я предупреждала. Собачка, звать ее Моде Лу, – ругательств категорически не терпит.

– Моде Лу не собачка!!!

Судя по возне сзади, мужчины тоже думали, что Моде Лу не так однозначно относится к четвероногим друзьям человека. Слава богам, вслух храбрые путешественники своих подозрений высказать не могли.

– Собака. Четыре ноги, нос, уши, все такое. Типа ньюфаундленд. Я таких уже видела. Идите вперед.

Катрин осторожно поставила свечу на сундук. Неподвижно сидящая фигура проявилась из тьмы. Кто-то из пришельцев судорожно и громко вздохнул. Девушке и самой стало жутко: узкое, исчерченное морщинами, одновременно и человеческое, и нечеловеческое лицо казалось мертвым. Фир Болг открыл ослепленные светом глаза и с надменной прямотой взглянул на людей.

Катрин с трудом выдавила:

– Милорд, вы знаете о «Двух лапах» все. Это ваш дом. Мы просим заранее извинить нас за невольное беспокойство, которое доставим. Мы уважаем ваш опыт и вашу мудрость. Обещаем не мешать вашим размышлениям, дать покой вам и вашему другу…

Тьма в углу шевельнулась. Ингерн придушенно пискнула. Лохматый зверь неторопливо подошел к креслу.

Сухие губы старика разомкнулись:

– Пусть молодая женщина не боится. Моде Лу мудр и справедлив. Любой может довериться его беспристрастному суду.

– Зачем же сразу «суду»? Молодую женщину зовут Ингерн. Она ничего не боится, кроме нечистоплотных грызунов. Ее супруга, достойнейшего из воинов, участника бесчисленных сражений, величают мастером Даллапом. Молодой воин, которого вы видите рядом, зовут Энгус. Его главные битвы впереди. А это моя верная подруга Блоод…

– О, верность ланон-ши известна с начала времен, – без выражения сказал Фир Болг.

– Да. Времена проходят. Ланон-ши остаются, – прошипела Блоод.

– Наши и ваши племена временами враждовали друг с другом. Но племен здесь нет, – четко выговорила Катрин в мгновенно ставшей угрожающей тишине. – Нас здесь немного. Каждый из нас может говорить, что считает нужным, решать и направлять свою собственную судьбу. Но не мешать жить другим! И по возможности головой думать, а не иным местом. Очень может быть, я ошибаюсь, но размышлять – не последнее развлечение для истинно разумных существ. Временно или навсегда – «Две лапы» наш общий дом…

Иногда прямота все упрощает. Бывает, очень опытным людям и нелюдям нечего возразить словам юной наглой девчонки. Главное, после лаконичного и правильного лозунга, какую-нибудь глупость не брякнуть.

Жара спала. Впрочем, здесь, у воды, она не так уж и чувствовалась. Катрин отправилась на промысел вскоре после обеда – вот тогда грести было жарковато. Сегодня разведчица выбрала путь вверх по течению. Легкий и узкий долбленый челнок чувствовал неопытность своего «кормчего», приходилось уйму сил тратить на удержание нужного курса. Несмотря на то что Катрин уже не в первый раз предпринимала подобные краткие разведывательные экспедиции, чувствовала она себя в утлой долбленке, как тот бегемот, оседлавший гимнастический бум. Но с каждым разом приноровиться к верткому плавсредству удавалось все быстрее…

…Щука, определенно. Леса напряженно резала воду, приходилось поспешно отпускать, опасаясь за сохранность снасти. Катрин не суетилась, она уже давно привыкла к слабостям плетенной из конского волоса лесы. Вот плеснуло, мелькнула спина пятнистой хищницы. Щука вновь ушла в глубину, но рыбина уже порядком устала, и скоро охотница втащила добычу в лодку. Хищница возражала, пришлось пристукнуть ее обухом топорика. Освободив из щучьей пасти грубоватую блесну, Катрин сунула увесистую добычу в мешок – там затрепыхались товарки по несчастью. Щуки сегодня шли одна в одну, словно по эталону их кто-то строгал. Затесалась, правда, пара окуней, и крошечный ошалевший голавль – его Катрин отпустила подрастать. В последнее время Ингерн готовить мелкую рыбу брезговала. Хлопот с ней, видите ли, много. Точно зажрались…

Вообще-то можно было и возвращаться. Улов вполне достаточен, чтобы оправдать половину дня, проведенную на реке. Но Катрин не торопилась. Охотиться на пятнистых хищниц хозяйке «Двух лап» нравилось куда больше, чем возиться в захлебывающемся хозяйственными проблемами замке. Малодушие, однако. Но не царское (в смысле, не лордовское) дело – дрова рубить и полы отмывать. Ничего более профессионального Катрин не доверяли. В плотничьем и кузнечном ремесле молодая леди и в подметки не годилась мастерам-мужчинам. О кухонном хозяйстве и говорить нечего – здесь Ингерн была вне конкуренции. Даже Блоод оказалась при деле – суккубу отчего-то нравилось возиться с тряпьем. Надо думать, из-за многолетнего отсутствия подобной возможности. Что ж, в «Двух лапах» нашлась уйма гобеленов, простыней, скатертей и прочего старья. Все это находилось в столь ветхом и залежавшемся состоянии, что Блоод была обеспечена развлечениями надолго.

…Катрин сполоснула в прохладной воде руки. Искупаться, что ли? Девушка сидела обнаженная, только голову стягивала вылинявшая косынка. Практично: и одежду рыбьей слизью не испачкаешь, да и просто подставлять кожу слабеющему вечернему солнцу приятно. Скоро дело повернет к осени. Лето здесь долгое, но все равно закончится. А зима, говорят, еще длиннее. Но холода наступят еще не завтра.

Девушка, рискуя опрокинуть долбленку, встала. Мир весело закачался, сердце екнуло. Ох, сейчас искупаешься. Лодка успокоилась, и Катрин смогла сладко, до хруста в суставах, потянуться. Вокруг лежал мир, сияющий тысячами зелено-голубых оттенков. Холмы и лес, замерший в безветрии камыш, бездонная высь неба… Перекликались птицы, где-то в камышах подала недовольный голос кряква…

Катрин нашла глазами замок. Он хоть и уменьшился в размерах, но казался очень близким. Можно даже рассмотреть струйку дыма из кухонной трубы. Или это из кузни? Мужики, кажется, хотели петли для ворот перековывать. Интересно, что думают об ожившем замке посторонние? Пока Катрин натыкалась только на старые кострища на солидном удалении от замка, но не обольщалась – люди в Медвежьей долине наверняка водились.