Престон кивнул:

— Конечно да! Например, я никому не рассказывал, что сержант пишет стихи.

— Престон! Ты только что рассказал об этом мне!

Престон улыбнулся.

— А, так ведьма же не кто попало! Моя бабуля говорила, что открыть тайну ведьме, все равно, что рассказать её стене.

— Ну, в общем да. — начала было говорить Тиффани, но вдруг остановилась. — А как ты узнал, что он пишет стихи?

— Да уж было трудно не узнать-то, — сказал Престон. — Видишь ли, он пишет их в журнале смен в караулке, скорее всего, когда он дежурит по ночам. Он тщательно вырывает исписанные страницы, и так ловко, что трудно догадаться, что они там были. Однако, когда пишет, он так сильно нажимает на карандаш, что на следующей странице можно с легкостью все прочесть по отпечатку.

— И конечно и другие тоже догадались?

Престон покачал головой, что вызвало значительные колебания несоразмерно большой каски.

— Ох, нет, мисс. Вы же их знаете — они считают, что чтение это для девчонок. В любом случае, если я появляюсь там раньше других, я уничтожаю страницу с отпечатком, чтобы остальные над ним не смеялись. Должен сказать, для самородка у него довольно неплохие стихи — и хорошее чувство на метафоры. Все стихи он посвящает некой Милли.

— Это его невеста, — ответила Тиффани. — Ты мог встречать её в деревне — у нее больше веснушек, чем у кого бы то ни было. И этим фактом она очень смущена.

Престон кивнул.

— Это объясняет почему в его последнем четверостишье он пишет: «что хорошего в небе без звезд»?

— Никогда бы не подумал ничего подобного впервые его увидев, правда?

Престон на мгновение задумался.

— Прости, Тиффани, — ответил он, — но мне не нравится, как ты выглядишь. На самом деле, только без обид, ты выглядишь ужасно. Если бы ты была кем-то другим и увидела саму себя, то ты точно бы сказала, что ты выглядишь больной. И не похоже, чтобы ты сегодня ночью ложилась.

— Не правда, я проспала целый час. И покемарила днем раньше! — заявила Тиффани.

— Правда? — вдруг становясь жестким, спросил Престон. — А, за исключением утреннего завтрака, когда в последний раз ты нормально питалась?

По какой-то причине Тиффани по-прежнему чувствовала себя наполненной воздухом.

— Думаю, что позавчера чем-то перекусывала…

— О, правда? Перекусывала и кемарила? Так люди не живут, так они умирают!

Он был прав. Она знала, что прав. Но от этого становилось только хуже.

— Послушай, меня преследует чудовищная тварь, которая может полностью кем-нибудь овладеть, и моя задача с нею разобраться!

Престон с интересом огляделся по сторонам.

— Что, может овладеть даже мною?

«Зло идет туда, где ему рады, — подумала Тиффани. — Спасибо тебе за эту мудрость, миссис Прост».

— Нет, не думаю. Напротив, ты должен оказаться подходящим человеком, или точнее неподходящим человеком. Таким, знаешь, некто, в ком есть зло.

Впервые Престон выглядел встревоженным.

— К моему прискорбью, я совершил в жизни несколько плохих поступков.

Несмотря на внезапно нахлынувшую усталость, Тиффани улыбнулась в ответ:

— И что же из них было самым наихудшим?

— Однажды я стащил из лавки пакет с цветными карандашами. — Он с вызовом посмотрел ей в лицо, словно ожидал, что она тотчас начнет вопить «держи вора!» и показывать на него пальцем.

Вместо этого, она покачала головой и произнесла:

— И сколько тогда тебе было лет?

— Шесть.

— Престон, боюсь эта тварь даже не сможет найти лазейку к тебе в голову. Помимо всего прочего, она слишком забита и чрезвычайно сложна для моего понимания.

— Мисс Тиффани, вам нужно отдохнуть, и в нормальной кровати. Что толку от ведьмы, которая присматривает за всеми подряд, но не в состоянии уследить за собой? Куис кустодиет ипсос кустодес [43]? Что означает, кто присмотрит за тобой? — продолжил Престон. — Так кто ведьмит самих ведьм? Кто ухаживает за теми, кто ухаживает за остальными? В данный момент, похоже эта участь выпала мне.

