– Пойдем с нами елку наряжать, – предложила сердобольная Люда.

Она вылезла из сугроба и теперь подставила радостному Максу свою спину для очистки от снега.

– Нет, не могу, – соврала Саша, – у меня тут… это… встреча, жду, вот…

Ей хотелось как можно быстрее отвязаться от друзей. Поделись она сейчас своей тайной с Людкой, и вполне вероятно, что на следующий день ее позовет на беседу школьный психолог, а хуже того – горячие новости появятся в классной газете. И конечно, подруга будет всего лишь желать ей добра, от чистого сердца стараясь помочь.

– Ну да, ну да, – недоверчиво покачала головой Людка, всматриваясь в Сашино лицо, но поняв, что подруга непреклонна, согласилась. – Как знаешь…

Уцепившись в четыре руки за непослушную елку, веселая парочка заскользила по скверу, и уже через минуту они забыли про одинокую Шарабанову. У ребят была своя жизнь, которая явно доставляла им удовольствие. А метель увивалась за влюбленными хвостом, рассыпая снежный шлейф снежинок, смешинок. Или это была уже белая Сашина зависть?..

Почти все Сашины подруги давно встречались с парнями. Вот и Людка с сентября не расставалась с Максимом – точно волшебник со своей палочкой, вертела им, как захочет. А тот готов был ради своей девушки на любое чудо: контрольную по алгебре на «отлично» за двоих решить или урок сорвать, если Людка к нему подготовиться не успела. Лишь бы не меркли в ее глазах озорные искорки, лишь бы звенел смех, воспоминание о котором каждое утро выпихивало Макса из постели лучше любого будильника. Так их роман с ежедневным постоянством заводил часы беспечной, влюбленной в жизнь юности.

Саше всегда казалось, что у остальных все получается на удивление просто, будто само собой. Однажды посмотрят друг на друга, словно в первый раз, заулыбаются: она волосы начнет поправлять, он – почесывать верхнюю губу, будто проверяя себя на усатость. А через несколько месяцев глядишь – они уже елки наряжают, как супружеские пары. Недавно Саша узнала, что даже «круглая» отличница Полина, любимица учителей и поваров, нашла себе какого-то ботаника из одиннадцатого класса, который теперь важно носил ее школьную сумку и мешок с обувью сорокового размера. Да еще декламировал при этом Блока или Пастернака. В общем, блистал силой, эрудицией и хорошей памятью. А Полина плыла рядом с ним, расправив плечи и гордо вышагивая своими длинными ступнями. Она кидала на одноклассниц победоносные взоры, будто доказывая, что не хуже остальных.

Только у одной Саши ничего путного с личной жизнью никак не выходило. Рассудительная Людка обычно укоризненно замечала:

– Шарабанова, ты слишком гордая и несговорчивая! Ясное дело – парни тебя боятся.

– Глупости! – отмахивалась Саша.

А потом получала от подруги часовой урок обольщения мальчишек. Ей предлагалось стать более открытой, да что там – простой. К чему парням сложные девушки? И эти занятия были похлеще военной подготовки, одна стрельба глазами чего стоила! Нет, Саша была уверена – бойца любовного фронта из нее не выйдет…

– Мальчишки просто-напросто боятся умных и самоуверенных девчонок, – резюмировала Людка, закинув ногу на ногу и покачивая узкую лодочку на пальцах. – Так что тебе, Шарабанова, нужно чуть-чуть им помочь, расслабить, а уже потом – захватить…

По правде говоря, никто и не догадывался, что Саша сама – изрядная трусиха. Заметив робкое внимание к себе, она не умела ответить задорным взором, а лишь краснела, как свекла, и, стараясь скрыть этот позорный факт, смывалась куда подальше. А потом еще долгое время избегала объект собственного стыда, страха и тревог.

К пятнадцати годам она начала ощущать себя старой девой, стерегущей свое одиночество, как верный пес хозяйский дом. Сколько раз Саша пыталась прогнать этого пса, но в ответ он забивался в укромный уголок ее души и рычал оттуда, а того хуже – скулил, что было совершенно невыносимо. Иногда Саша думала, что у каждого человека есть такой зверь где-нибудь под кроватью души. Порой, придя к знакомым в гости, ей невольно хотелось заглянуть под их постели, чтобы встретить душевных зверей. Она представляла, что кто-то прячет там котенка, а кто-то – настоящего тигра. И по внешнему виду человека не сразу можно отгадать, что за зверь сидит под кроватью его души. Лишь иногда, теряя контроль над собой, забываясь – чему-то искренне радуясь или отчаянно злясь, люди выпускают этих зверей из убежищ. На минуту, на секунду – мелькнет влажный носик или длинный коготь, и все – как не бывало.

