Возможно, что и нет. Но она вспомнила о том, что попросила отца убраться в старом каменном амбаре. Это будет началом. У неё на этот старый сарай были свои виды.

— Эй, ты! Да, да! Там в тенёчке! Ты что, бьёшь баклуши?

Она сосредоточилась. Все эти размышления привели к тому, что она потеряла концентрацию на своем «никто-меня-незамечает» трюке. Она вышла из тени, что означает, что ее остроконечная шляпа тоже перестала быть тенью. На неё Герцогиня и уставилась.

Пришло время для Тиффани разбить лёд, даже если он был настолько толстым, что для этого потребовался бы топор. Она вежливо произнесла:

— Не знаю, что означает «бить баклуши», мадам, но я стараюсь.

— Что? Что! Как ты меня назвала?

Тон Герцогини походил на рокот приближающейся грозы, люди во дворе учли горький опыт, поскольку никому не хотелось попасть под грозу, и постарались побыстрее отсюда убраться.

Тиффани овладел внезапный порыв гнева. Она не сделала ничего такого, чтобы заслужить подобный крик. Она ответила:

— Извините, мадам. Насколько помню, я вас никак не звала.

Это никак не помогло. Герцогиня прищурила глаза:

— О, я тебя знаю. Ты ведьма — та самая ведьмочка, которая преследовала нас в городе, кто знает с какими темными мыслями. О, там, откуда я родом, мы знаем, какие бывают ведьмы! Постоянно во все вмешиваются, сеют сомнение, подрывают моральные устои и к тому же шарлатанки!

Герцогиня выпрямилась и с победным видом посмотрела на Тиффани. Она стукнула свой тростью о землю.

Тиффани ничего не ответила, но ответить ничего было трудно. Она чувствовала спиной, что слуги наблюдают из-за занавесок и колонн, или выглядывают из-за угла. Женщина ухмылялась, и эту усмешку следовало смыть с ее лица, потому что Тиффани ради всех ведьм мира должна была показать, что с ведьмами нельзя обращаться подобным образом. С другой стороны, если Тиффани даст ей отпор, та тут же сорвется на слугах. Поэтому требовалось осторожно подбирать слова. Но на это не было времени, потому что старая летучая мышь ударила первой. Она малоприятно хмыкнула и сказала:

— Ну что, дитя? Не хочешь превратить меня в какую-нибудь безмолвную тварь?

Тиффани старалась. Она действительно старалась. Но бывает так, что обстоятельства берут верх.

Она вздохнула.

— Думаю, не стану, мадам, потому что вижу, вы и сами отлично справляетесь!

Внезапная тишина была нарушена тихими звуками, словно стражник, спрятавшийся за колонной пытался рукой заглушить рвущийся наружу смех, а с другой стороны тоже самое пыталась сделать горничная, но только с помощью занавеса. Но в памяти Тиффани засел тихий щелчок двери, раздавшийся сверху. Это была Летиция? Она подслушивает? Ладно, не важно, потому что Герцогиня могла злорадствовать, так как Тиффани была в её руках.

Кто бы не был свидетелем, не следовало докатываться до глупых оскорблений. А теперь женщина с извращенным удовольствием будет строить козни против Тиффани, её родных и, возможно, против всех её знакомых.

Тиффани почувствовала как по спине потёк холодный пот. Такого с ней ещё ни разу не было — ни в приключении с зимовым, ни даже когда Анаграмма встала не с той ноги, ни даже с Королевой Фей, которая была та ещё штучка. Герцогиня превзошла их всех. Она была разбойницей — причем такого сорта, который заставляет свою жертву мстить, что в свою очередь вызывает новый виток еще более жестоких издевательств, попутно вредя всем окружающим, которых за их неудобства потом призывает винить всё ту же жертву.

Герцогиня оглядела затенённый двор.

— А где же стража? — Она подождала с кровожадным выражением на лице. — Я знаю, что где-то здесьесть стража!

Послышался звук торопливых шагов и из тени возник стражник-новобранец Престон, который нервным шагом приблизился к стоящим. «Ну, конечно же, это обязательно должен был оказаться Престон, — подумала Тиффани, — поскольку остальные стражники слишком опытны, чтобы рисковать помогать разгневанной Герцогине».