Она сдалась.

Городской туман, плотный как занавес, скрывал спешащую сквозь темноту к неясному силуэту Танти миссис Прост, но послушно расступался и впереди и схлопывался за её спиной.

Тюремщик поджидал у главных ворот с фонарем в руке.

— Прощения просим, миссис, однако же вам надоть взглянуть на это, пока оно не стало фициальным. Знаю, ведьмы не шибко популярны в последнее время, но мы-то всегда считали вас частью семьи, если вы понимаете, о чём я толкую. Все у нас помнят вашего папеньку. Такой искусник! Мог вздернуть человека всего за семь секунд с четвертью! Никто не смог побить его рекорд. Никогда уже у нас не будет никого похожего на него. — Произнес он печально. — И ежели позволите сказать, миссис, я надеюсь, что более не увижу ничего подобного тому, что сейчас увидите вы. Мы все содрогнулись, и тут не может быть ошибки. Подозреваю, это как раз по вашей части.

Миссис Прост стряхнула капли с плаща в тюремном кабинете и тут же почувствовала разлитый в воздухе страх. Слышалось отдаленное позвякивание и вскрики, которые всегда появляются, когда дела в тюрьме становятся хуже. В тюрьме, по определению, много скованных друг с другом людей и все страхи, ненависть, беспокойство, ужас и толки сидят друг у друга на голове, сражаясь за свободное местечко. Она повесила плащ на гвоздик в двери и потерла руки.

— Отправленный вами паренёк сказал, что у вас случился побег?

— Крыло «Д», — пояснил тюремщик. — Заключенный Макинтош. Помните его? Пробыл тут около года.

— А, да. Припоминаю, — ответила ведьма. — Пришлось отменить суд из-за того, что жюри постоянно брало самоотвод. Очень мерзкое дело. Но из крыла «Д», насколько помню, еще никому не удавалось бежать. Верно? Решетки на окнах там стальные?

— Погнуты, — сухо ответил тюремщик. — Лучше вам самой взглянуть. Не скрываю, нас просто холодная дрожь берёт при одной только мысли.

— Но Макинтош, насколько я помню, ведь не был здоровяком, — продолжила ведьма, спеша по темному коридору.

— Верно, миссис Прост. Он был маленьким и тощим. Как раз на той неделе собирались вздернуть.

Но он выдернул решетку, которую и крупный-то мужик не смог бы пошевелить и ломом, после чего сиганул с тридцати футовой высоты на землю. Это точно ненормально, что верно, то верно. Но, что еще хуже — боже мой, тошнит от одной мысли…

Снаружи камеру, ранее занимаемую заключенным Макинотошем, охранял другой тюремщик. По непонятной для миссис Прост причине, поскольку её бывший обитатель со всей очевидностью сбежал. Увидев её, тюремщик вежливо прикоснулся к шляпе.

— Доброе утро, миссис Прост, — произнёс он. — Позвольте сказать, для меня честь встретить дочь величайшего палача в истории. Пятьдесят один год у петли, и ни один клиент не сорвался. Господин Трупер, нынешний палач, прилежный малый, но у него клиенты иногда брыкаются, а это признак низкого профессионализма. И ваш отец не отказался бы мерзавцам в заслуженной петле из страха перед адским пеклом и ужасными демонами, которые будут преследовать его после. Помяните мое слово, он бы поймал их и вздернул и их тоже. Семь секунд с четвертью! Каков был джентльмен!

Но миссис Прост не слушала. Она смотрела на пол камеры.

— Как ужасно, что леди должна это видеть, — продолжил второй тюремщик. Почти неосознанно миссис Прост ответила:

— Ведьмы не леди, если они явились по делу, Франк, — она понюхала воздух, и выругалась так, что Франк прослезился.

— Наверное гадаете, что же в него вселилось, не правда ли?

Миссис Прост выпрямилась.

— Мне не нужно гадать, парень, — хмуро ответила она. — Я это знаю.

Туман вжимался в стены зданий, словно в попытках скрыться с пути миссис Прост, когда она спешила обратно к улице Десяти Яиц, пробив в тумане туннель в точной форме миссис Прост.

Дерек спокойно пил какао, когда его мать прервала его идиллию с привычным громким пуканьем в открывшихся дверях. Он поднял глаза, вскинув брови.