Саша была уверена, что под постелью Людки жила лиса. Иногда она показывала оттуда острую мордочку, но тут же заметала следы пушистым хвостом.

Сейчас, когда вокруг стелилась белая пустота и можно было выпустить своего зверя наружу, Сашин пес тихонечко выглянул и лизнул ее в нос. Отчего тот стал мокрым, покраснел, и Саша чихнула. Снежинки разлетелись от ее лица в разные стороны, а потом снова продолжили зимний танец. В этот день Саша была особенно зла на своего пса: жизнь ее разваливалась на части, рассыпалась паззлом, да так, что уже и не вспомнить былую картинку. В такие моменты хотелось иметь рядом какого-нибудь Макса или хотя бы зубрилу из одиннадцатого, любителя поэзии и крупных форм. Все равно кого, лишь бы не ощущать себя такой несчастной, одинокой и обманутой. Хотя, это была неправда – Саша знала – ей нужен только один человек. Тот, что в ароматный летний день прикоснулся губами к ее губам, оставив печать первого серьезного чувства. Воспоминания нахлынули неожиданно. Казалось, что они занесены зимними снегами, и чувства давно охладели. Но сейчас Саша видела все таким настоящим и живым, будто окунулась в прошлое…

Это случилось ушедшим летом, в самом его начале, когда сочные травы еще тянули к небу свои языки и жадно лакали его теплые дожди. Солнце растопило лед Сашиного сердца, сморило полуденным сном ее пушистого сторожа – пса. Лето огненным маревом катило по земле, гремело грозами и шумело дождями. Дышало после ливней свежестью, запахами трав и цветов, заставляло скидывать сандалии и нестись песчаным берегом речушки, впитывая голыми ступнями его неутомимое тепло.

– Сашка, слышишь стук? – Глаза Никиты закружили синеву неба и зелень листвы.

– Это дятел? – прислушалась она.

– Это мое сердце! – Он приложил Сашину руку к своей груди.

А потом они бежали, сплетя пальцы. И листья шептали им о юности, о радости, о любви…

Да где-то в вышине начал свой перестук красноголовый дятел, который услышал дробь пернатого друга и вовсе не догадывался о том, что это всего лишь стучит сердце одного влюбленного мальчишки. А после мир закружился, завертелся: небо встало с головы на ноги – они упали в траву, и все лето оказалось вдруг таким маленьким, что уместилось на Сашиных губах, обдавая их теплом. Этот миг, когда она нечаянно стала хозяйкой мира, и свой первый поцелуй Саша запомнит навсегда…

Потом было расставанье: разные школы, разные города, разные жизни. И Сашин страх – что будет, когда они встретятся вновь? А подумать-то, их разделяли какие-нибудь пара часов езды на машине. Но это расстояние будто бы развеяло их чувство по ветру. Поначалу ребят связывали звонки, потом сообщения, но тепло уходило из них с каждым месяцем осени. Теперь и оставалось у Саши с Никитой всего ничего – одно лето, умещающееся на губах.

Саша вспоминала лето, и глаза ее слепило от солнца. Она моргнула: в тот же миг яркий июньский день превратился в искрящийся свет снежного покрывала зимы. Сашу обдало холодом, а в висках вновь застучала украденная раньше времени тайна, от которой не спасала даже память о счастье. Все вокруг стало невыносимо белым. Саша закрыла глаза и будто исчезла с лица земли.

А на Москву падал, падал, падал снег…

Саша открыла глаза. Казалось, она просидела на скамейке, зажмурившись, всего-то несколько мгновений. Но тьма каким-то образом просочилась в этот ослепительно-зимний короткий день. Сквер посерел, казалось, что на снег легла пыль. И тут в конце аллеи Саша увидела того зубрилу-одиннадцатиклассника, что встречался с «круглой» Полиной. Вот уж точно – бойся своих желаний! Только что Саша ненароком захотела оказаться рядом с этим ботаником, и на тебе, пожалуйста. Зубрила понуро плелся по дороге, и, надо сказать, вид у него был далеко не радужный. Завидев примерзшую к лавке Сашу, ботаник явно чем-то озадачился. Остановился, начал перетаптываться на месте, а потом уверенно двинулся к ней.