Престон нервно улыбался, что не очень хорошо, когда имеешь дело с подобными Герцогине людьми. По крайней мере, у него хватило ума, приблизившись, отдать честь, и хотя никто пока не показывал ему как это делать правильно, а так же поскольку это происходило редко, можно сказать, все прошло хорошо.

Герцогиня поморщилась.

— Чему вы улыбаетесь, молодой человек?

Престон внимательно обдумал ответ на вопрос и ответил:

— Солнышко светит, мадам, а так же мне нравится быть стражником.

— Нечего скалиться, молодой человек. Улыбчивость приводит к фамильярности, чего я не потерплю, чего бы мне это ни стоило. Где Барон?

Престон переминался с ноги на ногу.

— Он в склепе, мадам, отдает дань своему отцу.

—  Не называй меня мадам!«Мадам» зовут жену бакалейщика! И не стоит называть меня «миледи», потому что так зовут жён рыцарей и остальную шушеру! Я герцогиня, и поэтому обращайся ко мне «ваша милость». Ясно?

— Да… м… ваша милость! — В качестве самозащиты Престон ещё раз отдал честь.

На какое-то мгновение Герцогиня была удовлетворена, но это были очень короткие мгновения.

— Очень хорошо. А теперь вы заберёте это создание, — она махнула рукой в сторону Тиффани, — и запрёте её в темнице. Вам ясно?

Ошарашенный Престон взглянул на Тиффани за подсказкой. Она подмигнула ему, просто чтобы поддержать в нём присутствие духа. Он повернулся обратно к Герцогине.

— Запереть еёв темнице?

Герцогиня уставилась на него:

— Именно так я и сказала!

Престон нахмурился.

— Вы уверены? Придётся выгнать коз!

— Молодой человек, меня совершенно не касается то, что вам придётся выгнать коз! Я приказываю вам немедленно заключить под стражу эту ведьму! А теперь, выполняйте или я позабочусь, чтобы вы потеряли свою работу.

Тиффани была уже впечатлена поведением Престона, но теперь он заслужил медаль:

— Не могу исполнить, — ответил он, — из-за приз-унции. Мне сержант говорил. Приз-унция.

Лучшая унция — призовая унция. Означает, что нельзя закрыть кого-то в темнице, если этот кто-то ничего не нарушил. Лучшая унция — призовая унция. Все чётко зафиксировано. Лучшая унция – призовая унция. — С готовностью повторил он.

Неповиновение, похоже, вывело Герцогиню за все возможные границы гнева, и привело её в своего рода зачарованный ужас. Это веснушчатое лицо в плохо подогнанных доспехах посмело не повиноваться ей, оправдываясь какими-то глупыми словами. Подобное с нею ещё не случалось.

Такое могло случиться, если б лягушки заговорили. Это был бы увлекательно, и интересно, и всё такое, но рано или поздно, лягушку пришлось бы раздавить.

— Вы немедленно сдадите свое оружие и навсегда покинете замок, ясно? Вы уволены. Вы утратили доверие, и я постараюсь, чтобы вас нигде больше не приняли на службу стражником, молодой человек.

Престон покачал головой:

— Нет, так не пойдет, ваша мадамская милость.

Потому что лучшая унция — призовая унция. Мне так сержант говорил. Говорил: «Престон, держись за унцию. Она твой друг. Потому что лучшая унция — призовая унция».

Герцогиня посмотрела на Тиффани, и поскольку та хранила молчание, которое по-видимому раздражало больше слов, Тиффани улыбнулась и промолчала, в надежде, что Герцогиню разорвёт.

Вместо этого, как и ожидалось, та обратилась к Престону:

— Как ты смеешь так со мной разговаривать, негодник! — Она подняла сияющую трость с серебряным набалдашником, но внезапно палка отказалась двигаться с места.

— Вы его не ударите, мадам, — спокойно сказала Тиффани. — До того я переломаю вам руку в нескольких местах. В этом замке мы не бьем людей.

Герцогиня зарычала и дёрнула трость, но ни палка, ни рука не сдвинулись с места.

— Через мгновение я отпущу трость, — сказала Тиффани. — Если вы попытаетесь ею снова кого-нибудь ударить, я переломаю её пополам. И учтите, это не предупреждение. Это — предсказание.

Герцогиня зыркнула на неё, но увидела что-то в выражении лица Тиффани, что поколебало её глупую решительность. Она отпустила трость, и та упала на пол.