В тот момент, когда Линда натягивала стерильные перчатки, послышался топот ног в коридоре и голос старшей сестры:
— С грудным ранением сюда!
Ассистирующая Линде сестра уже подготовила операционную для срочной операции на грудной клетке. На стерильном столике лежали инструменты и стопки тампонов. У бригады не было времени надеть полностью стерильную одежду — каждый стоял в том, в чем его застал срочный вызов. Они только надели стерильные перчатки и торопливо перенесли молодого человека, находящегося без сознания, на операционный стол. Анестезиолог сразу же наложил ему маску и стал давать наркоз. Два побледневших врача-ассистента вскрыли вены на запястьях и лодыжках юноши, и сестра ввела в них иглы капельниц с плазмой крови и физраствором.
Линда встала за спиной сестры, которая обрабатывала кожу на груди больного. Сразу же после того, как та вылила почти бутылку антисептика ему на грудь, Линда скальпелем рассекла грудную клетку от грудины вниз и к спине. Кровь тотчас же хлынула из надрезов. Линда проникла рукой внутрь и взяла сердце оперируемого. В нем не было крови.
Линда посмотрела на лицо юноши. Ему вряд ли было больше пятнадцати. Он так молод, — подумала она, проводя прямой массаж сердца. — Ну же, не дай ему умереть!
Полная тишина стояла в операционной. Шесть пар глаз напряженно следили за тем, как доктор Маркус сжимала и отпускала сердце оперируемого. Ее руки были по локоть в крови, пот градом струился со лба, спина занемела.
— Ну, давай же, давай, — взывала она.
— Может, хватит уже, доктор, — произнес наконец анестезиолог.
Линда не слушала его. Она закрыла глаза и, склонившись над юношей, упорно продолжала массаж.
— Его мозг слишком долго не получал кислорода, — снова начал было анестезиолог. Но Линда прервала его:
— Подождите! Я думаю… — Она почувствовала слабое движение. А затем ее руке передался уже отчетливый толчок сердца. Линда обернулась к старшей сестре:
— Кардиологи готовы?
— Да.
— Скажите им, что у него порван левый желудочек. Я наложу швы.
Два часа спустя Линда сидела в комнате отдыха врачей хирургического отделения. Доктор Кейн давал рекомендации по телефону, два хирурга дремали в креслах.
— Линда, ты ужасно выглядишь.
Она подняла глаза от карты только что прооперированного юноши и, посмотрев на вошедшего доктора Мендоса шутливо-грозным взглядом, ответила ему в тон:
— Спасибо.
— Нет, я действительно так считаю, дорогая. Ты слишком много работаешь.
Линда молча смерила Мендоса взглядом, закрыла историю болезни, пересела от стола на уютный диванчик и уставилась в телевизор. Шли шестичасовые новости, но Линда тупо смотрела на экран, не обращая внимания на то, что там происходит.
— Хосе, — сказала она утомленно, — я действительно много работаю. Это уже седьмые сутки подряд в реанимационном отделении.
Мендос даже присвистнул от удивления. Все ужасно не любили суточные дежурства в реанимации. Этот неблагодарный труд в основном возлагался на новичков и ординаторов.
— Это с чего же? Только не говори, что тебе нужны деньги!
Нет, ей не нужны были деньги. Но говорить этому красавчику из отделения ортопедической хирургии, в чем была ее нужда, Линда тоже не собиралась. Она не собиралась говорить, например, о том, что не хочет идти в свой дом на берегу океана, где царствовало одиночество. Казалось, что оно поджидало хозяйку каждый вечер, притаившись сразу же за входной дверью. Это холодное одиночество накатит на нее, как звуки прибоя, и Линда так и замрет на пороге, не в силах двинуться вперед.
Как она могла рассказать все это мужчине, который просто купался в женском внимании на ежевечерних пирушках?
Дежурства в реанимационном отделении давали Линде повод остаться в больнице и спать в одной из комнат, отведенных для дежурных врачей.
Больничный комплекс Святой Катерины был расположен недалеко от побережья и пересечения крупных дорожных магистралей, поэтому через его реанимационное отделение проходило гораздо больше пострадавших автомобилистов, виндсерферов и просто прохожих, чем в среднем по клиникам города. Работа в этой больнице занимала все время и не позволяла Линде думать о чем-либо другом. Она осматривала больных, занималась диагностикой, накладывала швы, оперировала. Она выпивала за сутки неисчислимое количество чашек крепчайшего кофе, питалась бутербродами второй свежести из автоматов и теряла в весе. Она была палочкой-выручалочкой для всего хирургического отделения.
Линда чувствовала, что Хосе Мендос изучает ее, но не обращала на него внимания. Когда три года назад этот молодой да ранний костоправ, лечивший до того только известных спортсменов и кинозвезд, впервые появился в больнице, то сразу же положил глаз на незамужнюю и держащуюся несколько отчужденно Линду. Она отшила его в твердой, но не обидной форме. С тех пор Линда была загадкой для Мендоса. Он знал, что она не замужем и ни с кем не встречается, как то утверждали всезнающие больничные сплетницы. Казалось, что все, чем она занималась, была работа.
— Можно дать тебе совет, дорогая? — спросил Мендос.
Линда взглянула на него. Хосе был красивым мужчиной. Это особенно заметно на фоне неказистых хирургов клиники Святой Катерины. Внешность и горячий латиноамериканский темперамент делали его неотразимым в глазах женской части медперсонала больницы.
— Ага! Вы только взгляните-ка на это! — вдруг раздался голос доктора Кейна.
Линда и Мендос обернулись к телевизору. Там показывали, как Дэнни Маккей выходит из резиденции бывшего президента США. Тот, к всеобщему удивлению, только что высказался за выдвижение Дэнни кандидатом в президенты Соединенных Штатов. Дэнни улыбался, обнимая жену за талию, и приветственно махал рукой в телекамеры. Он производил впечатление человека, преисполненного решимости стать хозяином Белого дома.
— Вы посмотрите на это! — снова воскликнул доктор Кейн. — Кто бы мог подумать, что Маккей получит поддержку от президента? Другим претендентам есть над чем задуматься!
— Вы думаете, он будет избран кандидатом на съезде в июне? — спросил Хосе.
Доктор Кейн встал из-за стола и направился в раздевалку.
— Это не сильно меня удивит. Человек почти уже стал национальным идолом!
— К тому же и недурен собой, — прибавил Мендос. — Он уже сделал все, разве что не объявил себя новым Джоном Кеннеди.
Они смотрели телевизор некоторое время. Наконец два других хирурга ушли из комнаты отдыха, и Хосе с Линдой остались вдвоем. Он встал, выключил телевизор и посмотрел на Линду.
— Как твой пациент? Этот молодой бандит?
— Он в коматозном состоянии, но печень и почки работают нормально. Думаю, с ним будет все в порядке.
Хосе некоторое время задумчиво глядел на Линду. Затем взял стул и уселся напротив нее.
— Можно поговорить с тобой, Линда? — произнес он тихо.
Линда улыбнулась и вскинула руки, чтобы снять бумажную шапочку, покрывающую ее голову. Она надела ее рано утром и не снимала с тех пор. Дуновение кондиционированного воздуха доставило ей удовольствие.
— О чем ты хочешь со мной поговорить? — спросила она, смяв шапочку и бросив ее в корзину для мусора.
— Зачем ты себя выматываешь?
Линда взглянула на Мендоса. Он смотрел на нее серьезными и искренними глазами.
— А другие зачем? — ответила она спокойно. — Для меня — это работа. Ты выматываешь себя тоже, только другим способом.
Он утвердительно покачал головой.
— Я и не спорю. Последний раз я был дома в прошлую субботу, чтобы взять теннисную ракетку. Но я выматываю себя так, что тело мое отдыхает. Ты же убиваешь себя работой.
Линда хотела было встать, но Хосе придержал ее ласково за руку.
— Позволь мне дать тебе один совет. Я уже и раньше встречал подобное поведение. Бывает, одни люди урабатываются до смерти, стремясь что-то забыть, другие стремятся переключиться на что-то другое. Кто-то переезжает с места на место, пытаясь убежать от своего прошлого. Но все это не выход из положения.